Третья истина
Шрифт:
– Бедное дерево, жалко, да?
– Да нет, вот срубить и правда было жалко, рука не шла, а надо было давно… Не плодоносила… Молодым деревьям ходу не давала, теперь в рост пойдут…
– А будут фгукты? Когда это?
– Смотря какие, груши – только осенью, яблоки тоже, а вот вишан скоро покушаете…
Он пригнул ветку и показал начавшую розоветь завязь.
– Дядья Гриша, – неожиданно спросила Лулу, – ты биль солдат, воеваль, а работаешь садовник, а не сталь офицер, почему?
Трофимыч усмехнулся:
– Ну, что же. Правильный
– Я тоже коника люблю всегда!– она уже совсем собралась поговорить о красавце Арно, как вдруг за деревьями послышалось сопение и почавкивание. За кустами стоял господин Петров и обмахивал платком потное лицо.
– Разговариваем, мамзель Курнакова, беседы беседуем? А батюшка знает, где вы гуляете? А фруктов вам к столу не подают, так у садовника выпрашиваете? Хе-хе… Ступайте-ка, а не то маменька, небось, заждалась, когда доченька сядет к ней на коленки посидеть… бегите, а то кого другого позовет...Хе-хе-хе…
Трофимыч незаметно шепнул Лулу, чтобы шла домой.
Слова семейного знакомого показались Лулу какими-то липкими, противными и она, не оглядываясь, побежала к дому, чтобы избежать развития беседы.
– Хоть бы «до свидания» сказала. Вот оно, воспитание пансионское, – донеслось до нее.
– Александра Невская спешит по важному делу? – окликнул ее, шедший с каким-то ящиком, Шаховской.
На полном ходу Лулу резко затормозила:
– Добрый вечер, господин Виконт!– От неожиданности она забыла, как его звать на самом деле, и выпалила так, как называла мысленно.
– Вы правы, Александрин, УТРО, действительно, доброе!
– Я спуталась… А почему вы зовете меня Невской?
– Потом объясню… Хотите пойти со мной или собираетесь все же ужинать и спать?
Лулу чуть не закричала : «хочу-у-у-у!», но вовремя спохватилась и тихо согласилась :
– Я бы пошла с вами. А куда?
– Увидите.
Лулу немедленно вцепилась в ящик, чтобы честно разделить со своим спутником его тяжесть. Виконт молча поднял ящик повыше. Быстрым шагом они проследовали в гостиный зал. Лулу поспешала следом, сгорая от любопытства. Жестом фокусника Виконт снял крышку:
– Раз, два… три! Прошу!
Лулу склонилась к ящику. Там лежали картины, но странные, таких она никогда прежде не видывала... Прочерченные тонкими штрихами, черно-белые, они очень понравились Лулу, и она сказала:
– Какие изящные, чудесные, но как же художник нарисовал такие?
– Удивительно, что тебе нравятся…
– А что, разве они плохие?
– Нет, очень даже нет... Это – офорты Лоррена. Смотри, как он штрихом обозначает свет!
– Как? Еau-forte?[15] Где ж тут вода? Почему она крепкая? Мсье Виконт?– Шаховской с интересом взглянул на раскрасневшуюся от любопытства Лулу.
– Я что-то не так поняла?
– Ты поняла верно, – серьезно ответил Виконт, – офорт – гравюра, вытравленная на меди азотной кислотой,
– И можно сделать сколько угодно оттисков?
– Вообще-то, да… но ценны только первые, авторские, потом матрица постепенно портится, Ну, к делу!– перебил сам себя Виконт и вскочил на стремянку, стоящую возле стены.– Подавай мне по одной, сначала вон ту, которая у тебя под левой рукой.
Лулу, подав картину, посмотрела, как он поискал ей надлежащее место на стене и стал осторожно вбивать в стену гвоздь. Потом на глаза ей попалась маленькая статуэтка, стоящая на полочке.
– О! Такой же мальчик, как там, только маленький и стоит. Вы видели, мсье Виконт, в комнатке наверху? – Лулу на последних словах прикусила губу: та комната до сих пор оставалась ее тайной.
Спрыгнув со стремянки и переставляя ее на новое место, «виконт» осведомился:
– Тебе понравилось? …Значит, ты была у меня в гостях, а я оказался нерадивым хозяином.
Лулу смущенно промолчала.
– А мои фрегаты? Боюсь, что ты их недостаточно разглядела. А картины? Нет, сударыня, придется повторить визит, – весело закончил он, ступил на первую ступеньку стремянки и галантно поклонился.
Не успела Лулу что-то ответить, как в комнату вошел отец. Она замерла. Наверно, Виконт думал, что его нет поблизости, и только потому взял ее с собой. Лулу его не подведет! Она самоотверженно ринулась наперерез господину Курнакову с гравюрой в руках.
– Мадемуазель Александрин, вас не затруднит подать офорт мне, – прозвучал спокойный голос Виконта. Лулу споткнулась, будто о невидимую преграду, и шлепнулась на гладко натертый пол. Поднимаясь на ноги, она услышала, как отец говорит Виконту:
– Это действительно ценные рисунки, Поль? Благодаря вам мой дом служит предметом зависти не только здешних, но и московских и даже петербургских офицеров.
– Поверьте, эти гравюры оценили бы не только офицеры…
Лулу, наконец, оправилась настолько, что смогла подать гравюру Виконту. Отец, взглянув на нее безразлично, продолжал:
– Я намерен завтра принять у себя господина Каледина – это тонкий ценитель. Вам будет, кстати, случай блеснуть и другим своим искусством. Может, он захочет посмотреть и сыновей…
Получив согласный кивок Шаховского, Курнаков удалился.
– Так как же, Александрин, приглашение принято?
Александрин вздохнула глубоко-глубоко, закрыла глаза и кивнула.
– Постарайтесь не оказаться запертой после завтрака – я зайду за вами.
Закончив работу, Виконт вывел ее из зала и, махнув рукой, отправился в спальни к мальчикам. В этот день они больше не виделись, но вечером Лулу впервые в этом доме уснула в предвкушении чего-то необыкновенно интересного.
ГЛАВА 4. КТО ОТКАЖЕТСЯ ОТ ХОЛОДНОЙ КУРИЦЫ И ПАШТЕТА?