Третий эшелон
Шрифт:
И Наташа увидела в этой травинке что-то родное, близкое, успокаивающее. «Правду говорят, — подумала она, — что на своей земле каждая веточка за тебя».
Взрывы отгремели. Наташа поднялась, зацепилась за что-то шинелью. Посмотрела вниз: пень, какой-то розовый налет на его срезе. Очевидно, сочились корни. «И здесь есть жизнь», — обрадовалась она.
Девушка тревожно оглянулась. Четыре стрелки в лабиринте искалеченных путей, скопления колотого камня и ломаного железа. Паровоз, словно игрушка, перевернут набок, беспорядочно раскиданы шпалы.
Из-под откоса вышел боец. Рослый, широкоплечий, в ладной шинели.
— Стрелочница новая, так сказать? — спросил он Наташу. — Идите сюда!
Девушка проворно сбежала к нему. Боец поймал ее за руку.
— Кочковаты наши асфальты. Ноголомные, так сказать.
Он заливисто рассмеялся, радушно пригласил:
— Пожалуйте…
В насыпи виднелась нора, прикрытая дверью пассажирского вагона. Наташа вошла. Полумрак. Железная печурка, телефон в деревянном футляре. На земляном полу — две доски, а на чурбане в углу — традиционная фронтовая коптилка из гильзы снаряда.
— Это же баня по-черному, — удивленно сказала Наташа, пригибаясь, чтобы не упереться в потолок. — Как вы тут живете? Мне одной ни за что не найти. Можно ведь лучше устроить?
— Не баня, а объект номер два, — поправил солдат, усаживаясь на кругляк бревна: стоять он не мог, не вмещался по росту. — А найти нас проще простого. Вон по тем проводам, что от столба пущены. Построить лучше, конечно, можно. Да приметит фриц. То самолеты напускал, теперь все из пушек бьет. В щепки расколошматит… Звать-то вас как, извиняюсь? Скажи- на милость, у меня тоже Наташа, жена…
Он свернул толстую самокрутку, пыхнул едким дымом.
— Чего-чего, а махры вдоволь. Одно удовольствие: у других и этого не бывает.
Он устало прикрыл глаза, минутой позже, позевывая, сказал:
— Вон там фонарь. Ночью будете сигнализировать, когда поезда принимать. А днем — семафор. Он тут рядом.
Последние слова солдат бормотал уже сквозь сон. Голова его упала на грудь, в носу засвистело.
Наташа осмотрела хозяйство, сходила на стрелки, изучила каждую тропку: кругом полно воронок. Было тревожно и радостно, что она, наконец-то, оказалась у настоящего дела.
Девушка вернулась в землянку. Сняв шинель, свернула ее, осторожно положила под голову солдата. Тот блаженно потянулся, чмокнул губами, повернулся на бок и затих. Он занял почти всю землянку, ноги его оказались за порогом.
Задребезжал телефон. Наташа кинулась к нему, боясь, что звонок разбудит солдата.
— Через полтора часа прибудут танки, — послышался голос Краснова в трубке. — Не танки, говорю, а «утюги». Понятно? Смотрите мне там. Не оплошайте в первый раз. Мы теперь на переднем крае. Гордитесь такой честью, комсомолка Иванова… Что?
Краснов поперхнулся и тихо кому-то сказал:
— Есть!
Наташа прикрыла трубку ладонью, боясь рассмеяться.
— Товарищ Иванова? Где Перов?
— Пусть поспит, — совсем не по-военному попросила она.
Мошков хмыкнул, помолчал, строго предупредил:
— Через час растормошите — и ко мне. В дальнейшем прошу не пререкаться!
— Есть!
Наташа с удовольствием произнесла это короткое военное слово.
— Что есть? Где есть? — засмеялся Илья, появляясь у порога. — Хозяин, спрячь ходули!
Пилипенко перешагнул через ноги Перова, заметил Наташу и как-то невольно оробел.
— Что вам нужно?
Наташа стояла выпрямившись, как солдат на посту. Большие серые глаза смотрели строго и выжидающе. Косы спустились через плечо. Ухарское поведение Ильи было тут неуместным, и она резко повторила:
— Что вам нужно?
Замешательство парня длилось недолго: зеленоватые глаза вновь заиграли нагловато и лихо. Он отстранил Наташу от телефона.
— Илья! — Наташа схватила его за руку. — Не шути. Мы на работе. А где — сам знаешь…
— У меня дело.
Пилипенко посерьезнел, рассказал, зачем пришел, но в конце не преминул сообщить насчет изобретенного им зонта: каков, мол, я!
— Тогда можно, — разрешила Наташа, подвинув к нему телефон.
Илья не понял, почему можно: потому ли, что дело серьезное, или потому, что он такой сообразительный. В полутьме заметил насмешливый взгляд Наташи: тут уж не до уточнения! Когда дозвонился Краснову, тот и слушать не захотел. Демьяну Митрофановичу заранее почудилась неудача: потеря паровоза, гибель людей и тому подобное.
— Через час будем «утюги» развозить, — объяснил он. — Никуда паровоз не пущу! Нашлись смельчаки! Здесь поопытнее вас были…
Илья сердился, думая, что у телефона все еще находится Краснов, а у дежурного уже взял трубку комендант. Илья напирал, не стесняясь в выражениях:
— Разумеется, что не опоздаем… Не слышите?.. Глухому две обедни не служат… Повторить?.. О, черт! Кто?.. Виноват, товарищ комендант. Этот Краснов кого хотите до коликов в животе доведет. В армии? Настоящей армии? Нет, не служил, товарищ комендант. Виноват, глупо разговариваю, но ведь дело гробится. Ну да, вывезем вагоны. Прислать Листравого? Есть!
Пилипенко бросил трубку, повернулся на одной ноге.
— Дело в шляпе!
Он обнял Наташу за талию. Та с силой толкнула его в грудь. Он спиной открыл дверь и, зацепившись за высокий порог, упал.
— Вперед! — сквозь смущенный смех выкрикнул Илья, вскочил и побежал к паровозу.
Снова звонил телефон, снова Краснов поучал и наставлял стрелочницу. Но о паровозе Листравого не говорил ни слова. «Соврал этот Илья, — с досадой подумала Наташа. — Вот брехло!»
— Ну и говорун! Его языка на семерых хватит, — недовольно заметил Перов, протирая глаза и позевывая. — Трое суток не спал, сморило.