Трещина в могильной плите
Шрифт:
Когда в моей комнате, так понравившейся Алисе, объявилась та самая блондинка, что орудовала на сцене, моя посетительница преобразилась. Лицо ее было сосредоточено, брови чуть поднялись. Хотелось прикоснуться и обнять ее, но я не мог так поступить, ведь мы были знакомы едва ли полтора часа. Алиса неуловимо напоминала мне кого-то знакомого раньше.
Блондинка, очевидно, явилась спросить, почему Алиса зашла
– Мне очень жаль, но мне пора уезжать. У нас есть буквально пять минут закончить нашу интереснейшую беседу. Может, у вас есть какие-то вопросы?
– У меня есть предложение, которое поможет нам обоим. Если ты, конечно, хочешь попробовать.
– Какое? – она снова изогнула бровь. Только ради этого стоило задавать вопрос.
– Ты сказала, что хочешь стать писателем, верно?
– Да вроде нет, – с сомнением протянула она.
– Плевать. Лучше бы сказала… Смотри. Я рассказываю тебе всю историю, но тогда ты пишешь ее. Просто для меня. Я сам не в состоянии записать все это. Ты согласна?
Это должно убедить ее больше никогда не приезжать.
– Я…Мне…
Я протянул ей свой блокнот. В нем оставалось множество отрывочных записей о моем прошлом. Когда она начала читать, что-то бормоча себе под нос, я ждал с замиранием. Вскоре она подняла на меня глаза, полные детского восторга и изумления. Странно, она читать умеет.
– Я приеду завтра, – сказала она, вставая со стула и не отрывая от меня взгляда, – ждите. И, пожалуйста, не вздумайте вдруг умирать… Нам понадобится время.
– Ну, я попробую. До завтра, Алиса, – я присел на кровати и протянул ей руку. Она ответила легким рукопожатием и ушла, оставив за собой запах яблок и корицы.
Я взял блокнот, чтобы понять, что конкретно она прочитала.
Запись начиналась со слов «…Он собирался убить своего папашу».
Подумать только. Можно было бы ежедневно рассказывать ей что-нибудь на редкость глупое, а он все запишет и примет.
Я ощущал себя так, словно мне снова восемнадцать и я просто не оправился от поездки в Трэмсвилл.
***
Сзади меня сидит маленькое, гадкое, тупое существо лет шести, которое вряд ли кто-либо когда-нибудь убедит,
Спереди – две щебечущих старухи. Видимо, молчать они не умеют. А судя по их внушительным размерам – правильно питаться тоже. Рассуждать о недостатках этих людей можно вечно. Все равно настроение от этого только падает с каждой минутой, а вокруг ничего не меняется.
Справа – Кристина. Закрываю глаза, стараясь уснуть. Тщетно! Маленький придурок словно читает мои мысли. Пара сильных толчков в сидение сзади убеждают меня в этом. Гневно поднимаюсь и говорю, что если он хоть еще раз толкнет меня, то стакан морса с моего раскладного столика окажется у него на голове вверх дном. Ребенок молчит и смотрит на меня исподлобья, пуская слюну (похоже, совсем тупой), а его мамаша хватает ртом воздух, широко открывая глаза и пытаясь мне что-то сказать. Мне становится смешно, и не в силах сдерживаться, смеюсь на весь салон. Люди странно смотрят на меня, но мне абсолютно наплевать, что они об этом думают.
Достаю книгу, но читать вовсе не хочется. Зато Колик вопросительно смотрит с левого сиденья. Мол, дашь книжку почитать?
– Держи, – протягиваю ему роман.
– Спасибо.
Забирает ее своей огромной ручищей и углубляется в чтение.
В проходе появляется стюардесса, покрытая миллионами тонн косметики и одетая в синюю форму с белым галстуком. Она ухмыляется и просит счастливых русских и уставших американцев вернуть свои кресла в сидячее положение и застегнуть ремни. Капитан несет какую-то бурду, едва слышную из динамиков. Обидно, наверное, когда даже пассажиры тебя не слушают.
Две минуты у стюардессы уходит, чтобы разбудить Колика, который неожиданно задремал. Теперь уж точно не уснет, хитрюга. Слышу, как он что-то доказывает, приводя аргументы без причинно-следственной связи и смысла. Не хочет ремень пристегивать. В спинке кресла экран и разъем для флэш-накопителя и наушников. Еще не хватало тут фильмы смотреть. Я бы уткнулся в окно, но возле него сидит Кристина.
Конец ознакомительного фрагмента.