Третья половина жизни
Шрифт:
Творческое объединение получило название «Контур». Договорились, что его возглавит режиссёр Игорь Шадхан, окончивший Ленинградский институт театра, музыки и кино. Худощавый, с внушительным лысеющим черепом и крупным носом, не оставляющим никаких сомнений в его семитском происхождении, он фонтанировал новыми идеями. До Норильска Шадхан успел поработать на телестудии в Воркуте, был уволен после конфликта с горкомом партии, но энтузиазма не утратил. В «Контур» вошли режиссёр Инна Назарова, молодая привлекательная женщина с экономическим образованием и тонким художественным вкусом, журналисты Валентин Вагунин и Паша Волчков, киновед Светлана Богданова,
Первая передача «Контура» ничем не напоминала то, к чему норильские зрители привыкли. Она называлась «По норильскому времени. Субботняя программа для всех» и была посвящена тому, что произошло в городе за неделю. От важного, в производстве и экономике, до событий в культурной жизни. В павильоне собрали людей, причастных к этим событиям. Их было человек пятнадцать. Каждому давали по две-три минуты. Выступления перебивались заранее снятыми кинокадрами. Сюжеты следовали один за другим без перерыва. Вёл передачу Леонтьев. За час с небольшим он вымотался так, словно разгрузил вагон с цементом. Технические службы были не готовы к такому ритму, не обошлось без мелких накладок. Но в целом первый опыт был признан успешным. На летучке, которая проходила по понедельникам, программу оценили как лучшую за неделю.
Во вторник Леонтьев поехал в прокуратуру. Егоров встретил его словами:
– Интересную передачу вы сделали. Смотрел не отрываясь. Одно плохо: нет даже минутки, чтобы пойти на кухню за чаем.
– На это и был расчёт, – ответил Леонтьев. – Я к вам вот по какому делу. Игоря Хазанова помните?
Следователь нахмурился.
– Помню. И о его деле знаю. А вы откуда знаете?
– Ко мне приходила Ольга, его жена. Рассказала, что его посадили и шьют статью за антисоветчину. Но вы-то понимаете, что никакой он не антисоветчик.
– Я-то понимаю, – проговорил Егоров. – Но дело ведёт КГБ. На них не надавишь, народ дисциплинированный. Приказ получен, приказ будет выполнен.
– Но обвинителем на суде выступит прокурор?
– Да, прокурор.
– Он мечтает о лаврах Вышинского?
– При чём тут Вышинский?
– При том. Он прославился тем, что был обвинителем на московских процессах 30-х годов, времён Ягоды и Ежова. Конечно, суд над «чёрными адвокатами» не московский процесс, но это первый политический процесс в Норильске. Ему хочется этим прославиться? А это неизбежно. Про него будут говорить: а, этот тот, при котором судили антисоветчиков.
– Понял, – кивнул Егоров и взял телефонную трубку. – Вячеслав Николаевич, тут у меня Леонтьев… Да, с телевидения. Он интересуется делом «чёрных адвокатов». Можно к вам зайти?.. Пойдёмте, Валерий, он ждёт. Намекните ему на Вышинского.
Намекать не пришлось. По хмурости на узком загорелом лице прокурора Леонтьев понял, что Ганшин прекрасно понимает,
– Мне передали… э-э… обвинительное заключение, – сказал он и поправил очки в тонкой золоченой оправе. – Почему вас это дело заинтересовало?
– По нему проходит геолог Хазанов, – объяснил Леонтьев. – Мы с Николаем Тихоновичем его хорошо знаем. Он не антисоветчик. Он всего лишь требовал возобновить разведочное бурение на Имангде. У него были для этого основания. Я не могу об этом судить, но начальник экспедиции Шубин согласился выступить в его защиту на суде.
– Но он писал жалобы за других, – возразил Ганшин. – В деле есть их показания.
– Не верю, что он мог написать в ООН «Варвары ХХ века». Жалобы написаны его рукой?
– Нет.
– Значит, переписывали авторы жалоб? Они могли добавить что угодно. Хазанов за это ответственности не несёт.
– Чего вы добиваетесь?
– Чтобы Хазанова вывели из процесса и сняли с него все обвинения.
– Я могу утвердить обвинительное… э-э… заключение или вернуть дело на доследование. Но это не решает проблемы. Проблема не в том, четыре человека пойдут под суд или три. Важно, что суд состоится. И это ставит меня в очень… э-э… затруднительное положение. Меня уже спрашивали, как мне понравится роль обвинителя на первом политическом процессе в Норильске.
– Кто спрашивал? – полюбопытствовал Леонтьев.
– Владимир Иванович Венгеров. Он всегда в курсе всех настроений в городе. Нет, это не выход. Нужно искать другое решение.
– Оно есть?
– Да, есть.
– Какое?
– Вы об этом узнаете. В своё время. Я был не очень уверен, что его приму. Но теперь, когда это дело у всех на слуху, у меня нет выбора. Но вы должны мне помочь. Сможете устроить телепередачу об этом деле?
– Смогу. Дело важное для всего города.
– Сделайте это. И не тяните. Антисоветчиков заклеймить не стесняйтесь. Николай Тихонович познакомит вас с материалами дела и с обвинительным заключением, там много подходящих цитат. Очень важно, чтобы анонс об этой передаче появился в телепрограмме. Это, может быть… э-э… самое важное. Хорошо, что вы пришли. Это помогло мне принять решение.
– Какое решение он принял? – спросил Леонтьев, когда они вышли из кабинета прокурора.
– Не знаю, – ответил Егоров. – Могу только догадываться. Но своими догадками с вами не поделюсь.
Через несколько дней позвонила Ольга. Леонтьев, как мог, успокоил её. Кое-что сделано, есть надежда, что всё обойдётся. Но что сделано, сказать не мог, потому что не знал и сам. Ещё через неделю передача была подготовлена. Она называлась «Под маской борцов за правду». Так же был озаглавлен анонс для информационного бюллетеня телепрограмм. Леонтьев позвонил прокурору:
– Анонс готов. Хотите посмотреть текст?
– Да, подвозите.
Исправил он только одно место. Вместо слов, «обвиняемых по статье 70 УК РФСР за антисоветскую агитацию», вписал фразу: «обвиняемых в клевете в адрес руководителей комбината и города. Они выступят истцами в судебном заседании». И вновь Леонтьев не понял, как это изменение статьи может сказаться на судьбе Хазанова. Меньше дадут?
Телепрограмма на следующую неделю выходила по средам, чтобы зрители успели её изучить и выбрать передачи, которые хотят посмотреть. В четверг утром Леонтьева вызвал директор студии и приказал передачу «Под маской борцов за правду» с эфира снять. А на вопрос почему, раздраженно ответил: