Трест Д.Е. История гибели Европы

Эренбург Илья Григорьевич

— Вы сумасшедший или анархист? — спросил его наконец мистер Джебс, остановив свой табурет.

— Отнюдь нет. Моя минута кончилась. Но если вы дадите мне еще три минуты, я посвящу вас в суть моего плана.

Он вполне осуществим.

Чуть поколебавшись, мистер Джебс подошел к внутреннему телефону и сказал секретарю:

— Вызвать изобретателя номер двадцать в мой кабинет.

Прием остальных, от двадцать первого до шестидесятого, перенести на следующий четверг. Ко мне не звонить.

В кабинет вошел Енс Боот. Он походил на нищего, опустив шийся, грязный, давно

не бритый, с клочками рубашки, вылезавшими из-под мышек, в порванных штиблетах, из которых любознательно выглядывали голые пальцы. Кто бы мог узнать в нем миллиардера, жениха дочери лорда Хэга, три месяца тому назад лучше всех танцевавшего кау-трот на парижских балах? Костюм Еиса Боота был отнюдь не маскарадным. Приехав десять недель тому назад в Нью-Йорк со ста сорока доллара ми, он не пошел ни в цирк, ни в парикмахерскую. Сняв но мер в небольшой гостинице, он купил себе маленькую тетрадь в клеенчатой обложке и стал покрывать ее какими-то запи сями, объявив хозяйке, что он лирический поэт и пишет элегии на мифологические темы, предпочтительно о любовных трансформациях богов. Услыхав это, хозяйка удвоила цену на комнату, так что сто сорок долларов с редкой быстротой пере кочевали в ящик ее комода. Енс Боот перебрался тогда в Ист-Сайд и, предав старьевщику-еврею свою одежду за десять долларов, приобрел у него же за два доллара живописные лохмотья, в которых ему пришлось предстать перед озадаченным мистером Джебсом. Семь недель Енс Боот бедствовал, питаясь кукурузными лепешками и ночуя на полу в бесплат ных ночлежках «Армии спасения». Но он упорно не желал взяться за какую-либо работу, днем и ночью на скамейках скверов или вокзалов предаваясь все тому же таинственному занятию, которое, по его словам, являлось лирической поэзией.

Когда же прошло два месяца и клеенчатая тетрадь была исписана, Енс Боот, срезав у какого-то зазевавшегося мистера массивные золотые часы (впрочем, оказавшиеся лишь серебряными, то есть позолоченными), купил билет до Питтсбурга и под номером двадцатым явился к мистеру Джебсу в «час изобретений».

Войдя в кабинет мистера Джебса, Енс Боот прежде всего подошел к письменному столу, взял манильскую сигару, закурил ее и сел в покойное кресло, положив ногу на ногу, ничуть не смущаясь при этом любознательностью своих пальцев, выглядывавших из штиблет.

Потом он вынул клеенчатую тетрадку и протянул ее мистеру Джебсу.

На первой странице аккуратным почерком школьника было выведено:

План организации треста гибели Европы.

На следующих были отнюдь не элегии, но таблицы, чертежи и сжатое резюме различных планов. Десять недель не прошли даром.

До 11 часов вечера мистер Джебс просидел в кабинете с Енсом Боотом, изучая двадцать четыре страницы тетради.

А в 11 часов он кратко спросил:

— Когда? — Начнем в двадцать седьмом. Кончим к сороковому.

— Сколько? — Ваша треть. Всего около двадцати миллиардов долларов основного.

Мистер Джебс вынул чековую книжку. У Енса Боота не было ни одного целого кармана, чтобы спрятать чек.

На следующее утро он прежде всего поехал в универсальный магазин и приобрел комплект вещей, необходимых для делового человека,

начиная от штанов и кончая электрическим аппаратом, убивающим вора, попытавшегося похитить бумажник.

Услужливый приказчик среди прочего предложил ему лиловую пижаму. Но Енс Боот отказался.

«Пижама осталась в Европе», — подумал он с известной долей меланхолии. Пижама и мадам Люси Бланкафар, урожденная мадемуазель Фламенго. Впрочем, теперь они обе погибнут. Остановка еще за двумя компаньонами.

11 в разумном предвидении свадебного путешествия

Две недели спустя Енс Боот зашел в нью-йоркскую контору «Кука и сына», чтобы справиться о маршруте мексиканского экспресса. Его внимание сразу привлек высокий меланхолический юноша, которого тщетно пытались оживить трое служащих.

Получив письменную справку касательно своего поезда, Енс Боот тихонько кинул листок в корзину. Дело в том, что он отнюдь не собирался ехать в Мексику, а просто заходил в самые разнообразные учреждения и места, как-то: банки, бани, кондитерские, правления трестов и пр. — с некоторыми скромными, но не совсем ясными намерениями.

Итак, выкинув справку, Енс Боот подошел к меланхоличе скому юноше.

— Небольшое путешествие в живописную пустыню? — как граммофон выкрикивал служащий. — Что ж, это очень легко.

Вы выезжаете в среду в одиннадцать из Нью-Йорка, в поне дельник в пять пополудни прибываете в Танжер, там ужи наете, в восемь часов двадцать отходит сахарский экспресс.

На следующее утро, девять часов сорок, Оаз-Бэн, самый лучший курорт в пустыне. Все развлечения: катанье на верблюдах, арабские танцы, носочный спорт и прочее, комнаты по купонам «Кука и сына». Оттуда в среду десять…

— Нет, не подходит, — вздохнул юноша, и меланхоличность его глаз удвоилась. — Я хочу настоящую пустыню без людей.

Другой служащий, вытащив толстый том путеводителя, за трещал:

Превосходно — пустыня Гоби. На самолете. Вы выле таете в пятницу утром. Ночевка в Токио. В субботу в восемь часов вечера прилетаете в Хентшбад — в центре Гоби. Очень мало людей. Никаких частных домов или пансионов. Пять гостиниц, все «Кука и сына». Великолепный вид. Окна на песок. Оттуда…

— Не то, — еще оглушительней вздохнул юноша и снял при этом пиджак, ибо в комнате было почти так же жарко, как в Сахаре. Его примеру с нескрываемым сладострастием после довали три отчаявшихся служащих, причем третий, самый толстый и потный, сказал:

— Мало людей еще в горах. Советую вам Гималаи. Прекрасный климат. Прохладно. Все врачи рекомендуют при нервных заболеваниях. В зубчатой железной дороге на Эверест.

Спальные вагоны. Плацкарты выдаем здесь. На верхушке паша гостиница «Шпиц земли». Шестьсот салонов с ванными. Вы уезжаете…

— Нет, вы ошибаетесь. Я именно не уезжаю. Я не стал бы беспокоиться для того, чтобы увидеть еще одну гостиницу «Кука и сына». Жизнь становится абсолютно несносной — любознательному американцу некуда ехать! С этими словами меланхолический юноша отошел от при лавка и, надев героически пиджак, направился к двери. Его остановил Енс Боот.