Третья половина жизни

Левашов Виктор Владимирович

– Откуда я знаю? Распоряжение первого.

– Савчука?

– Да, Савчука!

Передача не вышла. А вскоре стало известно, что суд не состоится. Уголовное дело закрыли, всех четверых обвиняемых освободили из-под стражи.

– Николай Тихонович, теперь-то вы можете объяснить, в чём дело? – спросил Леонтьев Егорова, заехав в прокуратуру.

– Теперь могу. Что значит обвинение в антисоветской агитации, вы знаете. А обвинения в клевете – дело совсем другое. На кого клеветали «чёрные адвокаты»? На первого секретаря горкома партии, на директора комбината, на директоров и главных инженеров заводов. Кому же из них охота слушать, как

их поливают в суде? И поливают за дело. А слушать придётся, заседания открытые, с публикой. Как только появился анонс, они тут же начали обрывать телефоны в горкоме.

– В этом и заключалось решение прокурора?

– Да, в этом.

– А почему он колебался?

– Скоро узнаем.

Узнали быстро: решением бюро горкома партии прокурор Ганшин был освобождён от должности. Но без работы он проходил недолго. Его увольнение вызвало недовольство в Норильске. Чтобы как-то утихомирить город, его избрали народным судьёй.

Через несколько дней Леонтьев заехал к Ольге и Игорю Хазанову попрощаться. Они уезжали, совсем. В их комнате в трёхкомнатной квартире с двумя соседями на полу стояли два чемодана и рюкзак, вот и всё, что они нажили в Норильске. За недели в СИЗО Игорь похудел, осунулся, смотрел исподлобья, затравленно.

– Чему-нибудь тебя эта история научила? – спросил Леонтьев.

– Очень многому научила. Спасибо, что ты поддержал Ольгу. Ей было хуже, чем мне.

– Валерий, если будете в Ленинграде, обязательно заходите. Мы будем очень рады вас видеть, – сказала Ольга. – Запишите телефон.

Через много лет, когда в командировке в Ленинград выдался свободный день, Леонтьев позвонил по этому телефону. Ему было интересно, как сложилась жизнь этой молодой пары. Почему-то казалось, что не очень удачно. Озлобленность, которую он отметил в Хазанове при прощанье, не обещала ничего хорошего.

Ответила Ольга, сказала адрес. Она жила на Васильевском острове с родителями. На полу в её комнате стоял собранный в дорогу чемодан. С ней была дочь Катя лет семи-восьми.

– Как я к вам не зайду, вы всегда собираетесь уезжать, – заметил Леонтьев. – Куда на этот раз?

– В Кейптаун, – ответила Ольга.

– В Кейптаун?! – поразился Леонтьев. – А там что?

– Там Игорь.

Она рассказала, как они жили после Норильска. Зараза правдоискательства оказалась в Хазанове неискоренимой, она привела его в диссиденты. Он писал и подписывал письма протеста, давал интервью вражеским голосам, сотрудничал с «Хроникой текущих событий». Работал кочегаром, сторожем на баржах.

– Жуткое время, – говорила Ольга. – Денег нет, Катерина болеет, кругом топтуны, каждую неделю обыски. Не знаю, как я сумела это выдержать. Кончилось тем, что его посадили.

Посадили по той же 70-й статье, по которой хотели судить в Норильске. Дали по максимуму – пять лет и семь по рогам. Но он был на Западе уже известен, через три года его выпустили и выслали из страны, лишив гражданства. Сначала работал в геологоразведке в Канаде в провинции Альберта, вырос там до главного геолога промыслов. Потом его пригласили в ЮАР, сейчас он начальник экспедиции. Купил дом в Кейптауне с большим садом и бассейном.

– Ждёт нас. Нам долго не давали разрешения уехать к нему. Только недавно разрешили. Прощайте, Валерий. Я никогда не забуду, как вы нам помогли…

VII

Ещё с того дня, когда появился приказ о создании «Контура», на студии за деятельностью

объединения следили с ревнивым и не слишком доброжелательным вниманием. Чисто недоброжелателей увеличилось, когда главный редактор Львов, взявший на себя роль идейного вдохновителя «Контура», стал на летучках наезжать на редакторов и режиссёров, игнорирующих новые принципы телевизионного вещания. Они и рады были бы работать по-новому, но не хватало таланта и внутренней свободы, какая была у членов объединения.

Передачи «Контура» пользовались постоянным успехом у норильских зрителей. Если раньше вытащить кого-нибудь из руководителей на телевидение было проблемой, то теперь стало престижным выступить в еженедельной субботней программе «По норильскому времени». Программу вели по очереди Волчков, Светлана Богданова и сам Леонтьев. Не все выпуски были равноценными, но они неизменно оказывались на доске лучших.

Однажды на студию пришёл маленький человек лет пятидесяти, в меховых геологический сапогах, с большими седыми усами. Представился, прищёлкнув каблуками:

– Гармаш.

Тимофей Трофимович Гармаш работал художником-оформителем на Никелевом заводе, а в свободное время собирал материалы по истории Норильска. Он приехал откуда-то с Украины, хотел найти старшего брата, сгинувшего в Норильлаге, брата не нашёл, но увлекся историей города. У него были три дочери, растил он их без жены. В двух комнатах трёхкомнатной квартиры, которую ему дал завод, жил сам с дочерями, а в третьей хранил архив, который собирал много лет. Каждое упоминание о Норильске в местных и центральных изданиях, в книгах воспоминаний находило место в его архиве.

Леонтьев сразу понял, что Гармаш может украсить программу «По норильскому времени». И не ошибся. «Наш архивариус» стал популярен в городе, он мог говорить бесконечно, самое трудное было его вовремя остановить.

Редакторы и режиссёры объединения понимали, что они могут удерживать внимание города только в том случае, если будут говорить о самых острых темах. Постоянной темой была ситуация на заводах, бесправие рабочих, проблемы с условиями и охраной труда. Каждая такая программа вызвала резкое недовольство руководителей всех уровней – от начальников цехов до главных инженеров и директоров. Одну передачу Леонтьев посвятил текучке молодых рабочих. Из Норильска уезжал каждый второй, проработав год, а то и полгода. Причину он видел в том, что им обещают то, чего не могут дать: ни высоких зарплат, ни квартир. Мысль его была такой: нельзя врать, нужно говорить только правду. А правда в том, что не будет золотых гор и благоустроенного жилья в первые полгода. Меньше станет желающих приехать в Норильск? Но те, кто приедут, будут знать, что их ждёт и не почувствуют себя обманутыми. Леонтьев был уверен, что против этого трудно что-нибудь возразить. Но Венгеров, внимательно следивший за его передачами, был другого мнения.

– Опять вы, Валерий, разрушаете вечную мерзлоту. Не понимаете главного. Да, молодой рабочий, который почувствует себя обманутым, уедет через полгода. Но за эти полгода он сделает столько неквалифицированной работы, что окупит все затраты.

– Но это же браконьерство, – возразил Леонтьев. – Врём и знаем, что врём. Как будет чувствовать себя человек, которого обманули? Чего от него ждать?

– Никто ничего и не ждёт. Вы идеалист, Валерий. Помните, что сказал Хрущев? «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Вы верите, что будете жить при коммунизме?