Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933
Шрифт:
Вклад Эберта в становлении Веймарской республики был неоспоримым. Вместе с тем он принял много необдуманных компромиссных решений, последствия которых долго преследовали республику в последующие годы. Стремление к плавному переходу от войны к миру заставило его тесно сотрудничать с армией. Взамен он не требовал каких-либо изменений в ее глубоко монархическом и ультраконсервативном офицерском корпусе, хотя, конечно, мог бы это сделать в 1918–19 гг. Вместе с тем готовность Эберта идти на компромиссы со старым режимом ничем не могла помочь его сближению с теми, кто сожалел о его гибели. Все годы своего президентства он был объектом безжалостного поношения в правой прессе. Для тех, кто считал, что глава государства должен обладать отстраненным, олимпийским достоинством, далеким от обыденности повседневной жизни, широко растиражированная в газетах фотография приземистого и толстого рейхспрезидента на берегу моря во время отпуска с парой друзей, одетых только в купальные трусы, была насмешкой и оскорблением. Другие противники в скандальной правой прессе пытались дискредитировать его, связывая его имя с финансовыми скандалами. Эберт, возможно необдуманно, реагировал на это, возбудив не меньше 173 дел о клевете, причем ни разу не получил удовлетворения в суде [204] . На слушании уголовного дела в 1914 г., где он пытался призвать к ответственности человека, назвавшего его предателем родины, суд обязал обвиняемого выплатить номинальную сумму в 10 марок, поскольку по решению суда Эберт действительно показал себя предателем, так как в последний год войны поддерживал контакты с бастующими мятежными рабочими в Берлине (хотя на самом деле он делал это, чтобы добиться быстрого и согласованного окончания забастовки) [205] . Непрекращающийся поток ненависти, обрушивавшейся на Эберта со стороны правых экстремистов, имел своим результатом не только подрыв его политического статуса, но и личную усталость, как моральную, так и физическую. Одержимый желанием очистить свое имя от этих обвинений, Эберт не обратил внимания на воспаление аппендикса, с которым медицина того времени легко могла справиться, в результате чего умер в возрасте 54 лет 28 февраля 1915 г. [206]
204
Dowe and Witt, Friedrich Ebert, 155-7.
205
Werner Birkenfeld, ‘Der Rufmord am Reichspr"asidenten: Zu Grenzformen des politischen Kampfes gegen die fr"uhe Weimarer Republik 1919–1925’, Archiv f"ur Sozialgeschichte, 15 (1965), 453–500.
206
Heinrich August Winkler, Der Schein der Normalit"at: Arbeiter und Arbeiterbewegung in der Weimarer Republik 1924 bis 1930 (Bonn, 1985), 231-4.
Последовавшие
207
Victor Klemperer, Leben sammeln, nicht fragen wozu und warum, II: Tageb"ucher 1925–1932 (Berlin, 1996), 56 (14 мая 1925).
208
John W. Wheeler-Bennett, Hindenburg: The Wooden Titan (London, 1936), 250-51. Удивительно резкая и точная характеристика, данная Уилером-Беннетом, основывается на продолжительных разговорах с людьми из свиты Гинденбурга и со многими ведущими современными консервативным немецкими политиками, с которыми у него были хорошие личные отношения, учитывая, что он был англичанином высокого происхождения, который занимался разведением лошадей на севере Германии. См. также: Walter Hubatsch, Hindenburg und der Staat: Aus den Papieren des Generalfeldmarschalls und Reichspr"asidenten von 1878 bis 1934 (G"ottingen, 1966).
Заняв пост, Гинденбург, под влиянием глубокого чувства долга и к большому удивлению многих, придерживался буквы закона. Но когда его семилетний срок президентства подошел к концу и он разменял свой девятый десяток, его стала еще больше раздражать сложность политических событий и он стал еще более подвержен влиянию своих советников, которые разделяли его инстинктивное убеждение в том, что единственной легитимной высшей властью в Германской рейхе является монархия. Убежденный примером своего предшественника в правильности использования чрезвычайных президентских полномочий, Гинденбург начал чувствовать, что консервативная диктатура от его имени была единственным способом выбраться из кризиса, в который погрузилась республика в начале 1930-х. Поэтому, как бы ни способствовало избрание Гинденбурга примирению противников республики с ее существованием в краткосрочной перспективе, в более широком контексте оно стало очевидной катастрофой для веймарской демократии. Не позже чем в 1930 г. стало ясно, что президентская власть оказалась в руках человека, не верившего в демократические институты и не имевшего намерения защищать их от врагов [209] .
209
В Andreas Dorpalen, Hindenburg and the Weimar Republic (Princeton, 1964) Гинденбург рассматривается как неполитический лидер, который неохотно пришел в политику, поддавшись силе мифа о самом себе.
Помимо института рейхспрезидентства Веймарская конституция учреждала национальный законодательный орган, который, как и раньше, назывался рейхстагом, но теперь в парламентских выборах наряду со всеми взрослыми мужчинами принимали участие и все взрослые женщины, при этом действовала система более непосредственного пропорционального представительства, чем до 1918 г. Избиратели голосовали за свою партию, и каждая партия получала число мест в рейхстаге в точном пропорциональном соответствии с количеством голосов, полученных на выборах. Таким образом, партия, получившая 30 % голосов, получала 30 % мест, и, что вызывало большую обеспокоенность, партия, получавшая 1 % голосов, имела 1 % мест. Часто говорилось, что такая система способствовала возникновению мелких партий и маргинальных групп, и это было абсолютной правдой. Вместе с тем маргинальные партии никогда вместе не получали больше 15 % голосов, поэтому на практике крупным партиям редко приходилось обращать на них внимание при формировании правительства. Пропорциональное представительство играло свою роль в уравнивании шансов крупных партий в борьбе за голоса, поэтому если бы действовала избирательная система, основанная на простом большинстве, то более крупные партии имели бы преимущество и было бы возможно создание более стабильных коалиционных правительств с меньшим числом участников, что, по всей видимости, убеждало большее число людей в преимуществах парламентаризма [210] .
210
Nicholls, Weimar, 39–40; J"urgen Falter, Hitlers W"ahler (Munich, 1991), 130-35.
Изменения в правительстве Веймарской республики были очень частыми. Между 13 февраля 1919 г. и 30 января 1933 г. работало не меньше двадцати разных кабинетов, каждый из которых в среднем существовал 239 дней, или немногим меньше восьми месяцев. Как иногда говорили, коалиционность приводила к неустойчивости правительства, поскольку разные партии постоянно грызлись друг с другом — по причинам как личного, так и политического характера. Кроме того, коалиционность делала правительство слабым, так как удавалось договориться лишь о принятии самых невнятных и половинчатых решений, которые могли устроить всех участников. Тем не менее коалиционное правительство в Веймарской республике не было просто продуктом пропорционального представительства. Оно возникло в результате длительного и глубокого раскола немецкой политической системы. Все партии, доминировавшие во время империи, выжили и в Веймарской республике. Националистическая партия сформировалась в результате слияния старой консервативной партии с другими, более мелкими группами. Либералам не удалось преодолеть свои различия, они остались разделенными на левых (демократов) и правых (Народная партия). Центристская партия осталась более или менее без изменений, хотя ее баварское крыло отделилось и образовало Баварскую народную партию. Слева социал-демократы столкнулись с новым соперником в лице коммунистической партии. Но ни одна из этих групп не появилась исключительно или главным образом благодаря пропорциональному представительству. Политическая среда, из которой возникли эти партии, существовала начиная с первых дней империи Бисмарка [211] .
211
См. классическую статью: Gerhard A. Ritter, ‘Kontinuitt und Umformung des deutschen Parteiensystems 1918–1920’ in Eberhard Kolb (ed.), Vom Kaiserreich zur Weimarer Republic (Cologne, 1971), 21843.
Эта среда, со всеми партийными газетами, клубами и обществами, была необычайно жесткой и однородной. Еще до 1914 г. это привело к политизации целых областей жизни, которые в других обществах были гораздо свободнее от идеологических привязок. Таким образом, если обычный немец хотел вступить, например, в хор, он должен был в одних регионах выбирать между католическим и протестантским хором, в других — между социалистическим и националистическим хором, то же касалось гимнастических, велосипедных, футбольных клубов и остального. Член социал-демократической партии до войны мог практически всю свою жизнь провести в окружении своей партии и ее организаций: он мог читать социал-демократическую газету, ходить в социал-демократическую пивную или бар, быть членом социал-демократического профсоюза, брать книги в социал-демократической библиотеке, ходить на социал-демократические праздники и спектакли, жениться на женщине, состоящей в женской социал-демократической организации, отдать своих детей в социал-демократическое молодежное движение и быть похороненным на средства социал-демократического похоронного фонда [212] . То же можно было сказать и о центристской партии (которая могла полагаться на массовую организацию сторонников в Народной ассоциации, за католическую Германию, Движении католических профсоюзов и католических клубов и обществ досуга всех видов), и в определенной степени о других партиях [213] .
212
Vernon L. Lidtke, The Alternative Culture: Socialist Labor in Imperial Germany (New York, 1985).
213
Horstwalter Heitzer, Der Volksverein f"ur das katholische Deutschland im Kaiserreich 1890–1918 (Mainz, 1979); Gotthard Klein, Der Volksverein f"ur das katholische Deutschland 1890–1933: Geschichte, Bedeutung, Untergang (Paderborn, 1996); Dirk M"uller, Arbeiter, Katholizismus, Staat: Der Volksverein f"ur das katholische Deutschland und die katholischen Arbeiterorganisationen in der Weimarer Republik (Bonn, 1996); Doris Kaufmann, Katholisches Milieu in M"unster 1928–1933 (Dusseldorf, 1984).
214
Wilhelm L. Guttsman, Workers' Culture in Weimar Germany: Between Tradition and Commitment (Oxford, 1990).
215
Lynn Abrams, Workers' Culture in Imperial Germany: Leisure and Recreation in the Rhinelandand Westphalia (London, 1991).
216
Bracher et al, Die nationalsozialistische Machtergreifung, 1.41, 58-9.
217
Bracher, Die Aufl"osung, 21-7, 64–95.
Пропорциональное представительство не стимулировало, как утверждали некоторые, возникновение политической анархии и возвышение правых экстремистов. Избирательная система, основанная на принципе простого большинства, где кандидат, получивший больше голосов в избирательном округе, автоматически получал место, вполне могла дать нацистской партии даже больше мест, чем она получила на последних выборах в Веймарской республике, хотя утверждать это наверняка нельзя, поскольку тактика партии в избирательной кампании при такой системе была бы другой, а ее спорные преимущества на ранних этапах существования республики впоследствии могли привести к сокращению общего числа голосов нацистов [218] . Точно так же часто преувеличивалось дестабилизирующее влияние конституционных положений о референдумах и плебисцитах. Другие политические системы прекрасно существовали с подобными положениями, и в любом случае фактическое число проведенных плебисцитов было очень невелико. Связанные с ними агитационные кампании, конечно, помогали поддерживать накаленную политическую атмосферу республики. Однако национальные плебисциты имели незначительное непосредственное политическое влияние, несмотря на то что один такой провинциальный плебисцит по вопросу отставки демократического правительства в Ольденбурге в 1932 г. увенчался успехом [219] .
218
См.: Huber, Deutsche Verfassungsgeschichte, VI. 133, и обсуждение в Eberhard Kolb, The Weimar Republic (London, 1988), 150-51. Критику пропорционального представительства см. в Eberhard Schanbacher, Parlamentarische Wahlen und Wahlsystem in der Weimarer Republik: Wahlgesetzgebung und Wahlreform im Reich und in den L"andern (D"usseldorf, 1982). В книге Falter, Hitlers W"ahler, 126-35 строится обоснованная теория, которая в целом поддерживает негативную точку зрения.
219
Christoph Gusy, Die Weimarer Reichsverfassung (T"ubingen, 1997), 97-8.
В любом случае государственная нестабильность Веймара часто преувеличивалась, поскольку частые смены правительства скрывали длительные преемственные связи в отдельных министерствах. Некоторые посты, в особенности в министерстве юстиции, часто использовались в качестве разменной монеты в межпартийных переговорах внутри коалиции, на них побывало множество разных министров, что, без сомнения, давало большую, чем обычно, власть в руки высших госслужащих, занимавших свои должности постоянно, хотя их свобода действий ограничивалась за счет передачи многих функций законодательной власти федеративным землям. Но были и другие посты, которые закреплялись за конкретными политическими фигурами, невзирая на все превратности коалиционного строительства, что упрощало проведение сильной и решительной политики. Например, Густав Штреземан, один из лидеров Народной партии, бессменно занимал должность министра иностранных дел в девяти администрациях и оставался на посту в течение шести лет. Генрих Браунс, депутат центристской партии, был министром труда в двенадцати правительствах с июня 1920 г. по июнь 1928 г. Демократ Отто Геслер был военным министром в тринадцати правительствах с марта 1920 г. по январь 1928 г. Такие министры могли разрабатывать и осуществлять долговременные программы независимо от частых смен руководства в правительствах, в которых они работали. Другие министерства также находились под руководством одних и тех же политиков в течение достаточно долгого времени, за которое успевали смениться два, три или четыре разных правительства [220] . Поэтому не случайно наиболее четкие и последовательные программы развития в республике были разработаны в первую очередь в таких областях, как международные отношения, трудовая политика и социальное обеспечение.
220
См. полезные списки на форзацах работы: Hagen Schulze, Weimar: Deutschland 1917–1933 (Berlin, 1982).
Способность правительства рейха действовать жестко и решительно, однако, всегда подрывалась другим положением конституции, а именно положением о сохранении федеральной структуры, которое ввел Бисмарк в 1871 г. в утешение таким немецким принцам, как король Баварский и великий герцог Баденский, разочарованным объединением Германии. Принцы были бесцеремонно свергнуты революцией 1918 г., однако их земли остались. Теперь в них действовали демократические парламентские институты, но они в значительной мере сохранили автономность в ключевых вопросах местной политики. Некоторые из земель, такие как Бавария, обладали собственной историей, насчитывавшей много веков, и поэтому они считали себя вправе не признавать правительственные программы рейха, если те им не нравились. С другой стороны, прямое налогообложение теперь находилось в руках правительства рейха, и многие мелкие земли оказались в зависимости от берлинских дотаций, если попадали в сложное финансовое положение. Попытки выйти из состава рейха могли показаться опасными, в особенности в первые неспокойные годы республики, однако в реальности они никогда не были достаточно основательными, чтобы принимать их всерьез [221] . Более сложные проблемы могли быть вызваны трениями между Пруссией и рейхом, поскольку Пруссия была больше, чем все остальные земли, вместе взятые, однако в 1920-х и начале 1930-х гг. ею руководили умеренные прореспубликанские правительства, которые создавали важный противовес экстремизму и нестабильности в землях вроде Баварии. Поэтому, если учесть все эти факторы, вряд ли можно считать, что федеральная система, несмотря на все неразрешенные противоречия между рейхом и округами, была основным фактором, подрывающим стабильность и легитимность Веймарской республики [222] .
221
См., например: Klaus Reimer, Rheinlandfrage und Rheinlandbewegung (1918–1933): Ein Beitrag zur Geschichte der regionalistischen Bewegung in Deutschland (Frankfurt am Main, 1979).
222
В Nicholls, Weimar; 33-6, связанные с этим проблемы преувеличиваются. По Пруссии см. работы: Hagen Schulze, Otto Braun oder Preussens demokratische Sendung (Frankfurt am Main, 1977), Dietrich Orlow, Weimar Prussia 1918–1925: The Unlikely Rock of Democracy (Pittsburgh, 1986) и Hans-Peter Ehni, Bollwerk Preussen? Preussen— Regierung, Reich — L"ander — Problem und Sozialdemokratie 1928–1932 (Bonn, 1975)
В целом конституция Веймарской Германии была не хуже конституций большинства других стран в 1920-х и намного более демократичной, чем многие из них. Ее наиболее проблемные положения могли оказаться не столь важными в других обстоятельствах. Но фатальный недостаток легитимности, от которой страдала республика, многократно увеличивал недостатки конституции. В новой политической системе образовалось три партии: социал-демократическая, либеральная демократическая партия и центристская партия. Получив абсолютное большинство голосов в 76,2 % в январе 1919 г., эти три партии вместе заработали всего 48 % голосов в июне 1920 г., 43 % в мае 1924 г., 49,6 % в декабре 1924 г., 49,9 % в 1928 г. и 43 % в сентябре 1930 г. Таким образом, начиная с 1920 г. они постоянно составляли меньшинство в рейхстаге, их обгоняли депутаты, поддерживавшие правых и левых врагов республики. А поддержка этими партиями Веймарской коалиции в лучшем случае была скорее теоретической, нежели практической, а в худшем — сомнительной, компрометирующей и не приносящей какой-либо политической пользы [223] .
223
Подробности в Alfred Milatz, W"ahler und Wahlen in der Weimarer Republik (Bonn, 1965) и J"uigen Falter etal, Wahlen und Abstimmungen in der Weimarer Republik: Materialen zum Wahlverhalten 1919–1933 (Munich, 1986).