Тренировочный день 4
Шрифт:
— У меня домик отдельный. Сразу за первым корпусом налево, там тропинка. Не заблудишься.
— Виктор Борисович! — звонкий голос сзади. Виктор оборачивается. Ну конечно же Нарышкина.
— Виктор Борисович! А ваши с команды купаться пошли! А нам Ритка не дает! — выпаливает Лиза, переминаясь с ноги на ногу: — а у меня такой купальник шикарный! Красного цвета, болгарский! Хотите посмотреть?
— Вот я об этом. — вздыхает Анатолий Сергеевич и с чувством хлопает Виктора по плечу: — держись, брат. Заходи ко мне вечером, поговорим. Ну а пока… у меня так много дел, так
— Лиза! — Виктор поворачивается к Нарышкиной: — ну во-первых, не «Ритка», а Маргарита Артуровна. То, что она у вас не преподает еще ничего не значит, она у нас тоже ШКРАБ.
— ШКРАБ? — хмурится девушка, потом сразу же, без перехода — сияет улыбкой и кивает: — а, вспомнила! «Республика ШКИД», там же это было, да? ШКРАБ — значит Школьный Работник!
— Все-таки старшеклассники — лучшие люди страны, — говорит Виктор и вздыхает: — ну пошли разбираться почему Ритка вас не пускает купаться и твой красный болгарский купальник останется сухим…
— Не понимаю. — говорит Юля Синицына, растягиваясь на шезлонге и опуская темные очки на глаза.
— Чего именно не понимаешь? — спрашивает у нее Маша Волокитина, которая сочла своим долгом все же составить компанию Синицыной, в то время как все остальные уже влезли в теплую воду и вовсю плескались на мелководье. Лето выдалось жарким, а сколько раз она успела покупаться — по пальцам пересчитать можно. По пальцам одной руки.
— Маша! — рядом с ними вырастает эта Бергштейн, которая уже мокрая с головы до ног и сияет своей улыбкой на все тридцать два, а то и побольше, она ж как акула, у нее, наверное, зубы в два ряда растут. Маленькие капельки воды стекают по ее загорелой коже, и Маша думает о том что эта Бергштейн уже все загорелая, и где она загорать успевает? Вот у них — постоянные тренировки, да еще и в крытом зале, а если загораешь, то «офицерским загаром», это когда у тебя лицо и кисти рук загорают, потому что времени нет солнечные ванны принимать. А она эту Бергштейн без одежды видела — у нее везде ровный загар, значит где-то загорает вовсе без одежды. И время и место находит…
— Чего тебе, Бергштейн? — вздыхает она: — иди уже, купайся.
— Я с тобой хочу! — она тянет ее за руку: — ну же! Пошли! Юльку оставь, она все равно мрачной будет.
— Я не мрачная. Я просто не понимаю. — говорит Юля Синицына и достает из своей сумочки солнцезащиный крем и протягивает его Лиле: — намажь мне спину, а то я обязательно сгорю. Солнце сегодня просто сумасшедшее.
— А… — Лилины глаза быстро мечутся туда-сюда между Юлей и Машей: — конечно! Маша, раз ты купаться не идешь, я и тебя намажу! Нельзя сгорать! Рак кожи будет, скажи, Юля.
— Вероятность возникновения рака кожи существенно возрастает. — кивает Юля и раскладывает свой шезлонг, переворачивается на живот, подставляя спину: — только лавтаками такими не мажь, экономнее будь, знаю я тебя. Это заграничный крем, а не «союзпищторг» какой-то.
— Спасибо, откажусь. — говорит Маша. Почему-то от мысли что Лиля будет ей спину кремом мазать —
— Да ладно тебе. — прищуривается Лиля, выдавливая на ладонь немного крема: — это для здоровья полезно. Или пошли со мной купаться!
— Лучше пусть Юля скажет, что ей не понятно. — переводит тему Маша.
— Мне многое не понятно. — говорит Юля Синицына не поворачивая головы и лежа на животе, пока Лиля втирает ей крем в кожу спины: — вот например что мы тут делаем? Мы же тренироваться должны, у нас в следующую субботу матч, а ты Волокитина и вовсе капитан команды соперников. И еще, Бергштейн, почему на тебе такой купальник? Что это за купальник вообще? Тут пионерский лагерь на секундочку, а ты в таком вот щеголяешь.
— В самом деле. — Маша бросает еще один взгляд на загорелое тело Лили, покрытое мелкими капельками воды: — это ж не купальник а готовый скандал в приличном семействе. Лучше бы уж сразу голая ходила.
— Называется бикини. На западе давно все такое носят. — задирает нос Лиля и сияет улыбкой: — а у меня совершенно случайно еще один есть! Как раз твой размер, Маш, бирюзовый! Твой любимый цвет! Хочешь, подарю?
— Нет, спасибо. — говорит Маша: — я рядом с тобой, Бергштейн почему-то всегда себя неудобно чувствую. Мне даже переодеваться рядом с тобой неудобно.
— И на то есть причины. — бормочет себе под нос Синицына: — уж это-то я понимаю. Я не понимаю, что мы тут делаем? Загораем, купаемся, обед через два часа…
— Через три! — блеснула улыбкой Лиля: — а вы видели, как Валя Федосеева плавает? Как амазонка! Валькирия! У нее мышцы на плечах бугрятся, вот ей-богу! Как будто змеи живые! Как будто ей под кожу питон влез, Двуцветный Скалистый Змей.
— Хорошо, что Масловой тут нет, а то бы обязательно пошлую шуточку сказала бы. Про питона под кожу. — кивает Маша: — ты бы полегче с двусмысленностями, Бергштейн.
— Почему ты все время такая холодная, Маш? — спрашивает у нее Лиля, намазывая кремом уже ноги Синицыной: — вот все время «Бергштейн то, Бергштейн се», а у меня имя есть. Между прочим красивое — Лилия. Я — цветочек.
— И лучше, чтобы ты росла на чужой клумбе. Пусть тебя кто-то другой поливает. — твердо говорит Маша: — вот есть в тебе что-то Бергштейн… чем-то ты меня раздражаешь.
— И это тоже мне понятно. — бормочет себе под нос Синицына: — совершенно понятное чувство. Меня она тоже бесит.
— Выше голову, девчонки! Кстати, а вы слышали, что это — тот самый лагерь, где Добрая Вожатая была в прошлом сезоне!
— Бергштейн. Это уже не ноги… не трать крем понапрасну. Под купальником я все равно не сгорю.
— Ой, я случайно. Маш, переворачивайся на живот, я и тебе спинку намажу… вместе с ножками.
— Иди в пень, Бергштейн. Это же дорогой крем. Юлин. А ты его…
— Пусть мажет. — поворачивает голову Юля: — а то ты назавтра будешь красная как рак и кожа будет клочьями сходить. Вообще с летним солнцем аккуратнее нужно быть, у нас матч в следующую субботу, я не могу допустить чтобы ты заболела, пусть ты и капитан команды соперников. Мажь ее, Бергштейн.