Третья истина

Лина ТриЭС

Он приблизился к Саше и принялся рассматривать ее с нескрываемым любопытством.

– Чертовски увлекательно связаны порой люди и события!..

– Аркадий Игоревич, давайте сделаем маленькую интерлюдию в нашей беседе. Я думаю, что моя протеже будет рада послушать эту историю.

– Илларион Ипполитович, батенька, сделаем поправку на давность события, тому не менее шести лет, на провалы в моей дряхлеющей памяти… Да и дражайшая Галина Леонидовна могла что-то упустить…

По всему было видно, что он кокетничает, рассказывать ему хочется, и рассказывать он умеет, несмотря на почти полное отсутствие голоса.

– Итак-с, – начал он с видимым удовольствием,– действующие лица: небогатая вдова, из дворян, живет на пенсию и на деньги от квартиры, которая сдается

скромному преподавателю словесности Аркадию Игоревичу Капитанову, которому вы в данный момент внимаете. Позволю себе некоторый каламбур – живет сыном, единственным, обожаемым. Сын – тоненький фертик, нервный, заносчивый, только-только произведен в офицеры. Мечтает пробиться в высшее общество. И главное действующее лицо – некто, пока за занавесом, для которого это вожделенное общество – привычная среда обитания. Офицерчик мечтает с ним познакомиться, впивает рассказы об его эффектных поступках и феноменальном удальстве. Сам с наслаждением передает слухи об этой опасной и блестящей личности, присочиняя и частенько выдавая за своего знакомого. Его имя буквально не сходит с его уст. Даже мать осведомлена о том, что сын бредит этим «заочным» кумиром. Все это увертюра, после которой поднимается занавес. Действие первое: свежеиспеченный офицер со товарищи получил приглашение на званый вечер, гвоздем которого была заезжая оперная дива. Офицерчик не нашел ничего лучшего, как, хватив для храбрости рюмку-другую, начать диву обхаживать, полагая, что победа над ней сразу обеспечит ему лестную репутацию в обществе. Как и следовало ожидать, дива не только осталась холодна, но даже высказала пренебрежение. Офицерчику в досаде показалось, что дива улыбнулась как-то особенно некоему присутствующему в зале штатскому господину... Думаю, я не должен называть его «товарищем»? – осведомился рассказчик. И продолжал, увлеченно присвистывая: – Наш герой оскорбился, выпил еще и, специально подгадав, попытался грубо протиснуться в дверь впереди не угодившего ему господина, заявил, что тот закрыл ему вход... Короче говоря, стал спьяну задираться. – Аркадий Игоревич, несмотря на собственное предупреждение о неточности рассказа, повествовал так подробно и уверенно, как будто дело происходило вчера, и он лично был всему свидетелем.– Тут следует первая реплика господина – это, кстати, ваш родственник и был.

Саша встрепенулась: Виконт сейчас что-то скажет!

– Он офицерчику нашему в глаза посмотрел и, безо всякой аффектации говорит, вы, мол, господин поручик, дверью не ошиблись часом, вам, говорит, не лучше ли пройти в ту, что к выходу ведет и ехать домой спать?

– Нет! – непроизвольно воскликнула Саша, – Вик... Павел Андреевич (Полем она его назвать почему-то постеснялась) сказал бы коротко: «Думаю, поручик, дверью ошиблись. Вам – в ту. Домой. Спать» – Это было какое-то странное наитие. Она ощутила себя – им. Даже голос сам собой изменился – осел, понизился. Или просто она так сильно волнуется?

Оба учителя – бывший и действующий – посмотрели на нее с одобрительным удивлением. Затем Аркадий Игоревич продолжал, избегая, однако, прямой речи.

– Офицерчик окончательно взбеленился и завопил что-то о неминуемой дуэли. А молодой господин в ответ добродушно рассмеялся: боже, мол, меня упаси от такого греха, чтоб с пьяным мальчиком дуэли затевать.

– «Стрелять в мальчика? Да еще пребывающего в подпитии? Я такого греха на душу не возьму», – перевела на «виконтский» Саша.

– Да, да, похоже, «припомнил» Аркадий Игоревич и промокнул лысину громадным клетчатым платком. – Позже его слова приятели сына передавали матери почти дословно, с восторгом. Юнца приятели эти самые стали уводить, порядочно уже оттащили, а ему спьяну вовсе нестерпимым показалось, что над ним посмеялись и за ребенка посчитали... Он, как рванись назад, к Павлу Андреевичу вашему... Я, говорит, вас, штатский трус, драться заставлю, я, говорит, вам по физиономии залеплю, должны будете стреляться, мне наплевать, что вы – не военный, знакомы или нет вы с оружием … – Аркадий Игоревич разошелся и, не вставая с кресла, но бешено крутясь на нем, изображал, как офицер рвется дать пощечину.

–

Это он кому посмел: «трус», «не знакомы с оружием»? Поль всегда прекрасно стрелял! – забыв о «Павле Андреевиче», возмутилась Саша.– А храбрый он...беспредельно!

– Да-а-а-с. Хотел интригу потянуть, но раз это вам без меня известно... Да, в тот вечер фортуна отвесила шлепок злосчастному юноше. Он умудрился с дурных глаз вызвать на дуэль стрелка не просто хорошего, а выдающегося. Бывавшие с ним на охоте, рассказывали, что с большого расстояния он попадал в глаз жертве, почти не тратя времени на прицел.

– И что же, он Поля ударил?? По лицу??? – Саша просто не могла себе такого вообразить.

– Господин Шаховской не пошевелился, напротив, руки за спину спрятал и... хотите верьте, хотите нет, как бы взглядом остановил, ну, может, два, три слова тихо произнес, – он покосился на Сашу, но та молчала, не смогла представить, да и разволновалась уже сверх всякой меры. – В общем, фертик наш руку-то поднял, а ударить – не решился... А господин Шаховской, когда офицерчик поник, визитку ему дал и сказал, де мол не хочет обижать его отказом, и, если завтра, проспавшись, он вызов повторит, то готов быть к его услугам, но поспать порекомендовал основательно. И в довершение такой великолепной улыбкой офицерчика одарил, что дамы зааплодировали.

Саша перевела дыхание. А что бы Виконт сделал, если бы поручик его ударил? И тут же поняла с такой достоверностью, словно прочитала, – он был уверен в силе своего воздействия, знал, что тот – не осмелится.

– Антракт длиною в ночь, и действие второе, – объявил Аркадий Игоревич. – Место действия – дом офицерчика. Он просыпается назавтра, действительно поздно, добрые товарищи по полку объясняют ему, что раз обидчик – он, стало быть, первый выстрел – за противником. Это значит, поручик, будет гарантировано отправлен на тот свет. И в юношеской впечатлительности живописуют ему хищную многообещающую улыбку противника.

– Никогда! Никогда Поль не убил бы даже глупого задиристого щенка! – выкрикнула Саша. Аркадий Игоревич недовольно отмахнулся и с театральным пафосом продолжал:

– И последняя, но самая едкая, капля! Поручик разглядывает визитку и обнаруживает, что господин, не кто иной, как тот самый Шаховской, о чести познакомиться с которым он мечтал больше всего на свете... Друзья, действительно не на шутку встревоженные, умоляют написать покаянное письмо – и не ходить. Юнец перепуган, уничтожен, он в отчаянии, но все-таки считает уклонение – полным позором, а себя – достойным смерти. Он причащается, пишет прощальное письмо мамаше, и отправляется с другом, которого просит быть секундантом, к Шаховскому. Там лепечет, что он обязан повторить вызов, но перед этим он извиняется за то, что наговорил вчера с пьяных глаз. И вы знаете, что сделал Шаховской?

Саша прекрасно понимала, что, конечно же, Виконт стрелять не стал, но, не желая портить самолюбивому рассказчику эффект, промолчала.

Аркадий Игоревич выдержал паузу и торжествующе сказал:

– Он юнцу наставительно так заметил: «Мой вам совет, поручик, определите для себя ту меру пития, когда вы еще совершаете поступки, за которые не приходится извиняться, протрезвев. И – прощайте, всего вам наилучшего.» Руку первым подал – и все! Ни слова о дуэли. А ведь это редко кто осмелился бы сделать! Простить публичное оскорбление мог либо трус, либо небывало самоуверенный человек! Вернее даже, беспредельно уверенный в себе и своей репутации.

Саша прикинула – да, Виконт мог так сказать и сделать... четче бы сказал, наверное, но по сути именно так. Совсем уже без голоса, Аркадий Игоревич завершил:

– Мать, а она, слава Богу, письмо сына получила, когда все уже было в прошлом, не то, наверное, скончалась бы на месте от разрыва сердца, не единожды мне эту историю рассказывала, и обязательно добавляла, что с тех пор она сына пьяным не видела вообще. Илларион Ипполитович правильно тут вспомнил, я тогда очень господином этим интересовался, Шаховским. Любопытно было б разгадать, так сказать, загадку его колоссального самообладания, влияния на людей, на того же поручика... на дам, наконец.