Третий ангел
Шрифт:
Девочка кивнула.
— Беги… пока они не бросились тебя разыскивать.
Но ее даже про очки не спросили, когда она шмыгнула в машину. Было похоже, что крупная ссора в самом разгаре.
— Как она выглядела? — спросила Шарлотта, когда они уже подъезжали к отелю. — Нормально?
Люси захотелось громко рассмеяться, но вместо этого девочка внимательно взглянула на мачеху.
— Абсолютно нормально, — ответила она после небольшой паузы.
И в тот же вечер просунула под дверь Майкла короткое сообщение о распоряжении Брайн. Утром же, пока отец и Шарлотта еще спали, вышла пораньше, написав
Церковь была старинная, выстроенная из кирпича, с красивым шпилем, витражами и статуями святых у дверей.
— Наверное, это католическая церковь, — предположила девочка.
— Ты, как всегда, в самую точку. Точно знаешь, что тебе двенадцать, а не сорок пять? Брайн назначила нам встречу в десять? — Майкл явно нервничал: выкурил три сигареты подряд, нетерпеливо меряя шагами тротуар перед храмом.
— Да, в десять, — кивнула Люси. — Не волнуйтесь так. Все будет хорошо.
Подобные утешения были совсем не в ее духе, но этот Майкл прямо места себе не находил.
— Конечно будет, — хмыкнул он. — Как всегда. Так же хорошо, как, например, у евреев в нацистской Германии, да?
— Я хотела сказать, что Брайн обязательно приедет.
— Ничего не жди и за все благодари, учила меня матушка.
— А моя мама сказала мне, что она боится смерти.
Люси еще никому не рассказывала об этом. У нее мурашки бежали по коже при воспоминании о последнем дне, когда она сидела у кровати умирающей матери.
— Твоя мать, похоже, была одним из немногих честных людей на свете. — Майкл потушил окурок и тут же зажег новую сигарету. — Наверное, ты пошла в нее. Это тебе подарок от матери, твоя честность.
Вовсе не была она такой уж честной. Когда мама произнесла эти слова, Люси поторопилась ответить: «Ты не умрешь, мама», — хотя прекрасно знала, что конец уже близок. Но сейчас она ни за что бы не смогла признаться в этом Майклу. Не хотела она, чтобы он презирал ее за трусость.
— Не очень я честная на самом деле, — сумела она выдавить из себя. — Утром я, например, написала отцу, что еду в зоопарк. И что познакомилась с англичанами, которые меня туда повезут. Конечно, я так сделала для того, чтобы они нас не нашли, но все-таки это вранье.
— Это не вранье, а ложь во спасение. Что касается главного, то ты очень честная девочка, Люси.
Она улыбнулась и подумала: «Теперь я понимаю, почему Брайн в него так влюбилась».
Брайн подъехала к церкви за несколько минут до того, как часы начали бить десять. Выпрыгнула из машины и бросилась к Майклу. Они так целовались, что Люси неодобрительно отвернулась, сказав про себя, что подобным образом вести себя при посторонних все-таки нельзя. Есть вещи, которые должны быть исключительно личными.
— Моя подружка уже тут, — улыбнулась Брайн, заметив наконец Люси.
Они вместе вошли в церковь. Майкл окунул пальцы в большую чашу у входа и перекрестился.
«Наверное, там находится святая вода», — решила Люси.
Священник и какая-то немолодая женщина уже
Люси держалась позади новобрачных, хотя не понимала ни одного слова из венчальной службы, которая, между прочим, была ужасно долгой; она лишь разобрала, как священник сказал, что в глазах Господа они теперь муж и жена. Майкл и Брайн опять стали целоваться как сумасшедшие, потом попрощались с присутствовавшими.
Майкл должен был купить билеты на поезд в Париж, а Люси полагалось отправиться с Брайн и помочь ей собрать вещи. Сборы заключались в том, что женщина бросала все на кровать, а Люси аккуратно складывала. Когда все было уложено, молодая женщина сняла с пальца кольцо с бриллиантом, подаренное ей Тедди, и протянула его Люси.
— Это тебе. Носи на память.
Девочка поднесла кольцо к свету. Бриллиант сверкал словно кусочек льда и был таким прекрасным. Она бережно положила его в сумочку, а Брайн уселась писать письмо своему Майклу. Она вообще верила в любовные письма и во всякую романтику, и в судьбу. Пока она была занята этим, девочка уплетала шоколад из потрясающе красивой коробки. Там были конфеты с карамелью и малиновым муссом и молочный шоколад с имбирем, от которого защипало во рту. Поэтому пришлось заняться шипучим лимонадом. Лимонад и шоколад, два из пяти пунктов их с папой списка выполнены.
— Ну, девочка, пожелай мне удачи, — попросила Брайн, когда Люси пришло время возвращаться в отель.
И Люси не нашла в себе мужества сказать ей, что не верит в удачу.
День стоял страшно жаркий, но какой-то ветреный, и в парке пахло свежо и приятно. Люси шла вдоль Серпентайна и разглядывала лодки, в которых по пруду катались семьи. Ей страшно нравилось, что тут никто ее не знает. Никто не знает, что у нее в сумочке лежит кольцо с настоящим бриллиантом. Не знают, как ее зовут. Подумала, что иногда люди могут начать жизнь с самого начала, потом стала вспоминать мать. Сегодня, после того как она рассказала Майклу о ней, вспоминать стало гораздо легче. В тот день мама что-то сказала голубой цапле в Центральном парке. Она ведь побежала по пруду прямо к птице, вода доходила ей до колен.
И цапля словно бы слушала ее и не улетала. Потом мать и Люси долго махали птице вслед, кричали и размахивали руками, пока та не скрылась за деревьями. И только после этого мама вышла из пруда. Платье ее намокло, босые ноги были запачканы.
— Я попросила ее заботиться о тебе, — сказала она дочери.
«Это был самый лучший день в моей жизни».
Люси вынула из сумочки кольцо и надела на палец. Если сейчас она встретит тех англичанок, то скажет, что это кольцо прислала ей Кэтрин Хепберн. Прислала потому, что Кларк Гейбл сделал ей предложение и она дала ему отставку, а кольцо решила подарить своей родственнице Люси.
К тому времени, когда девочка вернулась в «Лайон-парк», все уже давно пообедали. Служащие отеля чуть не стояли на ушах потому, что Милли пропал. И горничные, и портье искали его, где только могли. Но вместо кролика находили кучки помета в разных укромных местах и полоски сорванных со стены и разжеванных обоев. Обнаружили, что он перегрыз телефонные провода, и шестой и седьмой этажи остались без телефона. А теперь еще вышел из строя лифт, кто знает, что кролик мог перегрызть там?
— Ни одно доброе дело не остается ненаказанным, — грустно сказала Дори.