Третий брак бедной Лизы
Шрифт:
– Ты не последовала моим указаниям!
– Ты не давал указание не подписывать третий контракт.
– Ты осмелилась дать скидку, когда я не разрешил этого делать.
– Я эти деньги вернула, заключив третий контракт.
– Директор – я! А это, по-моему, ты забыла.
– Если бы директор был ты – ты бы не устранился от переговоров! И потом, что важно – деньги заработать или соблюсти проформу? – Лиза повысила голос, сейчас ей было наплевать, что стены тонкие и подчиненные ее слышат. Она только не учла, что Тихон об этом помнил и простить ее крик в его, директора, адрес, он не сможет.
– Вы, Елизавета
Лиза вышла из кабинета.
На своем рабочем месте она машинально навела порядок среди бумаг, позвонила родителям, переговорила с секретаршей относительно завтрашних визитов и устало застыла в кресле. Эта самая усталость, которая доводила ее до исступления, накатывала все чаще и чаще.
В конце рабочего дня раздался звонок.
– Елизавета Петровна, вас Тихон Михайлович просит зайти. – Голос секретаря был ровным.
– Да, иду. – Лиза на всякий случай захватила бумаги и вышла из кабинета.
– Звал? – Она села напротив Тихона.
– Звал. Ты знаешь, что у нас сложный квартал был?
– Знаю, но, к счастью, в последнюю неделю мы наверстали упущенное и даже превысили показатели второго квартала.
– Ты плохо считаешь, Елизавета Петровна, – усмехнулся Бойко. – Плохо.
– Да? – Лиза удивилась. – Не замечала, но в чем же проблема? Зачем вызывал?
– Вот затем и вызывал. Я вынужден сократить тебе зарплату.
– Почему именно мне? – Лиза от неожиданности растерялась. В том качестве, в которое когда-то пригласил муж, она проработала всего два месяца. Очень скоро стало ясно, что слишком большая роскошь держать такого сотрудника в отделе новых разработок. Очень скоро Лиза уже принимала участие в переговорах, добывала клиентов, решала сложные маркетинговые задачи. Но лучше всего у нее получалось уговаривать. Тихон поначалу просто диву давался, как она, неприметная, с тихим голосом и несмелой улыбкой, находила аргументы, которые убеждали самых стойких противников. Лиза-то знала, что это действовали не столько железные аргументы, сколько сама ее манера, не агрессивная, не вызывающая отпор. Сейчас, обсуждая последний квартал, Лиза про себя только усмехнулась – уж кому, как не ей, знать, какую прибыль они получили! Все клиенты были ее клиентами, и договоры с ними вела она. Но спорить не хотелось, Тихон и сам это отлично знал, а разве можно убедить человека, которого невозможно убедить.
– Как почему тебе? – удивился Тихон. – Ну нельзя же начинать с низкооплачиваемых сотрудников?! Они и так немного получают. Надо с начальства начинать.
Тут уж все было понятно – намек на сегодняшнее своеволие.
– Хорошо. Сколько я буду теперь получать?
– Узнаешь в день зарплаты. – Тихон наклонил голову.
– Поняла, спасибо. Я могу идти? – Лиза встала.
– Да, домой поедем позже, мне надо поработать.
– Тогда я поеду одна, ты же знаешь, по вторникам Ксения ходит на фортепьяно.
– Ну… – Тихон пожал плечами.
Что он хотел сказать этим, Лиза так и не поняла.
Она прошла к себе и стала собирать вещи. «Уходить раньше нельзя, он тут же придерется, что я показываю дурной пример подчиненным, работать не хочется – руки опускаются. Что ж, наверняка деньги урежет основательно. Но…
Что ж, захотел наказать – вот и наказал».
Ехала она в метро, толкаясь среди людей, но неудобства не испытывала, в последнее время ей было тяжело в комфортной машине рядом с мужем. Там она чувствовала себя скованно, так же как и в доме. Прошедшие три года почти ничего не изменили в ее ощущениях, но она не позволяла себе бередить душу этими переживаниями. «Ну, жить так, как мы жили с Андреем, душа в душу, по-родственному, нараспашку, больше не получится. Как не получится убирать дом тогда, когда захочется, жарить рыбу и печь мой любимый «Наполеон» в любое время суток. Болтать о пустяках, и о том, что тревожит. Остается только принять все как данность. Иначе – скандалы, а Ксения этого видеть не должна. Пусть мы будем жить по его правилам. Хотя…» Лиза не захотела думать дальше. Потому что это неизбежно вызывало слезы. Спустя три года все в их доме решал Тихон – и куда поставить новую вазу, и сколько котлет жарить, и когда ложиться спать, и что купить из продуктов. Спустя три года Лиза услышала удивительную для супружеской жизни фразу:
– Если тебе что-то надо купить из молочных продуктов – покупай, а себе я уже купил, по дороге заехал.
Лиза устала обижаться из-за подобных вещей, как и из-за сейфа, который появился в их доме.
– Тиша, ты боишься, что мы с Ксенией что-нибудь украдем? – однажды не выдержала она. Муж ничего не ответил, только что-то пробурчал. В последние полгода она уже не ждала перемен и не делилась с мамой своим недоумением. Жаловаться или советоваться с Элалией Павловной Лиза перестала как раз после появления этого самого пресловутого сейфа.
– Мам, я понимаю, для чего сейф в доме. Но я не понимаю, зачем так подчеркнуто следить за ключами. Как будто я украду что-нибудь! И потом, мы уже три года вместе, зарабатываем деньги вместе, покупаем все вместе. В этом доме уже есть общее… Мне его сбережения не нужны, мне просто очень не нравится, что он так себя ведет…
– Ну, может, ты дала повод?! – Элалия Павловна посмотрела на дочь тем самым многозначительным взглядом.
– Ты хочешь сказать, что я, твоя дочь, дала повод думать, что я воровка?!
– Ну, без пафоса, может, он чувствует в тебе хищницу, поэтому так и ведет себя.
Лиза задохнулась от возмущения. Элалия Павловна всегда была на стороне зятя. Спустя три года мать с Тихоном по-прежнему обсуждали картины, кино, музыку. Спустя три года Тихон стал постоянным гостем на вечерах, которые Элалия Павловна устраивала в Большом Гнездниковском. Все присутствующие отмечали необычность суждений и глубокие познания мужа Лизы. Сама Лиза во время этих мероприятий держалась в тени, помогала накрывать на стол и почти не вступала в беседы.
Спустя три года Лиза, в которой мама заподозрила хищницу, попала в полную зависимость от мужа.
Выйдя из метро, Лиза услышала телефонный звонок. «Неужели стыдно стало?!» – подумала она, и на душе потеплело. Хоть и ехала она обиженная, хоть и понимала, что муж ведет себя иногда до непристойного мелочно, женская надежда на примирение взяла верх.
– Лиза, а ты где? – в трубке звучал голос брата Бориса.
– Привет, – разочарованно протянула Лиза. – Я около дома, из метро вышла. А что случилось?