Третий рейх: символы злодейства. История нацизма в Германии. 1933-1945

Лессер Йонас

После того как нордическая Германия потерпела сокрушительное поражение, оставив после себя опустошенную Европу, Томас Манн назвал Ницше творцом и провозвестником европейского фашизма. Слова Ницше об «опасной жизни» стали девизом Италии Муссолини, а сверхчеловек стал идеалом Гитлера. Варварство, спущенное с цепи Ницше, кажется еще ужаснее оттого, что явилось оно спустя сто лет после гуманизма Гете и Шиллера. Ницше прославлял инстинкты, силу, динамизм, нисколько не заботясь о политических последствиях высказанных им идей. Типичный немец. В странах своего изгнания Томас Манн узнал, что в них возвышенный прагматизм направляет духовные дела и этот прагматизм ставит дух и мышление в положение ответственности за воздействие мышления на жизнь и действительность. Такой подход всегда был чужд Германии, где философия всегда была отделена от политики. Томас Манн приводит слова одного англичанина, который признался, что испытывает глубокую и искреннюю симпатию к немецкой культуре, но

никогда не мог отделаться от сопутствующего этой симпатии отчаяния. Складывается такое впечатление, что любая дорога, избранная немецким поэтом или философом, приводит его на край бездонной пропасти, от которой он не может отойти и вынужден бросаться в нее вниз головой. Это, говорит Манн, как раз случай Ницше, типичный случай фатальности, нависающей над Германией и ее мыслителями. С его влечением к безграничным просторам мысли, с его романтической страстью, с его стремлением развернуть свое «я» в беспредельность, лишенную определенной цели, он еще раз отчетливо продемонстрировал немцам все, что сделало их пугалом и бичом всего мира и в конце концов довело до саморазрушения.

Третьим примером немецкой устремленности к бездне, имя которой национал-социализм, был Х.С. Чемберлен, зять Вагнера. В 1876 году, незадолго до того как он стал фанатичным поклонником Вагнера и немецким националистом, Чемберлен нетерпеливо обращается к Германии как к стране, путь которой не должен походить на пути других наций, потому что будущее Европы зависит от немцев. Под влиянием сочинений Вагнера и Гобино он задумывает и пишет «Основания XIX века». Книга имела большой успех в Германии. Император, большой друг Чемберлена, писал ему, что «германский ариец, дремавший в глубине моей души, часто восставал против традиций, но в очень странной манере. Теперь пришли вы и, как волшебник, навели порядок в запущенном дворе, зажгли во тьме свет. Вы указали цели, к которым мы должны стремиться во имя немцев, да и всего мира». Это Вильгельм II. Но самым опасным читателем Чемберлена был Адольф Гитлер.

Фанатичный ненавистник евреев Чемберлен пытался сделать из Христа «арийца». Он превозносил превосходство арийской и нордической расы и описывал всемирную историю как битву между германизмом и иудаизмом. Его дилетантская ересь была вскоре опровергнута историком Фридрихом Герцем, который в 1933 году был вынужден покинуть Германию и умер в Англии. Но немецкие интеллектуалы предпочитали слушать Чемберлена, и в период между 1900 годом и годом прихода Гитлера к власти в пораженной манией величия и антисемитизмом Германии его злокачественная книга была издана многократно. В 1921 году Фриц Кан опубликовал книгу «Евреи как раса и культурная нация», в которой опьяненные Чемберленом немцы могли прочесть – если бы удосужились это сделать – слова профессора Макса Мюллера, знаменитого этнолога, жившего в Оксфорде. Мюллер сказал это по поводу печально знаменитой книги Чемберлена: «Я снова и снова повторял, что когда я говорю об арийцах, то имею в виду не кровь, волосы, кости или череп, я говорю только о тех, кто говорит на арийских языках. Этнолог, говорящий об арийском языке, арийской крови, арийских глазах и арийских волосах, на мой взгляд, впадает в такой же грех, в какой впал бы лингвист, заговоривший о длинноголовой лексике или о короткоголовой грамматике. Это хуже вавилонского смешения, это прямое мошенничество».

Немцы могли бы прислушаться и к словам знаменитого немецкого ученого Конрада Бурдаха, сказавшего незадолго до Первой мировой войны и повторившего в 1925 году во время подъема национал-социализма: «Пангерманская расовая мифология – это фантастическая догма, объясняющая свершения еврея Иисуса примесью в его крови белокурого аристократического германизма! Можно было бы посмеяться над этим бредом, если бы он не представлял опасность для мира. Нельзя даже приблизительно предвидеть, какой вред он может нанести немецкой чести, какие насмешки и какую ненависть со стороны других народов навлечем мы на свою голову».

Во время Первой мировой войны Чемберлен был одним из наиболее ярых пангерманистов и утверждал, что Германия всегда была истинной родиной свободы, что политическая свобода Великобритании есть ложь, «демократическая тирания». Он активно переписывался с кайзером, а в 1923 году приветствовал Гитлера такими словами: «То, что Германия породила Гитлера в годину своих самых тяжких испытаний, доказывает, что нация еще жива».

Профессор Фёрстер говорит о «несравненном духовном величии евреев», которые поклонялись одному, и только одному Богу и молили его построить на земле Его храм, построить как можно скорее, уже в наше время. Несомненно, еврейство было высшим центром монотеизма в мире. Все другие народы отделили Бога от мира, и только евреи ощущали его в реалиях жизни. Германский национализм предал все великие немецкие традиции, и это предательство стало не меньшим несчастьем для немцев, чем для евреев. Х.С. Чемберлен возвышал арийскую расу, не видя однобокости арийцев, которые отделили метафизическое и сверхъестественное от физического, и в этом была трагедия арийцев. В Германии возвышенный идеализм привел к безбожному

обожествлению власти. Расизм национал-социалистов был подготовлен австрийским антисемитизмом. Но еврейский дух не только видел Бога за каждым явлением жизни, но также видел его и в судьбе евреев, в тайной связи между виной и несчастьем нации.

Теодор Хеккер записал в дневнике в 1941 году: «Ницше, Вагнер и Чемберлен – главные подстрекатели современной немецкой ментальности. Они виновники всех подвигов и злодеяний». Многие немцы теперь пытаются обелить этих людей.

10. Мания величия и раболепие: обожествление государства

Мы уже видели, как Лютер побуждал немцев к послушанию и покорности и как укрепились эти черты немецкого характера при Бисмарке. Многие образованные немцы не любили цитировать пассажи из революционного «Вильгельма Телля», но зато с удовольствием вспоминали две строки из неоконченного «Деметриуса»: «Что такое большинство? Большинство – это безумие. Разум всегда был лишь у немногих». В пьесе Шиллера эти слова вложены в уста феодального князя XVI века.

Мы уже упоминали, что думал Гете о немцах и британцах. С ним не соглашался его современник философ Фихте. Мания величия немцев начинается с Фихте. Именно он сказал немцам, что они – Urvolk (народ-прародитель), «парадигма нации», в которой изначально посеяно зерно человеческого совершенства. Если вы погибнете, то погибнет и все человечество. Только немцы говорят на «настоящем, живом» языке, несравнимом с языками других народов. Духовная воспитанность немцев проявляется и в их повседневной жизни. Это при том, что у других наций дух и жизнь отделены друг от друга. Гете говорил нечто совершенно противоположное: «Немецкая нация руководится духом торжества чувственности, абсолютно мне чуждым. Их искусство и философия носят абстрактный характер, отделенные от жизни и естественных источников, которые одни и питают искусство и философию».

Австриец Гуго фон Гофмансталь говорил то же самое сто лет спустя, сравнивая немцев с французами. Французская литература, говорил он, отличается ясностью изложения, приятной трезвостью и дисциплинированным мышлением. Французское мышление всегда прямо связано с реальностью; нет ничего в реальности политической жизни нации, что не нашло бы своего выражения в литературе. Этого нельзя сказать о Германии. У немцев отсутствует духовная традиция; то, что когда-то было достигнуто в литературе, уже не работает, ибо в общественной жизни Германии невозможно найти следов влияния Гете. Немецкая литература создавалась исключительно титанами не от мира сего, изгоями, драмы которых набиты их собственным эго, романы «открывают космические таинства» и больше похожи на волшебные сказки, теогонию и исповедь, упрятанные под одну обложку. Немецкая наука исполнена высокомерия и тоже оторвана от жизни. Не она служит людям, а люди служат ей. В глазах латинских народов немцы всегда были непроходимыми тугодумами. Гофмансталь говорил об ожидаемых переменах, надеясь, что жизнь станет духом, а дух – жизнью. Но когда он в 1927 году говорил это, выступая в Мюнхенском университете, миллионы немцев уже с восторгом приветствовали Гитлера.

Фихте сказал немцам, что только они знают, что значит в духовном плане «настоящая серьезность», в то время как остальные увлеклись гениальной, но бесцельной игрой. Один из многочисленных последователей Фихте, Фриц Блей, писал в 1897 году: «Нет сомнения, что мы – лучшие в мире солдаты и что мы сохранили европейскую культуру. Мы – самая одаренная нация во всех областях науки и искусства! Мы – лучшие моряки и даже лучшие купцы. Самоуничижением нашей народности мы позволили Франции, Риму, Англии, славянам и гуннам опорочить германский дух. Разве вы не видите, что все несчастья нашей истории – это результат нашей фатальной любви к космополитическим химерам, нашей аскезы, приверженности международному социализму и космополитизму?»

Томас Манн возражает против этой мании величия в романе «Доктор Фаустус», в истории немецкой гордыни, за которой последовало унижение: «Величайшее немецкое суеверие – это мысль о том, что за пределами Германии существует лишь красивый танец, а все серьезное творится только внутри Германии». Ганс Гримм, немецкий безумец номер один, утверждает, что гитлеровская идея расы господ, нордической крови и ее возрождения имели такое же значение и тот же смысл, что и идеи Фихте, выраженные им в обращении к немецкой нации. В этом Гримм совершенно прав. В Третьем рейхе Фихте восхваляли за то, что он назвал немецкий народ Urvolk, за то, что он рассуждал об истории с расовой точки зрения, и за то, что изобрел термин «народный» (v"olkisch). «Экономика закрытого государства» импонировала гитлеровцам, потому что Фихте назвал автаркическое государство идеальным, ибо только оно может обеспечить «настоящий порядок». Люди, находящие такой порядок «утомительным, подавляющим, педантичным», должны эмигрировать, и государство, по мнению Фихте, ничего от этого не потеряет. Такое экономически закрытое государство сохранит особый образ жизни, учреждения и нравственность нации и очень скоро достигнет высочайшей степени национального достоинства. Это будет совершенно другая, новая нация.