Третий берег Стикса (трилогия)
Шрифт:
Глава одиннадцатая
Респектабельности Синего бара был нанесён существенный урон: битое стекло на полу никто не торопился убрать, грязная посуда оставалась на столе, брошенный нож для разрезания мяса бесстыдно разлёгся прямо на скатерти, словно притворно мёртвый актёр на авансцене в свете беспощадных прожекторов последнего акта трагедии. И это бы ещё полбеды, сохрани хозяйка бара хоть треть отпущенной ей природою твёрдости духа. Манерного актёришку можно было бы прогнать за кулисы, призвать к порядку мятежную посуду, а битое стекло… — к счастью,
— Барбара, милая… Успокойся же… Выпей… — упрашивал нежно заботливый пан Станислав и совал стакан с водой. Виновник нарушений в налаженном распорядке ресторанного мира всё так же бережно придерживал поникшие женские плечи, для чего ему пришлось опуститься на колени у стула поверженной герцогини. Ирис Уокер собственноручно создавала бесперебойный приток свежего воздуха, пользуясь для этой цели внушительных размеров коричневой книжищей со списком блюд. Один Роберт Уокер остался на месте, и не из-за присущей ему чёрствости, а только лишь потому, что и сам был удивлён до остолбенения неожиданным поворотом событий.
— Варвара? — бормотал он довольно громко. — Русская? Барби? Не может быть, чтобы она шпионила… Но для кого? Для Сообщества? Чушь… Для Княжеств?
— Что вы понимаете, Уокер! Скажете тоже — шпионила для Княжеств!.. — оскорбился за жену Леви, расслышавший бормотание управляющего. — Тихо, милая, прольёшь. Вот так. Слышала, что они о тебе говорят? Шпионка!.. Барби… Да она, если хотите знать, тридцать лет спать спокойно не может из-за этих самых проклятых Княжеств! Каждую ночь просыпается с криком. Ну же, ещё немножко, Барбара. Вот. Это ничего, что икотка, пусть.
— Икотка-икотка, перейди на Федотка, с Федотка на Якова, с Якова на всякого, — проскороговорил по-русски Волков и был удостоен слабой улыбки.
— Саша, твои шуточки не ко времени, — одёрнула его Ирис. Размахи коричневой папки были остановлены на мгновение, но после возобновились с удвоенной силой.
— Ничего. Я так соскучилась по русским поговоркам… — слабо, но отчётливо проговорила избавленная от икотки шпионка. — Вы по мою душу явились? — равнодушно осведомилась она по-русски у Волкова после недолгой паузы.
— Является только чёрт через дымоход, — негромко ответил Волков. — Я разве похож на чёрта? Меня не интересуют грешные души, только дела. Не беспокойтесь, я не из Княжеств.
— Как глупо… — с досадой молвила Барбара и продолжила уже по-английски: — Выдержать больше тридцати лет! И сорваться из-за глупейшей оговорки… Оплошности…
— Оговорки? Я ничего не заметил, — заявил Роберт.
— Да не было никакой оговорки, папа. Просто мы с Сашей, когда садились за стол, перекинулись парой слов по-русски, а Барбара… Извините, я хотела сказать Варвара. В общем, она показала, что поняла, о чём речь.
— Не извиняйтесь, милая девушка. Моё настоящее имя вовсе не Варвара.
— Что ты, радость моя! — забеспокоился Станислав, снова хватаясь за стакан. — Ты устала, тебе пора отдохнуть. Не слушайте её! Она перенервничала. Это нервное, Барбара. Её действительно зовут Варварой. Когда мы встретились в Париже, все называли её Русской
— В мансарде? — шепнула Барбара, подняв на мужа глаза, и улыбнулась.
— Ты забыла. Мансарда у нас была в той отвратительной гостинице на Фобур Сент-Оноре, где двери лифта грохотали так, что ты вздрагивала всякий раз.
— Да, я вспомнила, — подтвердила Барбара, передёрнув плечами, будто снова услышала лязг стальной двери древнего лифта.
— Мы бежали, — пояснил Левицкий Волкову, со стуком поставив стакан на стол. — В тот же вечер, когда Барби рассказала мне всё, бросили мою квартиру на бульваре Османа, оплаченную на полгода вперёд, вместе со всем, что в ней было, перебрались в гостиницу, а утром следующего дня я взял билеты на самолёт. Барбара пыталась отговорить меня, но я не мог смотреть, как она вздрагивает от каждого стука двери. Тогда это было нетрудно — взять билеты на самолёт в Торонто. Все бежали оттуда, одни мы… Но я твёрдо решил увезти жену.
— Мы поженились в тот же день, — вставила Барбара.
— Надо же было тебе сменить фамилию, — бросил Левицкий жене коротко, затем снова обратился к Волкову: — И Варвара Лисовская стала Барбарой Левицкой. Да, так о чём я? Нужно было увезти её подальше, и мы отправились к фрилэндерам. Я решил, что господам из Княжеств не придёт в голову искать Барби в кровавом хаосе Северной Америки, и оказался прав. Представьте только: в Торонто на улицах стреляют, а мы с женой блаженствуем, как на курорте — спаслись!
— Мне было так хорошо тогда… — мечтательно шепнула пани Левицкая.
— Однако нужно было думать о будущем, я стал очень осторожно наводить справки и разыскал знакомого. Он был поляк, как и я; мы встречались раньше, работали вместе в «Экёль Нормаль» [4] . Он-то и уговорил меня подписать контракт с «Грави».
— Почему вы говорите: «он был поляк»? — спросил вдруг Волков, сделав ударение на слове «был».
— У мёртвых нет национальности. Его убили год спустя. Из менеджеров по персоналу «Грави» после появления барьера выжить удалось единицам, спросите Клиффорда, каково им тогда пришлось.
4
Правильное полное название этого престижного учебного заведения: «'Ecole normale sup'erieure de Paris».
— Льюис был менеджером по персоналу? — насторожился Волков.
— Да. А после того как появился барьер, просидел ещё три года резидентом в Сан-Франциско.
— А вы?
— Что я… Я… На науке был поставлен жирный крест в тот самый момент, когда мы бежали из Парижа, но я не жалею. Всё равно всё рухнуло и в Париже, только на пару лет позже. Быть инженером всё-таки лучше, чем фермером, во всяком случае, для меня. У человека с моими задатками не было возможности стать успешным фермером, наверняка пришлось бы сделаться сельским учителем или врачом. Ах, Барби… Можешь ли ты представить себя женой сельского врача? Себя, королеву подмостков, Русскую Барби, Варвару Лисовскую?