Тренировочный день 4
Шрифт:
— Рано или поздно все тайное становится явным. От коллектива ничего не утаишь. — говорит Гоги Барамович: — и… Вах, а чего скрывать-то? Это дурные поступки скрывают, а подвигами нужно гордиться! Это же победа всего Комбината! Все болельщики «Металлурга» тебе теперь выпивку поставят, Вить!
— Мужики. — качает головой Марина: — вот как вы можете так рассуждать? Это любовь, интимное чувство между двумя людьми… а если бы Лилька вас услышала? Вы бы ее чувства ранили… Светка скажи им!
— А чего Светка сразу? — пожимает плечами Светлана: — это ж Лилька. Ей всегда было на общественное мнение плевать. Знаешь как она в школу ходила? Половину головы выбрила и ходила. Юбку срезала почти под попу, уши под серьги первая проколола, причем на левом ухе сразу три дырки сделала. У Лильки принципы простые — стыд глаза не выест, брань на воротах не виснет и это как его… безумству храбрых поем
— Обзываться с утра будешь?!
— Витька! Ты чего так долго? — в дверях появляется Лиля, уже одетая. В руке у нее белая фарфоровая чашка, а за спиной маячит Батор с обалдевшим лицом.
— Привет, Кнопка. — Светлана поворачивается к ней и демонстративно игнорирует Батора. Батор — сдувается. Марина — закатывает глаза. Гоги фыркает так, словно подавился, но тут же делает спокойное и серьезное лицо.
— Давайте общие собрания на кухне проводить, а? Там и места побольше. — предлагает Виктор, намыливая помазок: — а то понабились в умывальную, а никто не умывается кроме меня. Отвлекаете.
— В самом дэле. — говорит Гоги: — этот придурошный опасной бритвой бреется, еще отрэжет себе что лишнее. А ведь только за ум взялся. Мадмуазель… — он галантно берет руку Лили и целует ей кончики пальцев: — вы неотразимы сегодня. И что вы нашли в нашем Витьке — ума не приложу, но всем сердцем одобряю. Ему такая красавица на пользу, а то болтается как… цветок в проруби, если простите мнэ такую мэтафору.
— А я вас знаю! — веселится Лиля: — вы же в отделении в тот раз были! Советовали куда в следующий раз бить хулиганов чтобы те сразу обделались! Вы же за Комбинат болеете?
— Мои личные предпочтэния в командах никоим образом нэ отражаются на восхищении такой красавицей и спортсменкой как вы, уважаемая Лиля!
— Комсомолкой. Она еще и комсомолка. — уточняет Виктор от зеркала, натягивая кожу шеи пальцами и занеся бритву: — и ступайте уже на кухню.
— В самом дэле… прошу вас, уважаемая дэви. А скажитэ пожалуйста, у вас с Витькой все серьезно или как? Нэ для меня, друг интересуется… — и компания уходит из умывальной, оставив Виктора одного. Он же аккуратно поводит лезвием бритвы по шее, стряхивает мыльную пену, подставляет бритву под струю холодной воды и натягивает кожу пальцами с другой стороны.
— Бежать тебе надо Витька. — раздается голос, и он вздрагивает от неожиданности, шипит, порезавшись и оглядывается. Оказывается, Светлана не ушла со всеми, видимо решив игнорировать Батора до конца.
— Предупреждать нужно… — ворчит он, разглядывая порез в зеркало. Кровь бодренько бежит, смешиваясь с белой пеной. Придется бумагу брать и залеплять, чтобы остановить… но сперва нужно добрить эту сторону…
— Я говорю — бежать тебе нужно, Вить. — говорит Светлана: — я ж ее со школы знаю. Никогда у нее отношения ничем хорошим не заканчивались. Лучше держись-ка ты от нее подальше… хотя видимо уже поздно. Раз уж она с утра у тебя в постели оказалась — точно поздно. Постарайся все же не сильно к ней привязываться… Лилька она девка неплохая, вот только чувств у нее сложных не бывает. Она идет по жизни маршем, а ты Вить — как будто цветы нюхать собрался. Не по дороге вам.
— И… обязательно учту. — говорит Виктор, смывая пену и кровь со своего лица: — а что у вас с Батором? Помиритесь?
— Да ни в жизнь. Скотина такая…
— Понятно. — Виктор вытер лицо полотенцем, аккуратно промокнул вокруг пореза: — ладно, пошли чай пить. С лимоном.
Глава 13
Глава 13
Пока пили чай, тетя Глаша вместе с Гоги Барамовичем выпытывали у Лили какие у нее намерения относительно Виктора и когда свадьба намечается. Лиля держалась как стойкий оловянный солдатик и делала вид что не понимает намеков, а может действительно не понимала, говорила, что она давно уже ему предлагала ему вместе жить, но он все кочевряжится. Тетя Глаша руками всплескивала и головой качала осуждающе, бросив на Виктора такой взгляд, будто он преступник с плаката «их разыскивает милиция». Гоги тоже головой покачал и сказал, что он никогда особых иллюзий насчет Витькиного интеллекта не испытывал, но тут уж и вовсе клейма ставить некуда. Когда такие вот предложения поступают, товарищ Полищук, нужно чемоданы паковать, а то ведь передумают.
Виктор пил чай с лимоном и думал о том, что шапка Мономаха — довольно тяжелая штуковина, потому как верно сказал Гоги Барамович — льгот и привилегий от статуса «Лилькин парень» у него еще никаких нет, а вот обязанностей и ответственности уже хоть завались. Плюс отпугивает
Вот только неохота людей обманывать. В металлургии Виктор понимает как свинья в апельсинах, но даже с его куцыми знаниями он понимает, что в ближайшие двадцать лет такой вот завод никому нахрен не нужен будет. И дело не в том, что жадные предприниматели хотели страну развалить и распродавали заводы по кусочкам, вместо того чтобы оздоравливать и продукцию выпускать. Наверняка были и такие, которые хотели продолжать работать, выпускать велосипеды «Десна» и магнитофоны «Берестье». Однако с момента как откроются границы никакая внутренняя продукция не выдержит конкуренции с зарубежной. А экономика страны рассчитана на союзное экономическое пространство, тот же Колокамский Металлургический Комбинат наверняка убыточен и держится только на военных заказах, нет, если вот прямо сейчас на международный рынок оружия выйти и начать продавать продукцию Комбината за рубеж — то, наверное, можно в плюс выйти, да только кто же тебе даст? В девяностые продавали и танки и самолеты, но под видом «лома», законодательство так и не изменилось, продавать оружие за рубеж могли только государственные предприятия. Да и комплектующие к продукции со всего Союза поставлялись, как тут выпускать, когда деталей нет? Если бы Виктор был чудо-менеджером вроде Каупервуда, то и в этом случае скорей всего пришлось бы половину рабочих уволить и половину оборудования продать и переквалифицироваться на то, чтобы детские санки из спутниковых тарелок клепать…
Так что… по большому счету взять Комбинат под свой контроль — не такая уж и проблема. Если участвовать в программе приватизации и убедить большую часть рабочих доверить голоса от акций. Страна пока что — край непуганых идиотов, наивных людей, которые верят, что рыночная экономика — это лекарство от всего. Что такое «рейдерский захват» тут и слыхом не слыхивали, в душе не чают. А для него пройтись по цехам и пообещать работягам дивиденды с акций, выписать от них доверенности, потом на акционерном собрании одним разом сместить директора, переписать устав и… все. Предприятие станет его собственностью. Номинально — он будет всего лишь директор, но фактически станет распоряжаться Комбинатом как своим. Сможет продать все — от оборудования и сырья до земли и зданий. Большинство так и сделало, так и создавались капиталы новой России… более того — и выбора-то особого не будет. Комбинат работает только тогда, когда сырье есть. Если встанут рудники и шахты (а они встанут) — встанет и Комбинат. Так что рынок на месте нынешнего спорткомплекса и спортсмены ушедшие в рэкет или там вещи с Турции везущие — это реальное будущее.
И… неохота ему этим заниматься. Во-первых врать, глядя людям в глаза неохота. Да, он может их всех тут развести на деньги, продать и купить прежде, чем они рот откроют, потому что наивные советские люди пока еще. Рынок еще не выдавил на их лицах печать недоверия к ближнему. Что тут говорить, у них в коммуналке даже двери никто в свою комнату не закрывает путем. А во-вторых, свою новую жизнь, новый шанс, выпавший ему по неизвестным, каким-то кармическим или космическим причинам — он не хочет провести вот так. На совещаниях, подписывая документы, всегда занятый, сауны с девицами и бандитами, сперва — с бандитами, чуть позже — с прокурорами. Обязательно вступить в новую партию, которая займет место КПСС, демонстративно выйти из рядов комсомола, начать ходить в церковь, сперва превозносить Запад и его ценности, потом также демонстративно — плевать на них. С высоты прожитых лет он совершенно точно знал, что «и это пройдет». Люди, которые мечутся туда-суда как испуганные рыбки в пруду — умирают уставшими.