Третья причина (сборник)
Шрифт:
— Зачем это вам? — визави Шаво иронично усмехнулся.
— Как зачем? — возразил ему молчавший до сих пор третий игрок. — Белый человек в Африке. К тому же офицер, решительный. Нет, господа, вы можете думать что угодно, но, признайтесь, в этом что-то есть… К тому же учтите, мадемуазель Шаво, очень привлекательна…
— Я полностью согласен с вами. Подозреваю, что при таких обстоятельствах кое-кто из вас поступил бы точно так же, — и хитро усмехаясь, Шаво принялся тщательно тасовать колоду…
Ведя бесконечные разговоры о предстоящем сафари с видом добродушного простака,
Глядя на негров, бесконечной цепочкой взбегавших по сходням на пароход, Пётр отметил образцовую организацию разгрузки и огромное количество доставленного груза. К тому же оказалось, что ящики с винтовками были заранее снабжены лямками так, чтоб на каждый пришлось сразу четыре носильщика. Уже одного этого было достаточно, чтобы понять: ящики собираются нести далеко.
Что же до остального, то пристань, к которой приткнулся их пароход, была временной и, как выяснил Пётр, ещё даже не имела названия. Рядом с ней стояло несколько европейских бунгало в окружении двух десятков хижин. Однако Шаво, судя по всему, задерживаться здесь не собирался. Как только груз оказался на берегу, негры носильщики, поразбирав тюки и ящики, длинной цепочкой двинулись по едва заметной тропинке, уводившей в сторону от реки.
Вышагивая вместе с Шаво и Флер где-то в середине этого своеобразного каравана, Пётр слушал экзальтированные возгласы француза, как мог ухаживал за его дочкой, одновременно прикидывая, кто и где ещё должен присоединиться к ним, так как сейчас их было всего трое белых на целую сотню негров…
Идти таким образом пришлось чуть больше часа, и, едва разглядев впереди маленькие домики, прятавшиеся под деревьями, Пётр вздохнул с облегчением. Сама миссия, к которой они подходили, представляла собой три ряда низких строений, образовавших три стороны четырёхугольника. Посередине стояла церковь, и всё вместе окружало сразу две ограды. Одна, меньшая, отделяла европейскую часть застройки, а вторая охватывала всё селение.
В воротах миссии, среди толпы чернокожих, высыпавших навстречу каравану, Пётр увидел двух белых. Один из них, стройный молодой человек, пожимая руку Шкурина, весело отрекомендовался:
— Лейтенант Анри Гуро!
В то время как второй белый, низенький, полный и уже весьма пожилой человек, дружески улыбнулся и без всяких околичностей пригласил:
— Прошу к столу, друзья мои, вы подошли как раз вовремя…
Стол, к которому приглашал преподобный Бюше, как позднее узнал Пётр — основатель и глава этой миссии, — оказался весьма неплохим. По крайней мере местных блюд не было вовсе. Похоже, хозяин поступил так специально, чтобы продемонстрировать свои достижения в плане цивилизации.
Однако рассаживать гостей преподобный Бюше почему-то не спешил. Только после того как босой слуга-африканец почтительно приблизился и негромко сказал: «Ндио, бвана» [1] — хозяин всплеснул ладонями и весело объявил:
— Ну вот, господа, наконец-то все собрались…
Пётр с интересом посмотрел на двери, чтобы увидеть, кого же ждал преподобный, и удивился. Человека,
1
Ндио, бвана — Да, господин (суах.).
Тони Менс, а именно так звали опоздавшего, был худой, жилистый и до черна загорелый. Сказать, сколько ему лет, Пётр затруднялся. Может, тридцать, а может, и все пятьдесят. Уже за обедом Шкурин узнал, что Тони — профессиональный охотник, который знает тут всё, и именно присутствие этого человека, согласившегося вести караван, наполняло Шаво хвастливой уверенностью.
Кстати, уверенности оно придало и Шкурину, одновременно заставив призадуматься, зачем Тони Менс приглашён участвовать в экспедиции, которая так загадочно объединяет красивую девушку и офицера с грузом оружия? Эти размышления так захватили Петра, что он даже не принял участия в разговоре, который между тем становился всё интереснее.
Неожиданно преподобный Бюше, конечно же игравший за столом главную скрипку, повернулся к не решавшемуся открыть рот Шкурину и спросил:
— Ну как, молодой человек, освоились?
— Ещё не совсем. — Пётр вытер салфеткой уголки губ и улыбнулся. — Признаться, вот так жить среди туземцев я бы, наверно, не смог.
— А что туземцы? — усмехнулся Бюше. — Они готовы и работать, и торговать. И вообще африканец, как и всякий человек, в своих интересах работает весьма усердно.
Пряча в глазах хитроватую усмешку, лейтенант Гуро прямо через стол, обратился к преподобному Бюше.
— В общем, я с вами согласен. Однако чем пояснить, что есть люди белые и есть люди чёрные и разница между ними не только в цвете кожи. Нет ли здесь какого-то скрытого смысла?
— Снова вы за своё… — Бюше укоризненно покачал головой, и Пётр сделал вывод, что этот разговор является продолжением какого-то давнего спора. — Конечно, я мог бы ответить вам, что Бог создал и белых, и чёрных и лишь метисов — дьявол, но я скажу просто: все они люди. А если я вам, лейтенант, скажу, что негры верят, будто душа человека переселяется в обезьяну, вы наверняка напомните мне, что по этому поводу говорил Дарвин…
— Пусть так, — вроде бы согласился Гуро. — Почему же тогда сами африканцы считают нас совсем разными? Я сам слышал, как один негр уверял родичей, что мы дети разных отцов. Он ещё добавил, доказывая это: как бы мы ни мылись, нам всё равно не стать светлыми.
— Это так. Но делать вывод, что белый человек создан для чистой работы, а чёрный — для грязной, нельзя. Достаточно вспомнить, что ещё есть и жёлтые, и красные люди. В конце концов цветом кожи скандинав отличается от итальянца или испанца, — с лица Бюше исчезла улыбка, но он продолжал говорить спокойно. — Мне лучше, чем кому-нибудь другому известна мысль, будто все африканцы — дикари. Но мне также известно, что чёрные считают белых людоедами и детский бука у них тоже белый. Они также воспринимают наши голубые глаза и рыжие усы, как мы их лица и курчавые волосы. И вообще те, кто считает, будто их речь бедна, сильно ошибается. Все, кто может свободно говорить с африканцами, подтвердят: они имеют такие же суждения, как и наши простолюдины.