Третья диктатура. «Явка с повинной» (сборник)
Шрифт:
Он часто приезжал в райцентр по делам, и обязательно – к нам. Был ведь старшим зоотехником своего колхоза, т. е. подчиненным младшего брата, моего отца. Раз как-то рано утром, часов в 10–11, закончив дела, пришел к нам. Матери дома нет, куда-то упорхнула. У подъезда – штабель дров неколотых. Ваши? – спрашивает. Ну, колун принесите, поработаем пока. Машину дров за 45 минут одним колуном разрубил и накидал во вход подъезда. Пройти никому пути нет. Команду нам – пацанам: тащите наверх, уложите на балконе (наша квартира – на втором этаже). Мы втроем дольше таскали, чем он их рубил. Еще история. Конец 20-х. Телемак учился на рабфаке в Ленинакане. В выходные ездил домой, работал на строительстве семейного дома. Раз получилось – работы много, на вечерний поезд не успевает. Поехал на ночном. А он приходит в Ленинакан в 4
Он не был счастлив, дядя Телемак. Жена рано слегла больная (25 лет в постели лежала), дети получились неудачные, да разбежались по городам. После войны процесс урбанизации полным ходом шел и в Армении, все более или менее амбициозные рвались в города, села пустели. Из большой семьи деда в селе остался один дядя Телемак, без семьи, без жены (та кантовалась в городе у детей)… И так он прожил последние 6–8 лет жизни. Скончался внезапно, от инсульта. Накануне, в воскресенье, автобус из Кировакана попал в аварию, угробил несколько десятков человек. Дядя ждал двоих своих, они за едой должны были приехать, заготовил им много чего (мед, сыр, масло…). Об аварии дошел слух и до него. Сел на коня, погнал к месту катастрофы. Увидел тот ужас (автобус упал с моста через железную дорогу на контактную сеть и сгорел вместе с пассажирами). Там идентифицировать некого было. Удрученный, вернулся домой и обнаружил: дети приезжали (их в том автобусе не было, слава Богу), все забрали, пожрали много чего тут же, даже посуду за собой не убрали и, не дождавшись отца, уехали…
На следующий день труп дяди обнаружили сердобольные соседские бабы: что-то Телемак сегодня не появлялся, зайти проведать, что ли? Зашли. А проведать уже некого. Холодный.
Хорошую жизнь прожили двое следующих братьев (самый младший, Азат, ушел на войну с 3-го курса физмата университета и без вести пропал) – отец мой да Геворк. Дядя Геворк пил постоянно. Доза – поллитра в день. Чудный был человек, истый Оганян. И в семье пожалуй что счастливый. Старшая дочь самостоятельно окончила биофак. О сыновьях его – рассказ ниже, в «Братьях». Младшая дочь по-своему была счастлива. Женат был Геворк на младшей сестре своего зятя – мужа старшей сестры. Понятно? Крест-на-крест: ты на моей сестре женат, я – на твоей. Говорили, что младшие плюнули на все условности, соединились вопреки стариковским предрассудкам. Сохранили любовь до конца жизни.
Раньше всех обустроился дядя Геворк. Проработав пару лет в селе Караглух (младшая сестра моей мамы проживет там всю жизнь, муж ее из того же села окажется) и заработав там высокий авторитет, дядя (уже с двумя детьми) переехал в Ереван, каким-то чудом заполучил участок под дом, что-то наподобие оного быстренько сварганил, потом вечно его достраивал, попутно учительствовал в столице (историю преподавал) и, когда доверяли, руководил какой-нибудь школой столицы. Советскую власть не любил, вечно издевался над ней. И русских не привечал, считал свой народ намного лучше. Да кто из нас – без греха? Тот объем знаний, коим он обладал, только к таким выводам и мог его подвести. Хотя и общую атмосферу не стоит сбрасывать со счетов.
Об отце много чего еще расскажу дальше. А вот общая его характеристика: служил преданно, был раб по натуре. Точная его оценка – в его поздравлениях с новогодними праздниками своих первых секретарей райкома. Кто бы им ни был, отец считал своим долгом по армянской традиции с коньяками явиться ровно в 12 ночи.
Никто такого никогда не делал, его собственное «изобретение». Работал при этом от зари до полуночи (сельскохозяйственный вожак же!). Был истинный талант по части памяти, знал всего Туманяна наизусть, держал в голове
Из сестер отца представляет интерес только старшая – Маргарит. Те двое были ординарными. Тетя Маргарит же – кладезь ума и терпимости. Замужем за (уж извините) никчемным мужем, сумела троих из детей (кроме младшего сына) довести до престижных дипломов, устроить в столице (муж работал на стройке, кормил семью, а бразды правления были в умелых руках тети Маргарит). Братьев и сестер своих тоже не забывала, всех привечала, при разногласиях мирила, успевала содействовать при нужде. Когда моя мать вот-вот должна была родить пятого (оказалось – пятую, наконец), именно старшая сестра отца (ей тогда было 50, старушка, по нашим понятиям) помогла, приехала к нам и обслуживала ораву в пять мужиков почти месяц, пока мать была в роддоме и восстанавливалась после родов.
Рак. В 63 года. Господи, почему именно старшие дочери, притом люди высшей «пробы», должны повторять судьбы своих матерей? Как несправедливо!
На маминой стороне тоже весьма колоритные фигуры. Но совсем другого плана – крестьянского, мужицкого, а то и криминального. Сочетание детей обратное – трое мужиков и четверо дочерей. Не сказать – богачи, просто зажиточные. Дед Татос, участник Русско-японской войны 1904–05 гг., женился сразу после «дембеля». Первенец не выжил, умер в три года от какой-то болезни (откуда им знать – какой?). Старшая дочь Ашхен, выйдя замуж и родив трех дочерей, рано ушла из жизни (чахотка, как тогда говорили). У остальных тоже особого благополучия не получилось…
Дед умел все. И крестьянин, и мастеровой. Меня учил инструментом пользоваться. До конца 30-ых каждое лето вывозил семью на высокогорные пастбища. Мать рассказывала: в первый же день летний шалаш строил с очагом огня, пол настилал глиной, которая, затвердев, становилась каменной… В сезон нанимал и работников на уборку урожая (сеял только сам). Бывало, до десятка коров и до 60 овец держал. При коллективизации одним из первых все отдал в колхоз, вплоть до кур. Сказал: с этой властью не смухлюешь, велено отдать – надо отдавать. Так и уцелел, ни в кулачестве, ни в каких иных грехах не был обвинен. Но в колхозе работала в основном жена, дед так и остался частником.
Он грамоты не знал. В армии обучали русскому алфавиту, но быстро выветрилось за ненадобностью. Зато все крестьянские премудрости были у него на вооружении. Работал с металлами, деревом, камнем, глиной, навозом… Вся округа относилась к нему с уважением и даже благоговением. Советовались с ним почти все по жизненно важным для себя вопросам.
Бабушка Вартуш, его жена, на 10 лет моложе его, была очень работящая. Не сказать – шибко умная, сей «грешок» ее миновал. А свои обязанности выполняла безропотно. Она в 60 и за 60 положенные по закону 120 трудодней в колхозе неизменно вырабатывала. Помогала всем детям безотказно.
И старший сын у них пошел в мать. Дедова сторона – горская мелкота. Этот Митридат же – за метр 80. А обувь носил 45 размера. И работал, как конь. За световой день скосить полтора гектара нивы для него было привычно (дедова сторона рационалисты, лишнего шагу не сделают, все – в меру). Ребенком в 5–6 лет я нередко с его дочерью (моей ровесницей) носил ему обед в поле: 3-литровую кастрюлю супа и килограммовую буханку черного хлеба. Съедал все, отдавал кастрюлю нам обратно и домой отсылал.