Трещина в могильной плите
Шрифт:
Сэндвич сгорал в печи. Эд достал его, выкинул и положил греться новый. Вернулся обратно, к окошку у шатра, которое было скрыто за ширмой. Нога отца бессовестно торчала снизу, а сам он все еще брыкался.
– Тебе двойной? – Спросил Лоуренс-младший, подойдя к окошку.
– Вроде того!
Неожиданно Эдварду стало ужасно смешно. Он смеялся еще минут шесть: пока клал сэндвичи греться, пока клал начинку, смешивая с ядовитыми зернами, пока видел мерзкие, лоснящиеся лица покупателей. Все это от начала и до конца было немыслимо. Когда он отдавал очередной
«Не вернусь» – понял Эд.
Отец сидел на полу и крепко сжимал револьвер.
Эдвард кричал. Ему все это было непонятно и ненавистно. Это выглядело совсем не как фильм; более того, это вообще было совершенно абсурдно. Он хотел убить своего отца.
Прогремел выстрел, и еще один – обе пули вошли в деревянные балки, которые поддерживали конструкцию шатра.
Марти Лоуренс смотрел на сына и пускал слюни. В левой руке он сжимал нож для сэндвичей, которым, как думал Эд, пекарь собирался расправиться с собственным ребенком. На ноже блестело масло, а на самом лезвии застряло кунжутное семечко.
Эд не знал, как у отца хватило духу стрелять. Сейчас папаша уже не мог сделать этого снова. В ужасе он еще сильнее осел на пол и зачарованно наблюдал за сыном, словно парализованный.
Отец издал звук, похожи на рык зверя, и поднял оружие, целясь прямо в голову Эду. Эд был мысленно готов умереть. Внутри шатра играла музыка.
Не могла бы Мэри пожарить еще немного рыбы, мама?
Я голоден, как никогда;
О, Господи, я так мечтаю,
Чтобы ребенок был спокоен и спал:
Моя голова убивает меня.
Рука отца дергалась из стороны в сторону, будто в дешевом вестерне. Он был похож на парня, так и не решившего, на чьей он стороне – шерифа или грабителей.
Я видел бывшую жену недавно, мама.
Той ночью она танцевала в «Миллерс»
Вместе с Джэки Уайтом, мама.
Что ж, они мертвы – и это я покончил с ними.
Эд вспомнил интересную статью, прочитанную в детстве. Журнал был интересный, его выписывал отец. Большую часть статьи занимало описание элемента Теллура, который планировали добывать в этом городе, а вторая рассказывала про сам город. Именно в Теллурайде свое первое ограбление совершил Бутч Кэссиди. В журнале была фотка этого самого Бутча в каком-то некрасивом кресле, и подпись: «Ограбление на 24580 долларов».
Ты думаешь, что я слетел с катушек, мама?
Лучше налей мне чашку, прошу.
Ты думаешь, что я слетел
Лучше позволь им запереть меня.
Отец выстрелил. Деревяшка раскололась пополам, но все еще стояла. Марти удивленно посмотрел на револьвер, который подвел его уже третий раз в жизни. Жирный боров не упражнялся в стрельбе уже пару лет. Будь Эд в состоянии говорить, непременно съязвил бы перед смертью на сей счет. В конце концов, он всегда думал, что отец раньше убьет его, чем ему удастся самому прикончить своего старика.
Не давай мне щенка Джонни, мама.
Я боюсь случайно раздавить его;
У меня снова странные мысли внутри, мама.
Позволь мне рассказать, что я натворил вчера.
Тишину после первого выстрела разразил громкий звук второго, но на этот раз зазвучало другое оружие. Плечо Марти залилось кровью. Его глаза широко открылись, но он продолжал целиться, несмотря на дикую боль, раскатывающуюся по всему телу.
Я очнулся в комнате у Джонни, мама,
Стоя подле его кровати.
Мои руки смыкались у него на шее, мама,
Я желал, чтоб мы сдохли оба.
Музыка вновь перешла на припев.
«Эдди, Теллурайд – лучший город на свете. Я был там во время кинематографического фестиваля, и это было нечто. Я всегда мечтал устроить у нас такой же крутой пикник, какой был там тогда. Под открытым солнцем. Я отдал кучу денег, но не пожалел ни об одном долларе».
Фраза отца, которая вспомнилась совсем не вовремя. Марти дернулся, и кухонный нож со звоном упал на пол. В папашу, очевидно, кто-то выстрелил, ошибочно приняв за инициатора конфликта.
Ты знаешь девочку, что по соседству, мама?
Кажется, ее имя – Бетти Кларк.
Она мертва? Нет, не может быть:
Я ведь видел ее в парке час назад!
Мы сидели на скамейке, мама,
Обсуждали, во что бы нам сыграть:
Гаечный ключ в руках – зачем-то,
И мой разум покинул меня.
Ты думаешь, что я сошел с ума, мама?
Прости, что разбил твою чашку.
Ты думаешь, что я сошел с ума, не так ли, мама?
Мама? Почему ты молчишь?
Марти Лоуренс в бешенстве поднес револьвер к своей собственной голове. Его рука дрожала, и казалось, что вот-вот он выронит пистолет. Ужасным, нечеловеческим голосом он прохрипел: