Третья раса

Янковский Дмитрий Валентинович

Она не ответила, но видно было, что комплиментом довольна. Похоже, Леся простила мне переодевание в форму или для нее это перестало иметь то значение, какое имело в те дни, когда я переехал к ней в дом.

— Дашь порулить? — спросил я.

— Дам. Только давай отойдем подальше от берега, а то здесь могут быть рифы.

Я стиснул зубы, но промолчал. Показывать обиду было глупо, поскольку Леся обидеть меня не хотела, и я знал это. Но все-таки не так легко жить с подругой детства, когда само детство давно закончилось. Кем бы ты ни был, кем бы ни стал, для нее ты будешь малявкой, над которым она подтрунивала в том возрасте, когда девчонки развиваются быстрее мальчишек. Того, что я год тренировался в учебке охотников, а потом больше года служил, она словно не замечала.

В ней была какая-то не совсем, на мой взгляд, обоснованная уверенность в собственном превосходстве, а мой опыт казался ей экзотическим, сильно оторванным от решения каждодневных проблем. И в чем-то она была, безусловно, права, иначе я бы давно психанул и покинул остров.

Ну нырял я в жидкостном аппарате на три километра под воду, ну вел отбитый у пиратов корабль через бушующий ночной океан, что с того? С катером-то я действительно управлюсь хуже Леськи. Мои умения в обыденной жизни действительно оказались никому не нужны. Я ведь прекрасно понимал, почему меня не взяли работать на станцию по специальности, несмотря на внушительный опыт сверхглубинных погружений. Да просто потому, что в обычной работе нырять приходилось метров на тридцать, не больше, с обычным аппаратом воздушного или, в крайнем случае, газового типа. А на таких маленьких глубинах у меня не было преимущества перед теми же клубными дайверами, например. Если бы возникла проблема, требующая более основательного погружения, начальство станции вызвало бы охотников с надлежащей экипировкой, жидкостными аппаратами и системами навигации по сателлитам. А мне надо было подумывать о получении мирной профессии, раз уж пришлось уйти со службы.

— Лесь… — позвал я.

— Да?

— Тебе правда тяжело далось мое трудоустройство?

— Правда. Начальство беспокоится за отношения в коллективе, когда станция уходит далеко в океан. Но сторож не совсем член коллектива. В общем мне удалось доказать им твою безопасность. К тому же официально ты инвалид, это облегчило мне задачу. Только зря ты надел форму. Если кто-то увидит на станции…

— У меня сегодня проводы теней прошлого, — объяснил я. — Сегодня я в последний раз надел все это и сегодня же утоплю мундир в океане. Океан дал мне его, пусть он и забирает обратно.

— Что значит дал?

— Ну… — мной овладел приступ откровенности. — У охотников есть поверье, что по-настоящему в отряд может принять только стихия. Ты изучала Японию и Китай, так что поймешь, о чем я.

— Да. Только не думала, что подобная религиозная концепция могла сложиться у солдафонов.

— Солдафоны — это как раз те, кого не крестили стихии, — возразил я. — Меня ведь ты не считаешь таким?

— Тебя я знаю очень давно.

— Это не имеет значения. Если человек не подходит, стихия его не примет, и тогда он будет не служить, а работать охотником — то есть выполнять определенные обязанности за деньги. А те, кого крестили огонь, ветер, земля или океанская вода, те кучкуются вместе, чувствуя друг друга за милю. Они отличаются от всех остальных, как поток воздуха из кондиционера отличается от муссона. В нашей команде все были такими. Рипли была крещена водой, Чистюля — огнем, Молчунья — ветром. Помнишь ее?

— Конечно, — ответила Леся. — Глухонемая девчонка, жившая с отцом на острове. В детстве мы с ней были дружны. Как странно, что вы встретились через столько лет и так далеко от дома.

— Ничего странного. Ты тоже крещена стихией. Это главное, что нас связывает.

— Но я не охотник, — буркнула Леся.

— Однако ведь собиралась идти в учебку?

— Меня манил океан. Ветер. Свобода. Я все это получила и без охоты.

— Вот видишь. Ты чем-то похожа на Молчунью, наверное, тебя тоже крестил ветер. Я заметил, что он не обдувает тебя, а ласкает.

— Бред, — она неуверенно пожала плечами. — Хотя что-то в твоих словах есть. А почему ты решил, что тебя крестил океан? Расскажешь?

— Сегодня я расскажу все, что ты пожелаешь узнать. Это будет ритуальное освобождение от воспоминаний.

— Интересно, — Леся сбавила скорость и откинулась на спинку кресла.

Катер перешел с режима глиссирования на обычный и закачался на усиливающихся

волнах. Свист турбин сделался почти неслышным.

— Четыре года назад, по пути из учебки на базу, — начал я, — наша команда вступила в бой с пиратами в Средиземке. Был свирепый шторм, была ночь, и схватка вышла очень тяжелой. Пираты колотили с мачты из автоматического пулемета, а Молчунья отвечала из турельного ракетомета. Под ее прикрытием мы с Чистюлей высадились на палубу и били из легких гарпунных карабинов во все, что движется. В конце концов мы победили и заперли уцелевших пиратов в помещении камбуза. Однако шторм так разгулялся, что все вырубились от жестокой морской болезни. Всех, включая нашего командира по кличке Жаб, просто выворачивало наизнанку. Даже Рипли, хотя она настоящая океанская волчица. Все слегли — все, кроме меня. У меня даже голова не кружилась. Курсовой автомат захваченного корабля не справлялся с управлением, судно, замаскированное под сухогруз, в любой момент могло переломиться надвое. И я стал к штурвалу. Я один был в состоянии это сделать, понимаешь? В ту буйную ночь океан принял меня в охотники. И только он может меня уволить из них, а не какие-то доктора.

Леся задумалась и вновь перевела катер на глиссирующий режим. Над водой идти было легче — не так качало.

Глава 2

Звери

Когда на горизонте замаячила ажурная мачта плавучей станции «Тапрабани», у меня уже не оставалось сомнений в правильности выбранной мною одежды и обуви. Шторм разгулялся, небо заволокло низкими серыми тучами, ветер срывал брызги с пенных барашек и швырял на нас с Лесей. Ее шелковая рубашка промокла и налипла на тело, а моя форма, пропитанная специальным составом, отталкивала воду не хуже гусиных перьев. На ветру Леська быстро озябла, и я отдал ей свою рубашку.

— А ты говорила, что не надо было переодеваться, — поддел я ее.

— Ладно, замнем, — буркнула она, натягивая рукава. — Хочешь повести катер?

— Хочу.

Пока Леся передавала мне ручку управления, наше судно развернуло бортом по ветру и захлестнуло приличной волной. Я чуть не взвизгнул — с голым торсом не очень приятно, когда тебя окатывает брызгами на ветру. Зато Лесе в моей форменной рубашке было теперь хорошо.

Я поудобнее устроился в пилотском кресле и, дав с места самый полный вперед, вывел катер на режим глиссирования. Генераторы поля подняли его сантиметров на сорок над водой, турбины взвыли, источая жар.

— Ух! — выдохнул я, довольный разгоном. — Получше нашей старой машинки!

— Что?

— Хороший катер, говорю!

Леся кивнула. Можно было сказать ей то же самое на языке жестов, которым охотники общаются в глубине, поскольку она еще в детстве научилась ему у Молчуньи. Но я предпочел повысить голос, чтобы перекричать турбины. Леся ведь не была охотником, а то, что она знала Язык — случайность.

Вместо того, чтобы направить катер к платформе «Тапрабани» по кратчайшей траектории, я вывел его на широкую дугу — хотел насладиться скоростью и контролем над машиной. Набегающий поток воздуха выдул из меня остатки дурных предчувствий, наполнил ни с чем не сравнимым восторгом единения со стихией. Мне вдруг стало совершенно ясно, что океан не позволит мне уйти из охотников, что я навсегда останусь одним из них, хоть и списанным по здоровью. Постепенно все привыкнут к тому, что я буду заступать на дежурство по «Тапрабани» в форме, а может, если повезет, мне и прозвище на станции дадут соответствующее — Охотник.

Турбины свистели, как сотня сверкающих гарпунов, выпущенных очередью из скорострельной пушки, волны бессильно пытались лизнуть днище катера, но я от них уходил.

— Ты тоже хорошо водишь! — крикнула мне на ухо Леся.

Еще бы! Чего она ожидала от человека, который специально учился морскому делу, а затем вел огромный сухогруз в самое сердце бури? Катер же был удивительно легок в управлении, как и положено дорогой гражданской машине. И хотя прямоточный привод был для меня внове, но я быстро к нему привык. Погоняв катер как следует, я пустил его по прямой к «Тапрабани». В сумерках шторма станция выделялась яркими габаритными огнями.