Третий рейх: символы злодейства. История нацизма в Германии. 1933-1945

Лессер Йонас

Гитлер неустанно твердил о своей приверженности миру, но разорвал Локарнский пакт, подтвержденный им в 1935 году, и ввел войска в демилитаризованную Рейнскую область. Он сказал, что никогда не нападет на Австрию и Чехословакию, но втайне разрабатывал планы нападения. 5 ноября 1937 года он сказал Генлейну: «Для того чтобы улучшить наше стратегическое положение, мы – на случай войны – должны уничтожить одновременно Австрию и Чехословакию. Все должно быть сделано молниеносно». Гитлер надеялся найти на захваченных землях пропитание для пяти или шести миллионов немцев, в частности, при том условии, что с захваченных земель удастся изгнать два миллиона чехов и миллион австрийцев. Он вторгся в Австрию в 1938 году и был с таким восторгом встречен многими австрийцами, что «Нойе Баслер цайтунг» писала: «Невозможно описать сцены ликования, охватившего страну после вступления в нее Гитлера». Даже кардинал Инницер нанес Гитлеру визит, чтобы «выразить радость по поводу воссоединения Австрии с рейхом», и пообещал Гитлеру «полную поддержку со стороны австрийских католиков».

Когда западные державы уступили, Гитлер начал претендовать на судетских немцев, имея в виду заводы «Шкода». Получив Судеты на позорной Мюнхенской конференции, он публично объявил, что ему не нужны чехи, но ближайшему окружению сказал,

что не собирается придерживаться Мюнхенского соглашения. Он приказал своему ставленнику Конраду Генлейну постоянно нарушать общественное спокойствие, чтобы иметь предлог для вмешательства.

Гитлер вошел в Прагу, а вскоре начал беспокоить Польшу. В 1934 году он сказал доктору Раушнингу, что не желает никакого урегулирования с Польшей. Своим генералам он несколько раз говорил о планах завоевания территорий на Востоке. Прямо он объявил об этом 11 августа 1939 года верховному комиссару Данцига Карлу Й. Буркхардту. Но в немецких книгах теперь обвиняют Великобританию за то, что она дала гарантии Польше, тем самым сделав невозможным (никогда и не планировавшееся) урегулирование отношений с Польшей. Немцы никогда не бывают виноватыми – за все несут ответственность другие. Геринг сказал в декабре 1939 года: «Великобритания хотела этой войны». Но граф фон Гален, знаменитый мюнстерский епископ, сказал в день начала войны: «Finis Germaniae» («Конец Германии»). Когда в конце лета 1938 года генерал Бек попробовал возражать фюреру, Гитлер сказал: «Вермахт – инструмент нашей политики. В нужный момент я отдам приказ моей армии. Армия должна повиноваться, а не рассуждать, хорош приказ или плох». Генерал Бек ответил: «Такой взгляд неприемлем для меня, как начальника Генерального штаба. Я не могу брать на себя ответственность за приказы, которые не одобряю». Это был тогда единственный генерал, вставший в оппозицию Гитлеру. В 1944 году после неудачного покушения на Гитлера генерал Бек застрелился.

23 мая 1939 года Гитлер рассказал Герингу, Редеру и другим о своих планах нападения на Польшу. Справедливо это или нет, но речь идет о жизни и смерти для восьмидесяти миллионов немцев. Гитлер сказал: «Я дам вам пропагандистский повод для начала войны. Не важно, будет он правдоподобным или нет. Право не играет на войне никакой роли – только сила». 22 августа 1939 года Гитлер сказал своим генералам: «Я отдал приказ расстреливать каждого, кто посмеет даже на словах критиковать этот принцип, – это будет физическое уничтожение врага». Дивизии «Мертвая голова» он отдал приказ «без милости и жалости убивать всех мужчин, женщин и детей польского происхождения. Польша будет обезлюжена и заселена немцами». Семь лет спустя судьи нюрнбергского трибунала говорили об обвиняемых генералах: «В большой мере они ответственны за несчастья и страдания, выпавшие на долю миллионов мужчин, женщин и детей. Они опозорили почетную военную профессию. Без их военного руководства агрессивные амбиции Гитлера и его нацистов остались бы пустой стерильной болтовней». Генерал Бек говорил еще 16 июля 1938 года: «История возложит на высших офицеров вермахта ответственность за это кровавое преступление, если они не поступят в соответствии с опытом, политическим сознанием и совестью. Долг выполнять приказы заканчивается там, где понимание, совесть и чувство ответственности запрещает повиноваться преступным приказам».

С момента своего первого появления на политической сцене Гитлер метал громы и молнии в адрес «еврейского большевизма», но 23 марта 1933 года он внезапно изменил тональность и заявил, что намерен поддерживать дружественные отношения с Советской Россией, плодотворные для обеих стран. В 1936 году тон заявлений об отношениях Германии и России снова изменился: «Это два разных мира, которые никогда не сойдутся, а могут только все больше и больше удаляться друг от друга». 30 января 1937 года он сказал: «Для нас большевизм – это чума». 13 сентября 1937 года он снова заговорил о «еврейском большевизме» и назвал его «главной угрозой существующему социальному порядку. Евреи несут факел большевистской революции в демократический мир. Конечная их цель – мировая большевистская революция», направленная на «истребление родственных немцам наций. Последним представителем обнищавшего интеллектуального знания останется еврей». Втайне, однако, Гитлер чувствовал большую склонность к сталинскому тоталитаризму, чем к демократиям Запада. В 1934 году он сказал доктору Раушнингу: «Я не только завоеватель, но и исполнитель начертаний марксизма, если, конечно, освободить его от еврейско-талмудического догматизма. Я многому научился у марксизма и без колебаний признаю это. В марксизме воплотился национал-социализм». В 1943 году Гитлер говорил генералу Йодлю: «Что за ничтожные людишки Рузвельт и Черчилль! Первый – калека, второй загоняет себя в гроб курением и пьянством. Но Сталин? Вы знаете, я до сих пор очень высоко его ценю. Он, не колеблясь и не стесняясь, выполняет свою программу. Мне надо еще учиться его отваге».

В некоторых немецких книгах можно найти легенду о том, что Гитлер был вынужден начать превентивную войну против России. Авторам следовало бы перечитать речи Геббельса, произнесенные после нападения на Россию, в одной из которых он торжествующе заявил, что немецкие солдаты захватили самую богатую житницу на Востоке. «Мы перестали быть нацией без жизненного пространства». 20 апреля 1941 года Гитлер говорил: «Когда Советский Союз за несколько месяцев падет под ударами наших армий, огромные экономические ресурсы Востока будут нашими. Это поможет нам принудить к миру Великобританию и построить Германскую империю». Один честный немец сказал в 1955 году: «Говоря о большевизме, Гитлер имел в виду украинскую пшеницу. Именно Гитлер своим безумным нападением на Россию привел коммунизм в Центральную Европу».

В бесчисленных немецких книгах и статьях можно найти и легенду о том, что национал-социализм стремился поставить заслон на пути русской угрозы. Но разве не говорил еще в 1933 году Томас Манн, что национал-социализм есть низшая разновидность большевизма? Лгал после войны и последний начальник гитлеровского Генерального штаба генерал-полковник Гудериан, говоривший: «Наши солдаты сражались и гибли за Европу». Но Томас Манн говорил во время войны: «Свобода – это свет и душа Европы. Любовь и похвала истории будут с теми, кто пал за них, а не с теми, кто расстреливал их из танков». Своим одичавшим соотечественникам Манн сказал: «Как рабы жалкого фанатизма Гитлера, вы продолжаете сражаться за ужасный новый порядок в Европе». Многие немцы до сих пор считают войска СС первой европейской армией, предшественницей вооруженных сил НАТО. Войска СС были составлены из национал-социалистов и тех норвежских, датских, голландских,

бельгийских, французских и швейцарских предателей, которые, изменив своим государствам, примкнули к фюреру. Испания отправила в Германию на помощь Гитлеру Голубую дивизию. Тем временем гитлеровские палачи убивали участвовавших в Сопротивлении соотечественников тех предателей. Последние письма казненных патриотов были собраны и опубликованы отдельной книгой «И пламя не пожрет тебя». Она была напечатана в Швейцарии с предисловием Томаса Манна. Эти жертвы немецкого варварства, писал он, «были истинными представителями европейской молодежи, объединившейся для сопротивления немецкому уничтожению своих отечеств, против мерзости гитлеровской Европы, ужасов гитлеровского мира». Один из таких молодых людей, которому едва исполнилось девятнадцать, писал домой незадолго перед казнью: «Я мог спасти свою жизнь, но предпочел смерть, так как не хочу ни словом, ни делом предавать мою родину». Один греческий студент писал 5 июня 1942 года: «Сегодня нас казнят. Мы умрем достойными памяти отцов, не посрамив Грецию». Из письма румына: «Остается только одно утешение. Моя могила прибавится к могилам предков. Знать, что соборы Шартра и Реймса будут жить и после моей смерти». Серб писал своему еще не родившемуся ребенку: «Храни в сердце жажду знания и ненависть ко лжи и злу. Я знаю, что должен умереть, и мне стыдно, что я оставляю тебя одного в этом безжалостном мире. Доброй ночи, дитя мое, да будет радостным твое пробуждение».

Немецкие христиане, вынужденные воевать в германской армии, часто спрашивали себя: «Какой смысл в этой войне? Мы сражаемся с большевизмом за границей и за большевизм в нашей стране». Э.М. Ремарк жалеет честных немецких солдат, ставших «пушечным мясом и навозом для гитлеровского тысячелетия». Один из этих солдат говорит еврею, прячущемуся от преследования, что вынужден сражаться, «чтобы преступники, которые охотятся за тобой, могли и дальше цепляться за власть». Эсэсовцы, говорит он, сжигали все на своем пути, отступая из России, и расстреливали каждого, кто попадался им навстречу, они вели себя как Аттила и Чингисхан. Писатель Х.Х. Кирст устами честного полковника говорит, что Бог не имеет ничего общего с этой Германией, с врожденными преступниками и убийцами по убеждению. Фельдмаршал граф фон Хеслер говорил задолго до Гитлера: «Долг нашей цивилизации воздвигнуть храм на горе трупов, на океане слез и на предсмертном хрипе массы умирающих людей».

Чехи ненавидели австрийцев и немцев с тех пор, как в начале Тридцатилетней войны объединенная армия австрийцев и баварцев под командованием генерала Тилли разбила в 1620 году у Белой Горы чешскую армию и истребила все чешское дворянство. У народов долгая память. Когда чехи в 1848 году хотели освободиться от власти Габсбургов, их движение было жестоко подавлено Меттернихом. Во время Первой мировой войны австрийские власти бросили в тюрьмы многих чешских лидеров; Масарику и Бенешу удалось бежать. Многие чешские полки на Восточном фронте в полном составе сдавались русским. Бравый солдат Швейк чешского писателя Ярослава Гашека стал символом отношения чехов к войне. После войны президент Масарик говорил о шестидесяти тысячах чехов, сербов, румын и итальянцев, казненных австрийскими властями. Он напомнил немцам, что не Кант, Гердер и Шиллер, а Гегель, Гартман и Ницше стали духовными вождями прусских немцев, один из которых, Вернер Зомбарт, определял прусский милитаризм как «Фауста, Заратустру и Бетховена, сидящих в одном окопе». Пангерманисты угрожали истребить или онемечить чехов и поляков, заявляя: «Право и даже долг немцев, обладающих более высокой культурой, стать расой господ – единственной и абсолютной расой господ. Германия станет спасительницей Европы и всего человечества».

В 1932 году Гитлер говорил доктору Раушнингу, что переселит чехов в Сибирь или в волынские болота. Знаменитый чешский писатель Карел Чапек называл гитлеровскую Германию «величайшим культурным фиаско в мировой истории: вся нация, весь рейх, исповедует животное верование, вся нация, включая профессоров, пасторов, писателей, врачей и юристов, верит в расу и прочий вздор». В 1936 году профессор К. Биттнер из Немецкого университета в Праге напомнил чехам, что в Средние века они представляли низший слой общества и что присутствие немцев в Богемии – это лишь часть немецкого натиска на Восток. Судетские немцы заварили мюнхенскую кашу своим мятежом, а их лидер Конрад Генлейн, выступая по германскому радио, заявил, что вернет судетских немцев в лоно германского рейха. В беседе с немецким подполковником Кёхлингом он определил цель действий немецкого добровольческого корпуса в Чехословакии: «Провоцирование беспорядков и столкновений».

Вступив в Судеты, немцы принялись грабить чешские библиотеки и изымать все промышленные предприятия, принадлежавшие чехам и евреям. В Германию вывозили сырье, продовольствие, железнодорожные вагоны, паровозы и даже рельсы. Вывозили также живописные полотна и скульптуры. Когда, нарушив Мюнхенский договор, немцы оккупировали чешские земли и Прагу, их радостно приветствовали только немцы, а чехи встречали слезами и сжатыми в бессильной ярости кулаками. Люди, стоявшие на улице, внезапно бросились вперед, преградив дорогу танкам. Люди пели старый гимн славянского сопротивления: «Молния и ад, тщетна ваша злоба». Немцы ограбили Чешский национальный музей, Галерею современного искусства и вывезли из Национального банка всю наличную иностранную валюту и все золото (двадцать три тысячи килограммов). Из этой огромной суммы чехи после войны не получили ни копейки. Чешских крестьян сгоняли с земли, а на их место приходили немецкие переселенцы. Многие чехи были арестованы, подвергнуты пыткам и убиты. Многие профессора и преподаватели были брошены в концентрационные лагеря, где большинство из них умерли от ужасающих условий. Университеты и многие средние школы были закрыты, лаборатории ограблены. Учащимся перестали преподавать чешскую историю и по шестнадцать часов в неделю вдалбливали в головы нацистскую идеологию. К.Х. Франк, бывший директор одной судетской средней школы, стал хозяином жизни и смерти всех граждан. Франк разработал план уничтожения части чехов и превращения остальных в рабов высшей расы. Газета «Фёлькишер беобахтер» сетовала на то, что слишком много образованных чехов. В Праге нацисты приступили к планомерному уничтожению культурной жизни покоренной нации. 17 ноября 1939 года было убито много чешских студентов. Во время пыток их погружали в ледяную воду и заставляли кричать «Спасибо вам». Потом их привязывали к столбам и расстреливали. Многие студентки были изнасилованы. Нацистские варвары прижигали им груди сигаретами, заставляли пить мочу, а потом убивали. Когда чехи обратились к новым властям за разрешением открыть Пражский университет, они получили от К.Х. Франка такой ответ: «Если Великобритания выиграет войну, то вы сами откроете ваш университет. Если же победим мы, то с вас хватит и начальных школ».