Третьего не дано
Шрифт:
– И много таких, на чьих плечах держался трон государя императора всероссийского и кто остался верен этому трону, как идолу, - продолжил Дзержинский.
– Я говорю не о них. Вы смотрите на офицерство как на однородную силу, несущую в себе заряд реакционности и фанатической преданности монархии. А между тем это далеко не так.
– Чужие ошибки мы на свои плечи взваливать не собираемся, - возразил Дзержинский.
– Слепы не мы, а господа офицеры. Если бы они хотели счастья трудовому народу, то пришли бы к нам.
– Не так легко сбросить с себя груз прошлого, если не взвалить
– Уйдя в подполье, господа офицеры взяли в одну руку яд, в другую кинжал.
– Еще с детства я преклоняюсь перед декабристами, - признался Ружич. Россию я видел их глазами.
– А за какую Россию вы решили сражаться теперь?
– Отечеству своему я желаю только свободы, - А за что же, по-вашему, борются большевики?
– Революция - это февраль, - вспыхнул Ружич.
– Октябрь - переворот.
– Это уже игра в словечки, - усмехнулся Дзержинский.
– За Советами идет громадное большинство России.
Честь и хвала такому "перевороту"!
– Свобода никогда не имела ничего общего с насилием, - упрямо возразил Ружич.
– Загляните в глубину веков, и вы убедитесь в этом.
– Наше насилие - во имя большинства над меньшинством.
– Уместна ли здесь арифметика?
– в свою очередь усмехнулся Ружич, откинув мягкую прядь волос со лба на затылок, и заговорил медленно, раздумчиво, словно вспоминал о том, что стало далекой историей.
– Матрос Железняков... Его слова: "Караул устал..." Впервые в истории Российской империи собрался подлинный орган народовластия - Учредительное собрание, и его разгоняет матрос, обвешанный пулеметными лентами. Свобода - и этот безграмотный, жестокий матрос!
– Кстати, "представительный" орган в народе пренебрежительно назвали учредилкой.
– Это термин большевиков.
– Так, - Дзержинский слегка прихлопнул ладонью по столу.
– Так. Вот господин Савинков создал организацию, - продолжал он, глядя куда-то мимо Ружича, и то, что он не сказал "вы с Савинковым создали организацию", и то, что не посмотрел в этот момент в упор на него, - всем этим он как бы отделил Ружича от Савинкова, и от заговора, и от тех целей, которые ставили перед собой заговорщики.
– Отдадим ей должное - организация крепкая, искусно законспирированная. Звучное, заманчивое название: "Союз защиты родины и свободы".
Но скажите, вы хорошо знаете Савинкова, скажите, что общего со свободой у человека, который едва ли не с пеленок бредит диктаторством? Что общего у него с родиной, если белые генералы, эти прожженные монархисты, сделали его своей марионеткой?
– У Савинкова нет корыстных целей, - убежденно сказал Ружич.
– Он живет идеей. Всю молодость он отдал борьбе с деспотизмом.
– Не из любви ли к родине и пароду он предает и родину и народ английскому и французскому капиталу?
Ружич промолчал - это было его больное место, и Дзержинский понял смысл этого молчания.
– Вот вы утверждаете: у Савинкова не было личных целей, - продолжал Дзержинский.
– Возможно, да, если под личными целями подразумевать лишь желание разбогатеть или сделать карьеру. Нет. для Савинкова это пустяки. Он игрок крупного масштаба.
от "большевистского кошмара". Он жаждет быть в центре внимания, рвется на сцену политической жизни. Вот вам и цель. Неудавшийся литератор, он делает ставку на политику.
– Я предпочел бы не говорить здесь о Савинкове, - уклонился Ружич, - и лишь по той причине, что его нет сейчас здесь и он не имеет возможности отстоять себя.
– Что ж, бог с ним, с Савинковым как с личностью, хотя от этой темы, пожалуй, не уйдешь. Посмотрим на его плоды. "Союз" создан. У него есть штаб. Есть отделы: оперативный, сношений с союзниками, мобилизационный, разведывательный и контрразведывательный, агитационный, террористический, иногородний, конспиративный, отдел снабжения - это же просто мечта любого заговорщика, воплощение четкости и педантичности!
– В словах Дзержинского чувствовалась едва приметная ирония.
– Итак, крепость воздвигнута. Троянский конь в самом центре большевистского лагеря. Деньги по прихоти или по иронии судьбы текут из казны иностранных посольств. Конспирация отменная. Сигнал - и крепость начнет пальбу из всех орудий. Ну, а что дальше?
Ружич настроился слушать и не ожидал внезапного вопроса Дзержинского. Более того, он не сразу понял, что вопрос обращен именно к нему.
– Что дальше?
– повторил Дзержинский.
– Вы... меня?
– растерянно спросил Ружич.
– А дальше - власть большевиков свергнута. Мечта господина Савинкова сбылась. Он приходит к власти. Он формирует кабинет министров. А дальше?
Теперь Ружич уже был готов к ответу.
– Мы созвали бы Учредительное собрание, - сказал Ружич, словом "мы" давая понять, что он не отделяет себя ни от Савинкова, ни от его замыслов, ни от его "Союза".
– И народ выразил бы свою волю.
– "Мы" - это монархист Перхуров, который спит и во сне царя видит? Или генерал Рычков, готовый швырнуть в учредилку гранату? Или, может быть, офицеры, чьи имения жгли те самые крестьяне, мятежный дух которых вы хотите убаюкать сладкоголосой молитвой кадетов? Или "мы" - это все они, вместе взятые?
– Ваши слова в плену иронии. Смеяться над поверженными легко.
– А мы и не смеемся. Просто верим, что победим.
– Нас рассудит история.
– Согласен. Но предположим - наперекор логике событий, наперекор здравому смыслу, - предположим, что эти самые "мы" настолько влюблены в русский народ, что вручат ему штурвал государственного корабля.
А дальше?
– Восторжествуют идеалы справедливости, народовластия...
– И с этим согласится господин Нуланс, посол Франции? И господин Бьюкенен, посол Великобритании?
И господин Френсис, американский посол? Вы убеждены, что они, захлебываясь от восторга, будут на седьмом небе оттого, что вложили свой капитал в столь рискованное предприятие? Может, они все-таки потребуют вернуть хотя бы проценты?
– Россия должна сама вершить свою судьбу. Я всегда был против принятия помощи извне, какая бы страна эту помощь ни предлагала, - нервно сказал Ружич.