Третий берег Стикса (трилогия)
Шрифт:
— Видите? Он лучше! Смотрите, какой здоровый, — убеждал освобождённый от неизвестной оздоровительной процедуры голый гражданин. — Из него кровищи будет…
Но его не слушали, грубо вытолкали за пределы огненного круга и напоследок ещё дали пинка. «Кровищи! — отозвалось в голове Волкова гулким эхом, по хребту продрал озноб. — Нужно включить консоль на всякий случай».
— «Афине», — начал Саша обычную команду, но чересчур громко (от волнения), и был услышан.
— Придурок! — крикнул голый откуда-то справа (Сашу уже уложили на камень и возились с запястьями и лодыжками). — На кой ляд ты им об Афине своей?
Но Волков не слушал, заворожено следя за действиями монахов. Было в движениях серых теней что-то мистическое, нереальное. Все, кроме главного, стали возле костров за пределами круга, как по команде откинули клобуки, обнажив бритые наголо сизые черепа и задрали подбородки. Девятый монах вдруг оказался рядом, выхватил из-за пазухи что-то сверкнувшее на солнце и занёс над головой распятого на камне капитана. «Нож?» — ужаснулся Саша и непроизвольно дёрнулся, но крепкие ремни не пустили.
— Остановись, что ты делаешь?! — крикнул капитан «Улисса» палачу. Широкое длинное лезвие, очертило сверкающий полукруг и…
«Афина — самозапуск», — зажглась в глазах Волкова надпись поверх искажённого неприятной гримасой белоглазого лица и тут же погасла, уступив место другой: «Внимание! Опасность!», а ниже, поперёк ощеренного рта: «Обратить? Да/Нет».
— Да! — поспешно ответил Волков. Короткое слово выговорилось с трудом, как и всегда в момент самозапуска защитной программы воздух не желал попадать в лёгкие и выходил оттуда с трудом. События пошли своим чередом. Широкое лезвие рассекло воздух, махнуло к шее, Волков увидел совсем рядом бельмастые глаза, потом услышал короткий болезненный вскрик и сталь звучно брякнула о каменную плиту поодаль, метрах в трёх. Монах исчез из поля зрения, но было слышно, как он шумно дышит и постанывает рядом. «Руку ему «Афина» сломала, — решил Саша. — Что делать, противодействие в данном случае равно удвоенному действию. Надо встать, чтоб не вводить в искушение остальных». Сжав кулаки, Волков легонько дёрнул обеими руками, потом сел и первым делом глянул на сжимавшие запястья ремни с нелепыми торчащими обломками ржавых гвоздей. Затем, расстегнув пряжки, он освободил ноги.
Палач-неудачник был соблазнительно близко — стоял на коленях, придерживая правую руку левой и следил за Сашей, бессмысленно тараща выцветшие глаза.
— Ты не понял ничего? — участливо спросил Саша. — А я тебя предупреждал, остановись, пока не поздно.
Надо было бы съездить по сизобритой гнусной физиономии, но Волков сдержался. Впрочем, палач быстро преодолел оторопь. Косясь, заковылял бочком, как подраненный краб, наружу из круга костров. Шевелил губами, шептал что-то. Волкову почудилась латынь.
— Молишься? — спросил он. — Правильно, самое время.
Оглядевшись, капитан обнаружил — ножи есть у всех девятерых, но жмутся, в круг заходить боятся, переглядываются. Всех их «Афина» уже взяла в красные мерцающие прямоугольники. От мысли о том, что кого-то из них придётся калечить, стало тошно, хотелось просто припугнуть, чтоб оставили в покое, и Волков проговорил раздельно, подняв обе руки:
— «Афине»: отметить всех! Включить мультирежим! — и, дождавшись, пока между прямоугольниками возникнут штрихи перемычек, слегка ткнул раскрытой ладонью в один из них. И всё же перестарался. Затрещали ветки кустов под тяжестью вломившихся в них тел, охнул,
— Спаси меня, Баал! Неназываемый! — и с треском полез через кусты, не решаясь, видимо, снова ступить на опасную площадку. Консоль можно было отключить, что Волков тут же и сделал, с немалым облегчением прислушиваясь к удалявшемуся топоту многих ног. «Вроде бы, всё кончилось хорошо, — думал он, с отвращением сдирая кожаные браслеты, — но опять расспросить некого. Надо хотя бы оглядеться».
Он повернулся к дворцу.
Резной купольный вход, надпись арабской вязью. Лестница под охраной четырёх белокаменных львов. Не злых.
— Зайти, что ли? — спросил Волков одного из них, ближнего, но тот даже ухом не повёл — спал. Саша нерешительно поставил ногу на первую ступень, но за спиной заголосили:
— Куда лезешь, жить надоело?!
Волков подскочил от неожиданности и мигом повернулся на голос. Готовясь к нападению воззвал: «Афине…» — но команду передавать не стал. Пригнувшаяся голая фигура опасений не вызвала, да и вёл себя незнакомец дружелюбно. Ворчал:
— Пошёл ты со своей Афиной, мне хоть мозги не пудри. Повезло тебе с уродами серыми, я думал — всё. Выпустят тебе кишки. Ты понял, кто это?
— Нет, — признался Саша. Про себя подумал: «Кто ты сам такой, я тоже ещё не понял». Он сунул руки в карманы, подошёл ближе и спросил, глядя в маленькие настороженные глазки:
— И кто же они?
— Откуда мне знать? — огрызнулся незнакомец, и зыркнул поверх Сашиного плеча на лестницу. — Слушай, пойдём отсюда, а? Наскочат волкодавы, им твоя Афина до фени. Не все такие пугливые, как эти… Нет, всё равно не понимаю, кто они такие. Идём же!
Пришлось пойти. Нагой незнакомец тянул за рукав, притом ни на секунду не умолкая:
— Эк ты их ловко спровадил! Колись, чем пугнул, что за трюк? Не хочешь? Твоё право. Но ловко, ничего не скажешь. Кто ж они такие? Я поначалу, слышь, подумал — всё, приплыл. Ты понял, продрал я сегодня утром зенки и только полез в воду — башку окунуть, чтоб не трещала после вчерашнего, эти — тут как тут. Так голяком и сгребли, одеться не дали. Я и подумал: хана — серые иноки. И язык прикусил. О чём с ними разговаривать, если немые, да и не знаю я, чем от серых отговариваться. Откупиться от них, говорят, нельзя, да ты и сам знаешь, что я тебе… Но потом один из них на лестнице поскользнулся и так её покрыл — любо-дорого. Нет, думаю, не иноки они.
Волков шёл за нагим болтуном, поглядывая по сторонам. Вели его почему-то к морю, но не обратно к Ароновой пристани, а восточнее, и виднелось уже внизу, за строем веретённых худосочных деревьев белое здание с колоннами, напоминавшее издали забытую на берегу детскую игрушку.
— Не иноки, точно. И тогда я стал прикидывать: кто же? Понесло меня с перепугу, всех богов перебрал: Диониса помянул, потом Адониса, потом до меня дошло — канун же солнцеворота! Точно, думаю, они меня сейчас, как Адониса. Неужели два дня проспал? Слышь, друг, число сегодня какое?