Шрифт:
Александр Коротенко
Трепанация
Гематома
Гематома – ограниченное скопление крови при закрытых повреждениях, сопровождающихся разрывом сосуда и излиянием крови в окружающие ткани.
– Вы меня слышите? Вы слышите меня? Попробуйте сосредоточиться. У вас серьезная травма головы. Вы были практически без сознания. Нам придется произвести трепанацию черепа. Состояние тяжелое, но мы постараемся сделать все, что сможем. Операция будет проводиться под местным обезболиванием. Больно не будет, и вы будете находиться в сознании. Постарайтесь реагировать, если я буду к вам обращаться.
– Да, хорошо.
– Можете даже что-нибудь рассказывать. Как вас зовут, сколько вам лет, что-нибудь из жизни. Операционная готова? Везите его туда. Осторожно с шеей. Елена Александровна будет мне помогать. Все. Готовьте его.Трепанация – операционный доступ, позволяющий произвести хирургическое вмешательство на головном мозге и его оболочках. Обычно проводится под общим наркозом. Реже под местным, если необходим контроль за рефлексами пациента. В дополнение к общему хирургическому инструментарию следует иметь ручной трепан с набором фрез различной формы и диаметра, проволочные пилы Джильи или Оливекрона с проводниками для них, резекционные щипцы Егорова, Дальгрена, щипцы Люэра, ложечки, окончатые
– Вам удобно?
– Да.
– Итак, как вас зовут?
– Иван.
– Сколько вам лет?
– Тридцать…четыре, кажется.
– Чем занимаетесь, Иван?
– Уже ничем. Живу.
– Что же так пессимистично? Молодой, красивый. Вся жизнь впереди.
– Он плачет.
– Иван, вам больно? Скажите? Плакать нельзя. Ну, ну, вы же мужчина. Скажите, где болит. Не молчите, не молчите.
– Да, да, все нормально. Я не буду плакать.
– У вас семья есть? Дети? Расскажите.
– Он опять плачет.
– Что такое, в чем дело? Возьмите себя в руки. Мы еще ничего не делаем. Вам нельзя плакать. Давление прыгает.
– Я не буду, не буду. У меня слегка кружится голова.
– Это ничего. Это нормально. Итак, чем вы занимались?
– Я преподавал философию в университете. Готовился к защите докторской диссертации.
– О как! И что ваша философия говорит о смысле жизни? Вы верите в Бога?
– Раньше не верил, теперь не знаю. В школе получил грамоту за то, что доказал Его отсутствие. И все казалось так ясно и просто, а теперь вот лежу здесь. А вы что, неверующих не оперируете?
– Еще как оперируем. Нет верующих или неверующих. Все люди стараются жить, а мы помогаем, когда они ломаются. Поверните его немного и подложите подушки. Вот так.Перед началом операции голову бреют, моют, смазывают бензином и спиртом, 5–10 % йодной настойкой. Если кожа нежная, можно ограничиться только спиртом.
Место разреза кожи и трепанации размечают чернилами или метиленовой синькой соответственно схеме Кронлейна или ее модификациям. Местная анестезия производится 0,2–0,5 % раствором новокаина с адреналином, блокируя n. occipitalis major et minor при операциях на задних отделах черепа и блокируя r. medialis et r. lateralis n. frontalis, r. zygomatico-temporalis et n. auriculo-temporalis при операциях на передних отделах черепа. Затем производится инфильтративная анестезия по линии разреза 0,5 % раствором новокаина.
Разрез кожи производится не сразу на всю длину, а отдельными участками, стараясь помнить о косметичности разреза.– Начали.
Никогда. Никогда Иван не смотрел рекламу и не обращал внимание на промоакции, проходящие в магазинах. Он был выше этого – выше обывательских рефлексов.
Давно, еще в школе, он решил для себя, что его удел – избранность. Он должен быть умнее, сильнее, лучше всех.
– Остров. Ваня, ответь, пожалуйста, за этих недоумков. Хоть один нормальный ученик есть в классе.
И он чувствовал гордость, когда весь класс тихо слушал его спокойный и уверенный ответ.
– Спасибо, Ванюша, садись. – Влюбленными глазами смотрела на него Зоя Михайловна, преподаватель литературы, старушка, так и не ставшая женщиной.
Высокий, светловолосый и по-юношески худощавый, он обладал спокойным сосредоточенным взглядом и чуть надуманной силой воли. Впрочем, такое же впечатление создавалось и от общения с ним. Он как будто надел великоватую одежду в стиле «взрослость», но это принималось окружающими, расценивалось как серьезность и очень нравилось преподавателям.
На выпускном экзамене по алгебре Фира Петровна очень волновалась: ожидались три золотых медалиста. За двадцать три года преподавания в школе она, пожалуй, впервые забыла накрасить губы. Перед аудиторией сидели представители городского отдела образования, и она нервно ходила между рядами школьников. Наконец, не выдержав, она подошла к сидевшему за Ваней Саше Карпенко и, скрывая волнение, спросила, как у него дела с решением задач. Не слушая его грустный ответ, она осторожно положила на парту листок.
– Сверься с ответом и передай Ване.
Для Саши Карпенко, сына прокурора города, это было подобно счастью из-за угла. Это было спасение.
– Остров, – тихо позвал Саша.
Ваня с видом занятого человека обернулся.
– На шпору, Фира дала.
– А, нет, не надо. Это лишнее.
Если вы думаете, что Остров был из какой-то особенной семьи, то вы ошибаетесь. Его мама работала продавщицей в продуктовом магазине, а отец мастером на стройке. Отец когда-то учился в институте, но, встретив Нину, очень быстро женился и так же быстро произвел ребенка. Он был отличным студентом, но учебу пришлось оставить и пойти работать. Хотя надежду окончить институт и избавиться от тупых начальников он не оставлял никогда.
– Мужчина, зачем вы мусорите в автобусе? Да еще при ребенке. Какой пример вы ему подаете?
– А ты кто такая, чтобы делать мне замечания? Я начальник строительства, а ты кондукторша с двумя классами, и те на остановке получила! Тоже мне начальница.
Отец был нетрезв, и эта худая неухоженная женщина с сумкой через плечо стояла перед ним, сидящим с Ваней на заднем сиденье. Ее бледное лицо покрылось красными пятнами. Сдаваться она не собиралась.
– Я вас высажу.
– Ты меня? Да кто ты такая? Я вам устрою тут карнавал, все с работы повылетаете!
Отец уже кричал. К счастью, они уже подъехали и надо было выходить.
Ваня вышел первым.
Ему было лет десять-двенадцать, и хотя такие ситуации возникали с отцом постоянно, когда тот выпивал, все же он не мог к ним привыкнуть.– Он, кажется, потерял сознание.
– Вы уверены? Какие показатели?
– Всё в норме. Давление низковато.
– Следите за давлением. Иван, вы меня слышите? Иван!
– Да, да.
– Ну и молодец. Все нормально?
– Да.
– Продолжаем.В подкожной клетчатке черепа имеется обильная сосудистая сеть, образованная разветвлениями основных артериальных стволов и большим количеством анастомозов между сосудами той же и противоположной половин черепа. Соединительные перемычки, расположенные между жировыми комочками подкожной клетчатки, срастаются с адвентицией сосудов, поэтому при разрезе кожи и подкожной клетчатки просветы их зияют и кровотечение бывает значительным. Для предотвращения кровотечения хирург пальцами левой руки, а ассистент всеми остальными – производят сильное давление на кожу по обеим сторонам предполагаемой линии разреза кожи. В это время оперирующий скальпелем рассекает кожу, подкожную клетчатку и galea aponeurotica, а ассистент аспиратором отсасывает из разреза кровь и раствор новокаина. После рассечения galea aponeurotica кожа становится подвижной, края раны свободно раздвигаются и гемостаз становится осуществить очень легко. При ослаблении давления на кожу с одной стороны на белом фоне появляются капельки крови из зияющих сосудов. На них накладывают кровоостанавливающие зажимы, клипсы, которые перед наложением швов снимают, или их просто коагулируют.
– Остров, вы слишком самоуверенны, опираясь исключительно на мнения авторов монографий и не трудясь самостоятельно мыслить. В этом, как мне кажется, проявляется ваш провинциализм, а вы все же учитесь в лучшем столичном вузе на философском факультете и, следовательно, должны учиться
– Итак, закончим обсуждение соотношения формы и содержания применительно к государству!
Всегда элегантно одетый доцент Гаврилов обращался не к кому-то конкретно, а ко всей группе студентов.
Эта ситуация была бы не так занятна, если не знать следующее. На одном из семинаров доцент Гаврилов высказал ряд соображений по вышеупомянутой теме, а именно: что первично – форма или содержание, и как они влияют друг на друга. Речь шла о форме и содержании государства. Однако универсальность категорий могла предполагать что угодно. Например, содержание личности определяет ее жизнь как форму бытия, или, напротив, бытие определяет содержание сознания.
Обсуждение проходило довольно вяло, как обычно, пока не встал Остров и не высказал совершенно противоположные Гаврилову мысли, ссылаясь при этом на мнения других ученых. Гаврилов, естественно, не согласился с ним. Во-первых, преподавателем был он, а не этот мальчишка. Во-вторых, за их спором наблюдала вся группа, и в конце концов… да кто он такой, этот Остров, что над ним все так трясутся, как над новым светилом!
Когда прозвенел звонок, многие поняли, что весь семинар прошел в диалоге между студентом Островым и доцентом Гавриловым. А это значило, что две-три двойки пролетели мимо цели.
Так вот, следующий семинар Гаврилов начал с уже известной речи. И опять второстепенный вопрос, мало относящийся к теме занятия, погрузил аудиторию в море слов, определений и категорий до самого звонка арбитра, который называется время.
Развязка наступила неожиданно и была сногсшибательна.
Остров вышел на крыльцо покурить, там уже стоял профессор Воробьев, седоватый лысеющий Сократ, с пронзительными серыми глазами и в вечно измятом костюме. Этому ветерану философии прощали всё, даже курение в аудитории во время лекции, потому что более авторитетного ученого на факультете философии не было. Было известно, что у него была молодая жена, бывшая его студентка, лет на двадцать моложе. Детей у них не было. По этой причине или по другой, но Воробьев относился к Острову как к своему ребенку, по-отечески мягко и снисходительно, хотя с другими был тверд и непоколебим.
– О, Ванюша, иди покурим. Что у тебя?
– Семинар был.
Следует заметить, что рядом стояли отдельным кружком сокурсники Острова и, естественно, слушали их разговор.
– Ну и как?
– Да уже второй семинар меня пытаются убедить в первичности содержания и вторичности формы применительно к государству.
В это время на крыльцо вышел Гаврилов, образовав третью группу из себя и своей гордости. Он как-то сразу понял, о чем идет речь.
– Какая ерунда. Это же понятно, что ты прав. Кто этот идиот?
– Да так, – смутился Иван.
– Ну ты ему все объяснил? Ты же умница.
Гаврилов исчез. А сокурсники Острова после этого случая подходили к нему перед сложным семинаром и просили задать преподавателю какой-нибудь интересный вопрос, чтобы на его освещение как раз ушло все время семинара.– Иван, вы слышите меня?
– Да. Все нормально.
– Ну, я рад. Все идет по плану. Как вы себя чувствуете?
– Нормально, нормально. Пить хочется.
– Сестра, смочите ему губы. Иван, придется потерпеть. Ты за рулем давно?
– Да. В общем, да.
– А что, дорога была скользкой? Что молчишь? Не помнишь?
– Нет.
– Он опять плачет.
– Да что с тобой, Иван? Что там случилось? Хотя нет, давай о чем-то хорошем. Тебе нельзя плакать сейчас. Елена Александровна, как там показатели?
– Всё в норме.
– Иван, так где ты работал? Я не понял.
– В университете на факультете философии. Заведующий кафедрой, профессор.
– Да ну? Такой молодой, и уже профессор. Профессоров у меня еще не было. Посмотрим, что у вас в голове.При подковообразных разрезах после рассечения кожи, подкожной клетчатки и galea aponeurotica образованный кожно-апоневротический лоскут относительно легко отделяется от подапоневротической клетчатки, а в височных областях – от фасции височной мышцы. Кожно-апоневротический лоскут отворачивают и под него подкладывают марлевый валик толщиной 2,5–3 см. Шелковой нитью прошивают край galea aponeurotica и натягивают над валиком откинутый лоскут мягких тканей. Валик до некоторой степени сжимает кровеносные сосуды основания лоскута, и кровотечение почти полностью прекращается.
– …прекрасно обобщив материалистические концепции древних философов, провел ясную параллель между философами средних веков и современной прогрессивной мыслью, систематизировал основные материально-детерминированные концепции… Безусловно, заслуживает присвоения научной степени – кандидата философских наук. – Благодарю моего научного руководителя профессора Воробьева, а также рецензентов профессора Ковалеву и профессора Островерхова.
– Ванечка, поздравляю. Поздравляю, дорогой. Так что, Бога нет? Нет Бога?
– Нет, Трофим Иванович, нет. Хотя вон моя богиня.
Он стоял с профессором Воробьевым у входа в аудиторию. К ним подошла молодая красивая девушка. Ее темные волосы были собраны в пучок на затылке, блестящие глаза светились умом и удовлетворением.
– Машенька, здравствуйте. Поздравляю и вас. Что, просидели всю защиту здесь?
– Куда же я денусь от него? – и она взяла Ивана под руку.
– Ну, так что, может, и вам рискнуть? Защититься?
– Нет. Теперь главное, чтобы Ванюша вышел на докторскую.
– А как твоя мама, все забываю спросить, Вань?
– Сейчас лучше. Вы же знаете, столько лет прожить с человеком и потерять его…
– Передавай ей привет, а мы с Мариночкой ждем вас завтра на обед.
Профессор обнял их по очереди и пошел старческой походкой по коридору.
Маша обняла Ивана.
– Как я рада за тебя! Пойдем в ресторан, отпразднуем это. Ой, мне же нельзя теперь спиртного!
– Думаю, символически пригубить можно, ничего страшного Николашке не будет.
– Откуда ты знаешь, что Николашка? Может, Катюшка.
– Николай, Николай. Увидишь.
У них у обоих было то замечательное состояние, когда все удается, а жизнь проста, ясна и определенна. В такое время и люди хорошие, и погода подходящая. К тому же была весна.
– Ванюша, твоя мама хочет, чтобы мы крестили нашего малыша.
– Какая ерунда! Как можно верить во всю эту ерунду! Мама ладно, она пожилой человек, но ты образованная современная девушка. Какая религия, какое крещение!
– Ваня, но даже президент в церковь ходит.
– Так это пиар, разве непонятно. Это просто сейчас модно. Народ обманули. Он остался без идеологических ориентиров. Но зачем же обманываться опять?
– Хуже от этого не будет. Чего ты такой упрямый?
– Лишнее это. Никто не защитит тебя, если ты сама об этом не позаботишься. Все зависит только от тебя.
– А как же сверхъестественные явления?
– Ты еще вспомни Христа! Что мы с тобой все время спорим об этом?
– Ты меня любишь?
– Да.
– Так это же вера, а не логика.
– При чем тут вера? Я просто не хочу анализировать причины, по которым я тебя люблю.
– А я и не могу.
– Что не можешь?
– Не могу знать причины.
– Тебе надо меньше увлекаться религиозными мистиками. Я понимаю, что это отвечает твоей женской природе и тяге к таинственному, но опустись, пожалуйста, на землю. Завтра на календаре будет двадцать первый век. Где Он, твой Бог, в чем Он себя проявил за это время?
– Кто знает.
– Как это, кто знает? Как это, кто знает?
– Ну ладно, Ваня, ладно. Не заводись.
– Мне предложили должность доцента на кафедре.
– Да ты что? Вот здорово! Какой ты молодец! Ты лучший. Представляешь, тебе только двадцать семь, а ты уже доцент!