Третий курс

Кащеев Денис Георгиевич

– Конкретнее, – потребовал куратор.

– Конкретнее? Пожалуйста. Все началось четыре дня назад, после того злополучного матча против «Динамо», – принялся объяснять Иван. – Знаете, наверное, за неделю до игры команду мне, по сути, развалили: забрали Смирнова, Шаофань и Мак Мерфи, подсунув взамен эту самую Андерсон, ас-Саляля и Капур…

– Выбирайте выражения, Голицын! – тут же одернул его полковник. – Что значит «подсунув»?!

– Переведя в силовое подразделение первой очереди полигона курсантов Андерсон, ас-Саляля и Капур, – вздохнув, едва не по слогам выговорил Иван. – Абдель и Хампи, вообще-то, ребята неплохие оказались, но вот беда: в криск играть не умеют совершенно. То есть правила, конечно, знают – и все. С Андерсон другая история. У Эммы – у курсанта Маклеуд – она даже якобы была одним из ведущих игроков. Ну, разумеется, я сразу же включил ее в команду – тем более что больше брать все равно было некого. Но наиграть состав

за неделю было, конечно же, нереально. Поэтому в первом матче я решил сделать ставку на нулевую ничью. Это был единственный шанс против сыгранной команды Глеба! И ведь почти получилось! В какой-то момент мы даже на дурачка забили и вышли вперед – правда, «Динамо» счет почти тут же сравняло, но там все по делу было: Танака, после нарушения которого они реализовали штрафной, и так прыгнул в этом матче выше головы. И вот: меньше минуты оставалось, мяч у нас – по сути, ничья в кармане. Идет пас на Андерсон. Ну, отдай ты назад – мне, я свободен – или, на худой конец просто сыграй на отбой – пока соперник развернется, пока снаряд подберет – глядишь, и время истекло. Но нет, кое-кто, видно, решил стать героем матча. Вэньтянь, конечно, тоже идиот, позволил вовлечь себя в эту авантюру, но он хоть сам потом признал, что был не прав. А эта… блуждающий форвард… Фланг оголила, мяч потеряла – из-за нее проиграли! Так ладно бы сказать: «Да, дура я, увлеклась, каюсь, больше не повторится…» Но нет! Еще и спорить начала: мы, мол, все сами и виноваты, что не поддержали этот ее буденновский рейд! Ну, тут уж я, извините, не выдержал! Высказал ей все, что думаю о таком поведении. Хорошо еще, она по-русски плохо понимает, а мой английский далеко не так выразителен… Ну, так и она выражений не выбирала! Капитан я, в конце концов, или где?! Должна быть в команде какая-то дисциплина? В общем, я сказал, что пока она не пересмотрит эту свою позицию, играть у меня не будет. Заметьте, не выгнал из команды поганой метлой – хотя следовало бы, наверное, – нет, оставил возможность для компромисса. Игрок-то она на самом деле неплохой… Но нет, хлопнула дверью раздевалки, ушла. Ладно, думаю, пусть время пройдет, остынет – сама подойдет. Вчера была тренировка – так я до последнего ждал – черта с два! Ну что ж, хозяин – барин… Взял шестым Дона Педро… курсанта да Силву. А что делать? В отличие от троих других, он хоть летать немного умеет… Андерсон на вахте оставил. По-моему, справедливо: не хочешь играть – подежурь. Очередь, вообще-то, была Константиноса, но я их поменял местами. А что, имею право! – запальчиво заявил Голицын, заметив скептическое выражение на лице Боголюбова. – Разве не так?!

– Так, так, – коротко кивнул полковник. – Право имеете. Продолжайте, как я понимаю, это еще не конец?

– Да уже почти… Тренировка у нас, надо сказать, так себе прошла. Все-таки Терри Лайн – не Смирнов, Рауль – не Шаофань, а Дон Педро – даже не Рауль. Да и Танака наш после того матча весь какой-то пришибленный. Хотя я раз десять ему повторил, что он ни в чем не виноват, наоборот, молодец, отыграл отлично… Ну да ладно, почти два месяца у нас еще есть до матча, сыграемся… Но сказать, что шел я из зала в хорошем настроении, конечно, нельзя. Захожу на центральный пост – и что вижу: у Андерсон на экране урок ранолинга выложен. Грубейшее нарушение! «Так, – говорю, – курсант, раз у вас такая тяга к знаниям – снимаю вас с вахты – отправляйтесь на учебные занятия. А по окончанию заступите по новой». Честное слово, так и сказал, ничего больше! Все строго по Уставу! А ее как понесет! Чего только не наговорила. И такой я, и сякой, и возненавидел ее сразу же по ее появлении в подразделении… Потом разрыдалась – и вон с поста. Не сдав вахты, кстати. Нормально, да? А теперь еще этот рапорт!.. – Иван кивнул в сторону так и развернутого к нему экрана. – Одно слово: истеричка!

Голицын перевел дух.

– У вас все? – поинтересовался Боголюбов, когда курсант умолк.

– Так точно, од-сун!

– Ну что ж, картина, в общем, ясна, – полковник поднялся из-за стола и прошелся по кабинету. – И картина эта вырисовывается довольно неприглядная… – резко остановившись, куратор в упор посмотрел на Голицына. Тот взгляда не отвел. – Не хочется повторять прописных истин, но вижу, придется. В любом недоразумении, в любом конфликте всегда виноваты обе стороны. Но если конфликт произошел между подчиненным и его командиром – вина командира всегда несоизмеримо больше. Просто потому, что у него больше полномочий, больше возможностей не допустить эскалации напряжения, сгладить возникшие противоречия. Подчиненные, конечно, тоже бывают не ангелы, но ответственность в первую голову все равно несет командир. Всегда. Это закон. То есть в нашей ситуации, нравится вам это или нет, основная ответственность на вас. Это раз. Два: до сих пор курсант Андерсон числилась в Школе на самом лучшем счету. Ни со стороны администрации, ни со стороны ее прежнего командира – од-ина Маклеуд – никаких нареканий в ее адрес не

было. Даже если предположить, что все это время она искусно притворялась – должна быть причина, почему ее поведение столь внезапно изменилось. Сложив один и два, получаем «три»: у этого рапорта может быть два вида последствий. Вариант первый: он удовлетворяется, курсант Андерсон переводится в другое подразделение, но при этом од-ин Голицын, как не справившийся со своими обязанностями, разжаловывается в рядовые матросы. Как вам такая перспектива?

На секунду Иван сжался, словно от удара, но уже через секунду гордо вскинул голову.

– Товарищ полковник! – с вызовом заявил он. – Если уж на то пошло, я в командиры подразделения не напрашивался. Равно как и в капитаны команды, кстати. Считаете, что не справился – вам виднее. Как-нибудь проживу и без офицерского доппайка!

– Если вас интересует мое мнение, курсант, – в тон ему ответил Боголюбов, – да, не справились. Пока не справились. Но справиться можете. Обязаны. Поэтому есть и второй вариант: на удовлетворение рапорта накладывается мораторий. Если через десять дней курсант Андерсон его отзывает – значит, все в порядке. Если нет – рапорт автоматически удовлетворяется – со всеми описанными мной последствиями. Очевидно, у нарда Орна сходное с моим видение ситуации, потому что он остановился именно на втором варианте. Администрация Школы дает вам еще один шанс, Голицын! Не упустите его!

– Прошу прощения, товарищ полковник…

– Од-сун!

– Прошу прощения, од-сун, но бегать за Андерсон, утирать ей сопли, падать на колени и умолять отозвать рапорт я не собираюсь! Лучше уж сразу в рядовые…

– Не лучше! – рявкнул Боголюбов так, что Иван невольно втянул голову в плечи. – Было бы лучше – так бы и сделали! И не надо никого умолять: так болезнь не вылечишь, а только загонишь внутрь, и рано или поздно нарыв все равно прорвется. А наладить с подчиненным пусть не дружеские, но нормальные, рабочие отношения – необходимо. А не сумеете – грош вам цена как будущему офицеру! Ясно, курсант?

– Так точно, од-сун!

– Ну а если ясно – марш на «Альфу»! И чтоб через неделю этого мусора, – куратор хлестнул ладонью по экрану так, что тот откинулся, стукнув пластиковым краем по столешнице, – у меня на компьютере не было!

– Легко сказать… – пробормотал Иван. Впрочем, ему хватило ума дождаться, пока дверь в кабинет полковника захлопнется за его спиной.

11

– Ну, и что думаешь делать? – обеспокоенно поинтересовался у Ивана Глеб.

– Что делать, что делать… Поесть по-человечески, вот что делать, – проворчал Голицын, демонстративно пододвигая к себе контейнер с ароматными кусочками дичи, стопкой тонких постных блинчиков и мелко нарезанной зеленью. – М-м-м-м… Обожаю утку по-пекински! В матросах такая когда еще выпадет!

– Не кривляйся! – поморщился Соколов. – Ты прекрасно меня понял: я по поводу Рут Андерсон и этого ее злосчастного рапорта.

– Ах, по поводу рапорта!.. – хлопнул себя ладонью по лбу Иван. – Как же это я сразу не догадался?!

– Говорю же: не кривляйся!

– Да тут уже кривляйся не кривляйся… – резко посерьезнел Голицын. – Куда ни кинь – всюду клин… Честно говоря, понятия не имею, что тут можно сделать! – признался он.

– Должен быть какой-то выход… – покачал головой Глеб. – Может, попробуешь переговорить с ней по душам? Вызови ее, а еще лучше – сам подойди. Объясни, что ничего личного против нее у тебя нет. Спроси, чем конкретно она недовольна, заставь выговориться, выслушай. Если увидишь, что в чем-то был не прав – пусть даже в мелочи какой – не постыдись признать…

– Да не, – отмахнулся Голицын. – Полагаете, я об этом не думал? Не выйдет из этого ничего путного. Только очередной скандал… Она сразу решит, что я это все только из-за рапорта затеял… И будет права, в общем-то. Нет, не годится! – заключил он, тщательно заворачивая в блин очередной кусок утки.

– А что тогда годится? – не отставал Соколов.

– Да не знаю я! Знал бы – уже давно сделал бы что-нибудь! Начнешь заискивать – только дашь понять, что сила на ее стороне. Тут уже даже неважно будет, отзовет она в конце концов этот свой треклятый рапорт или нет. Правильно Боголюбов сказал, рано или поздно нарыв все равно прорвется – так пусть уж лучше сразу… С другой стороны, проявишь твердость – только подтвердишь все те страсти, что она там себе напридумывала. Ну, насчет того, что я ее типа сразу возненавидел, придираюсь и все такое…

– А это неправда?

– Да нет, конечно! Что я, по-твоему, совсем псих, что ли?! Пока она у Эммы в навигационном была, все нормально было, мы замечательно общались… Она мне даже немного нравилась, честно говоря… Ну, ты понимаешь… И даже потом, когда ее на Маленького обменяли…

– Погоди, при чем тут Маленький? – перебил друга Глеб. – Вместо него ж к тебе с «Беты» вроде ту индианочку прислали… Как там ее?

– Хампи Капур?

– Ну да. А в обмен на Андерсон к Эмме забрали Бо Шаофань.