Третий источник
Шрифт:
Ну, вот вроде и все - перекур. Толяныч устроился у окна в кухне, любуясь восходящим солнцем. Пришла Матрена и уселась рядом на подоконник.
– Привет, девчонка, есть будешь?
– Погладил кошку, пошел и открыл холодильник.
– Фу!!!
– Толяныч аж перекосился при виде содержимого. Дожили!
Холодильник под завязку был заполнен иностранными бутылями. Сзади хлопнула дверь туалета. Кротельник вразвалку прошлепал к окну, нашарил в пепельнице бычок посолиднее и ткнул его в рот.
– Слушай, Серега, а когда это мы успели вискачем
– Ну ты даешь! Сам же вчера бабками швырялся. Накупил, понимаешь, тут всякой фигни, а я виноват!
– Серега отвернулся к окну и лирично произнес. А денек-то сегодня был что надо, ишь как солнышко-то багровеет. Чисто Каберне...
Толяныч поглазел на восходящее солнце с минуту, но представить Крота этаким тонким романтиком не получилось. Мешал сам Крот, слишком уж грубо материалистичный: мятая ряха семь на восемь с рубцом от подушки и заплывшими глазами упорно ассоциировалась с плохишом из детской виртуалки после глобального запоя. На теннисиста утренний Серега не тянул, столь плотно дыша перегаром, что Толяныча замутило. Стоит тут, хлопая по пузу резинкой семейных трусов и пялится в окно, а в пальцах-сардельках дымится жеваный чинарик.
– Придурок, это же - рассвет!
– Умиленно сказал Толяныч.
Крот сплюнул в окно:
– Да? Не вижу повода не выпить.
– И он двинулся к холодильнику.
"Опять!!!" - мелькнула у Фантика отчаянная мысль. Вслух же он сказал:
– Там где-то пиво должно быть.
– Хули мне твое пиво! Только хуже будет. Давай лучше водочки дернем.
И они дернули. А потом запили пивом, чтоб не спорить - уж больно голова трещит. Потом повторили операцию еще пару раз. Полегчало.
– Скажи-ка брат, ты помнишь, что неверное опохмеление ведет к запоям?
– Помню.
– Сказал Кротельник, наливая.
– Кто воевал - имеет право. Ты мне лучше вот что скажи: у тебя больше никакой работенки не намечается? Может этот Бербер чего подкинет? А то, понимаешь ли, я уж половину отпускных профукал, а мне еще в Донецк ехать...
"Да, Бербер еще, мать его... Вот чутье у человека: стоит мне куда вляпаться - он тут как тут. Как будто прошлого раза ему мало было. Или он тоже к этому артефакту свой интерес имеет? Пожалуй стоит подстраховаться на всякий пожарный. Ладно, позвоню сегодня Пастору."
– Да пошел он, этот Бербер!!! Вот уж с кем я вязаться не имею желания, так это с ним. Хватит, я на него уже поишачил... И тебе не советую. Если ты такой уж романтик с большой дороги, так Майку позвони - он хоть не сдаст, если что.
– Толяныч занервничал, даже водка не помогла, не говоря уж о совсем задвинувшей службу коррекции.
– Слушай сюда. Я сегодня отвалю к одному человеку, а ты тут похозяйничай. Всех на фиг гони, как проспятся, девочек можешь оставить. Пусть малеха приберутся. Ну, короче сам знаешь кто позвонит там, туда-сюда. Бербер всегда норовил на мне в рай въехать.
– Думаешь, это по нашему делу?
– довольно трезво сощурился Крот.
– Дашь мне наводку,
– На водку? Бери в холодильнике.
– Толянычу не шутилось.
– Очень может быть, что это наши друзья раскачались. Если Бербер действительно замешан или каким-то образом связан с этими мудаками - ну, одноглазым и прочими - тогда дело труба. А с Пастором они никогда не ладили.
– А что за человек это Пастор? Что делает?
– Покойничков обряжает. В морге он работает, понял.
– Местечко готовишь?
– Е-мое, Крот! Типун тебе на язык! Если и готовить, то не для себя. А если Бербер здесь каким-то боком притерся, нам может быть совсем тяжко. Этот раскачиваться вообще не будет...
– В законе?
– Ну типа того. Оружие, симуляторы, еще какая-то фигня.
А сам успокаивал распоясовшееся воображение, унимал, твердя самому себе, что Бербер тут не причем, что это просто совпадение. Просто непонятное желание Бербера иметь Толяныча среди подручных, которое не проходит уже лет двенадцать. И стоит Толянычу заиметь какие-нибудь проблемы полукриминального свойства, как Бербер тут как тут с предложениями решить все вопросы. Как будто только этого и ждал. А может он же их сам устраивает? На ум тут же пришла аналогия с Кротом, который, вполне возможно, действовал так же. А что, Бербер вполне мог слюнтяя подослать, в его распоряжении и не такие уродцы имеются. Один Сварщик чего стоит, не к завтраку будь помянут.
Вот так мозаика складывается! Нет, не то, чтобы понятно - откуда и чьи ноги растут, но зато понятно происхождение самого ощущения подгоревшей каши. Уж больно все в цвет выходит, и кстати не исключено, что и Пастор, стоит к нему обратиться, завернет какую-нибудь свою заморочку. Но деваться-то некуда - Бербера просто необходимо уравновесить. Бляха-муха, жизнь и так-то выписывает кривые, похожие на круги, а тут и вовсе...
– Симуляторы, говоришь? Круто. Это Лешему, по его части. Ладно, наливай... Ну, за удачу!
14.
Пастор работал в ночь.
"Вот, бляха-муха, удовольствие - ехать в морг к одиннадцати вечера! И еще, сказал, чтоб низом идти - это, значит, где труповозка ездит!" - Толяныч злился, хоть Пастор был старым приятелем, но его припанкованые шуточки иногда напрягали. Уж больно замогильный душок от них исходил, а сейчас, когда жаренным вокруг пахнет, так и вообще.
С Пастором Толяныч последнее время виделся очень редко, но каждый раз вспоминал одну и ту же историю.
Было это лет десять назад - они тогда еще только познакомились через Майка. Вообще-то Пастора по жизни звали Гошей, но тихий голос и вежливость дали ему кличку Пастор, хотя детина под два метра и с абсолютно кубической фигурой меньше всего походил на скромного служителя божьего. Кличка нашла свое отражение в том, что со временем Гоша взял моду иногда вставлять в свою речь немецкие словечки.
"Ага, - отметил Фантик, не зря я вчера по-немецки заговорил, ох не зря. Вот тебе и круги."