Третий выстрел
Шрифт:
– А теперь мы выкупаемся прямо на этом пляже с рекламной картинки, и, как говорится, до завтра у нас game over. [40]
Сара вышла из машины и, не говоря ни слова, стянула с себя майку. На свет божий, подтверждая тезис, что молчание – знак согласия, появились верхняя часть купальника и улыбка. Мы перешли дорогу и пляж, отделенный длинной пальмовой аллеей, и мелкий, как пудра, песок скрипел у нас под ногами. Мы оставили вещи рядом с небольшим холмиком и бросились в воду. Мы бесились в теплой хрустальной голубизне, как дети, визжа, брызгаясь и плавая вдоль берега кролем. Примерно через полчаса я, запыхавшись, выбрался из воды. Чтобы выдержать дольше, надо было курить меньше сигарет, проводить меньше ночей, отплясывая рок-н-ролл, и больше заниматься спортом. Я рухнул в тень
40
Игра окончена (англ.).
Наверное, Вальтер Чели думал так же, и живое тому доказательство мы получим через несколько месяцев. Через девять, если точнее.
– Как чудесно, – сказала Сара, наклонив голову, чтобы отжать длинные волосы. Капли воды упали на песок, и он их тут же с жадностью поглотил. – Жаль, что нельзя ненадолго…
Сара вдруг вздохнула, закатила глаза и каким-то неестественно текучим движением подогнула колени. Я успел вовремя подхватить ее, прежде чем она упала на землю. Она повисла у меня на руках, оставив меня лицом к лицу с гамлетовским вопросом: что делать мужчине, одному на пляже в Карибском море, с молодой беременной дамой, потерявшей сознание?
– А теперь как она себя чувствует?
Голос моей невестки чуть повизгивал, отчасти из-за качества связи, отчасти от волнения.
– Говорю тебе, отлично. Всего-навсего сомлела от жары и солнца, и больше ничего. Врач сказал, что она в полном порядке, здорова как бык, а что ее подержат ночь в больнице, так это профессиональная перестраховка…
– А кто теперь с ней?
– Ради бога, Мариция, не делай из нее даму с камелиями. Она уже и так устроила дикий скандал, потому что желает выйти на волю, поэтому, кто бы с ней ни был, хоть бы и сам сатана, ему будет несладко.
– Там хоть чисто?
– Ясное дело, чисто. Если мне будет надо лечь в больницу, попрошусь именно сюда. Здесь не больница, а цветочная лавка.
Невестка, кажется, начала успокаиваться:
– Ну ладно. Хорошо еще, что ты там рядом, Риккардо. Держи меня в курсе и сообщи, если мне надо будет приехать.
– Тебе совершенно незачем приезжать. Я позвоню завтра, пока.
– Пока.
Я повесил трубку и перевел дух. Этот звонок был самым тягостным из всех событий дня. Я оплатил телефонный звонок кассиру бара. Тот близко поднес руку к глазам и копошился в ней, словно пересчитывал заодно и зубы, и волосы. Когда я вышел, он все еще перекладывал персональный мобильник из ноздри в ноздрю и глядел вверх на вентилятор, словно надеясь, что местная Мадонна наконец заставит его чудесным образом заработать. Я пересек улицу и распахнул калитку больницы, где находилась Сара. Пройдя по аллее и оставив слева от себя парковку, где стояла и моя машина, я вошел в светлый вестибюль, сразу же насладившись благами кондиционера.
Когда Сара потеряла сознание, я так перепугался, что, наверное, встреча с Фредди Крюгером по сравнению с этим показалась бы мне смешной. Я попытался привести ее в чувство пригоршней морской воды в лицо, но безрезультатно. Решив, что ей надо сделать искусственное дыхание, я перенес ее в машину, разложив заднее сиденье так, чтобы она могла лежать, и понесся во весь дух к ближайшему городку километрах в двадцати от места, надеясь найти помощь там. По дороге я нарушил все правила движения, кроме запрета на остановку, прописанные в гвадалупских законах, тем более что уже нагляделся, как водят местные автомобилисты. Сара тем временем начала приходить в себя и возвращаться к своей доле участия в этом мире.
В машине
– Все в порядке?
– Вроде бы в порядке. А что случилось?
– Случилось то, что ты потеряла сознание. Я думал, умру от страха.
Она оперлась на локоть и высунулась в окошко. Лицо ее слегка побледнело, но, с моей точки зрения, это было нормально.
– И потеряю опять, если ты не снизишь скорость.
Я перестал давить на газ, и сразу же автомобиль стал поднимать меньше пыли. Со скоростью, уже близкой к нормальной, мы въехали в город, и я повел машину, ориентируясь по табличкам, указывающим на больницу. Сара запротестовала:
– Даже мертвой не желаю попасть в местную больницу.
Я утихомирил ее тоном взрослого, отвечающего на каприз ребенка:
– Если вместо врача к нам выйдет шаман с будильником на шее, я тебя увезу, а до тех пор делай, что я говорю.
Пока мы препирались, перед нами, как кинодекорация, появилось больничное здание. Так и казалось, что сейчас оттуда выбегут разом много медсестер и начнут петь и танцевать, как в мюзикле. Здание было низкое, выстроенное в виде буквы «V», явно с учетом местной архитектуры, элегантно отделанное деревом и бамбуком. От центрального корпуса, где располагались отделение первой помощи и приемный покой, отходили два боковых крыла с палатами для больных. Повсюду царила чистота, и все утопало в тропической зелени, на зависть любому садоводу.
Оба мы уже успокоились, а необыкновенная расторопность персонала убедила нас окончательно. Врач, рыжеватый американец, который вполне смотрелся бы в любой футбольной команде, заверил меня, что ничего страшного с Сарой не произошло. Однако, когда я рассказал о ее состоянии, он настоял на том, чтобы на ночь она осталась под врачебным контролем.
Сара немного поворчала, но место произвело на нее такое впечатление, что перспектива здесь переночевать уже не казалась тоскливой. Сестра в ослепительно-белом халате (его, наверное, стирали тем самым средством, упаковка которого заменяет две более дешевого) проводила нас в комнату, которую язык не поворачивался назвать больничной палатой. Я подождал, пока Сара устроится на кровати, и отправился позвонить, поскольку автомат с жетонами находился за территорией больницы. Позвонив брату и невестке, я возвращался к Саре.
Стоп.
Улыбнувшись дежурной вахтерше, я пересек вестибюль и свернул налево в коридор. Пройдя его целиком, я уверенно, без стука, открыл дверь в последнюю палату. Даже сейчас я доволен, что туда вошел. Тут же стало ясно, что я ошибся дверью. Занятый своими мыслями, я свернул не в то крыло и оказался в мужском отделении.
Прошла доля секунды, и сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди. Я не верил своим глазам.
На койке, с загипсованной ногой, растянулся Вальтер Чели.
– И ты затеял весь этот шурум-бурум, чтобы найти меня?
Я вскинулся:
– Это я затеял шурум-бурум?! Да ты отдаешь себе отчет, какую неразбериху ты устроил в Италии, когда внезапно исчез? До сих пор у нас полно таких, кто заложил бы душу дьяволу, чтобы узнать, что с тобой стряслось. Мало того, ты появляешься здесь под фальшивым именем, тебе огребается такая девчонка со всеми прибамбасами, а ты вновь испаряешься! По части искусства исчезать Дэвид Копперфилд тебе в подметки не годится.
Вальтер развалился на койке, а рядом с ним сидела Сара. Они держались за руки и были оба такие загорелые, ухоженные и счастливые. Как только я попал не в ту комнату и оставил там вместо себя повисшее в воздухе «sorry!», я тут же помчался к Саре, сдернул ее с кровати и потащил к этому счастливчику – Куку-погляди-ка-кто-это! Надо сказать, они поначалу глядели друг на друга, словно не узнавая, а потом бросились обниматься с такой страстью, что я даже опешил. Особенно он: у него слезы стояли в глазах, а в ушах, должно быть, играла музыка. А у Сары было такое личико, какое, наверное, было у Бернадетты, глядящей на Лурдскую Мадонну. [41] Я незаметно вышел из комнаты, почувствовав себя лишним. Вернулся я, насвистывая, на следующее утро, но они, по-моему, так ничего и не заметили.
41
Лурдской пастушке Бернардетте Субиру в пещере Масабьель якобы явилась Мадонна. С тех пор Лурд стал местом паломничества.