Третья пуля
Шрифт:
Американский автор, пишущий об оружии, который приехал в Россию, чтобы написать о новой русской снайперской винтовке КСВК калибра 12,7 мм, разыскал его и взял интервью. Свэггер прочитал его, обратился к автору за адресом электронной почты и рекомендацией и связался через океан со своим коллегой, таким же мастером проникновения в тыл противника и попадания в цель с одного выстрела, который многое знал об определенных предметах, но не хотел об этом говорить. Стронский слышал о Свэггере – в конце концов, земной шар не так уж и велик. У них много общего. Оба убивали во имя целей, которые впоследствии представлялись
– А это что за женщина? – спросил Стронский.
– Она не из нашего мира, что мне нравится. Умная. Все правильно понимает. Я не стал рассказывать ей все. Она читает на вашем языке, как на родном…
– Она мне уже нравится.
– … и чрезвычайно толковая. Будет хорошо, если мне удастся внушить ей, что она не подвергается никакой опасности. Как и у всех американцев, это здание наверняка вызовет у нее страх.
Они сидели в изысканном ресторане, по иронии судьбы носившем название «Шпион» и находившемся на площади Дзержинского, в двухстах пятидесяти метрах от Лубянки. Их столик стоял на балконе четвертого этажа. Они ели блины с икрой и тонкими ломтиками копченого лосося. Стронский пил водку, Свэггер – воду.
– Мы тоже с опаской относимся к этому зданию. В Афганистане один мой товарищ, Тиболотский, хороший малый, классный наблюдатель, работавший со мной, смелый до отчаяния, высказал однажды сомнение в целесообразности этой войны. Он участвовал в ней и имел на это полное право, разве нет? Кто-то донес в КГБ, и парень исчез. Ради чего он храбро сражался, чтобы потом оказаться в камере, или хуже того? Вот почему я так ненавижу этих проклятых ублюдков.
– Политики всегда были засранцами, – сказал Боб. – Я тоже однажды потерял наблюдателя, и виноваты в этом чертовы политики. Какую страну ни возьми, везде политики оказываются засранцами.
– Это точно, – согласился Стронский.
– Вы обо всем договорились?
– Да. Деньги у вас с собой?
– В ботинке. Вы доверяете этому человеку?
– Доверяю. Не потому, что он смел, а потому, что в Москве коррупция – это такой же бизнес, как и любой другой. Не продаст секрет он – это сделает его конкурент. В конце концов, этот подполковник торгует не своей честью, которой у него, разумеется, нет.
– Если Стронский говорит «да», я тоже говорю «да», поскольку доверяю ему.
– Я такой же, как и все они. Мне просто приятно оказать услугу собрату-снайперу, не более того.
– Спасибо.
– Теперь суньте руку под стол и возьмите.
– Взять что?
– Увидите.
Свэггер сунул руку и взял то, что ему передал Стронский. На ощупь это было похоже на «Глок 19» с 3– или 4-дюймовым стволом, не 1911, но тем не менее довольно мощный пистолет, обладающий внушительной убойной силой. Затвор-кожух изготовлен из стали, правда, с керамической отделкой для придания матового блеска и повышения долговечности; корпус – из какого-то суперполимера. Не вынимая пистолет из-под стола, Боб осторожно рассмотрел его. Темный и тупоносый, без предохранителя. Он принадлежал к более современному поколению, нежели флегматичный тевтонский «глок», и его эргономика выглядела лучше. Боб повернул его и увидел маркировку на кириллице, под которой на затворе-кожухе была надпись на английском: IxGroup, 9mm. Свэггер заткнул его под
– У меня есть враги. Возможно, через меня они доберутся и до вас. В Москве полным-полно опасных людей, и вычислить их сразу невозможно. Этот пистолет только что украден с завода, у него нет серийного номера. В случае необходимости используйте его и тут же от него избавьтесь. Его происхождение невозможно проследить.
– Это не «глок»?
– ГШ-18. Это лучше, чем «глок». 18-зарядный магазин, двойного действия. Из Инструментального конструкторского бюро КРВ в Туле. Произведен компанией «Иксгруп», владельцем которой является Иксович, один из наших новоявленных олигархов.
– Я уже слышал это имя.
Они договорились о дальнейших действиях.
Не полюбить «Метрополь», этот знаменитый старый отель, где остановился Свэггер, просто невозможно. Имевший богатую историю, он имел и роскошные апартаменты, возможно, восстановленные до уровня их дореволюционного шика. Всюду сверкала латунь и отливал матовым блеском мрамор. Интерьеры изобиловали изысканно одетыми людьми. Даже обосновавшиеся в баре проститутки принадлежали к высшей категории.
Но Свэггер попытался увидеть отель таким, каким тот был в 1959 году, когда на несколько недель дал приют меланхоличному Ли Харви Освальду, пока русские соображали, что с ним делать. В ту эпоху, предшествовавшую падению коммунизма и проникновению финского капитала, отель, по всей вероятности, был унылой дырой, пропахшей капустой, водкой и канализационными стоками. Такая обстановка идеально соответствовала моральному состоянию человека с безрадостным прошлым и туманным будущим, который за короткую жизнь еще ни на кого не сумел произвести впечатления.
Оказавшись в его номере, Свэггер обнаружил, что Освальд все еще присутствует там. Он не мог избавиться от ощущения, что этот маленький, жалкий человечек, излучавший злобу и уязвленное самолюбие, всюду следует за ним по этой ныне шикарно обставленной комнате, ставшей в более мрачную пору жилищем потенциального перебежчика.
Не имело смысла задаваться вопросом почему. Единственный вопрос, которым следовало задаваться, – как.
Не нужно воспринимать его как человека, внушал себе Свэггер. Нужно воспринимать его как анонимный сервомеханизм, который сделал то, что сделал, и нужно понять, каким образом он сделал это. Не просто же он проснулся однажды, исполненный решимости убить президента. Сошлось слишком много факторов, и вопросы требовали ответов.
Свэггер пожалел, что у него нет водки и сигарет. Наверняка многие люди провели не одну трудную ночь в «Метрополе», подкрепляя себя водкой и сигаретами. Может быть, среди них был и Освальд – пока русские решали его судьбу.
Мелкий негодяй. Кто мог бы подумать? Не нужно думать об этом, снова приказал себе Свэггер. Нужно думать только о том как.
Не следует тратить время на размышления о его ничтожной, противоречивой личности, достойном сожаления воспитании, проблемах с учебой, поведением и общением, длинной цепи неудач, соблазнах, тщеславии, нарциссизме. Любой, ознакомившись с биографией Ли Харви Освальда, мог бы прийти к выводу, что он относится к тем самым ленивым бездарностям, готовым поменять свое никчемное, серое существование на всемирную зловещую славу.