Третья штанина
Шрифт:
– Гепатит, – донеслось издалека.
– Гепатит, – повторил я. Интересно, сколько раз я произносил это слово раньше? Наверняка я произносил его по-другому.
Пронесло и в то же время не пронесло. Нет, я надеялся, что она хочет сказать о чем-то совсем другом. Я до последнего планировал, что все будет по-другому, что она скажет что-то не имеющее отношения к моим опасениям. Какую-нибудь глупость. А оказалось, что я угадал.
– Ясно.
Я взял ее под руку. И пошел в направлении седьмого корпуса университета. Там и проводились встречи юных и неюных дарований.
– Успокойся
Нет, я из тех людей, которые никогда не упускают даже малейшую возможность наступить в дерьмо. Что такое гепатит С? Я почти ничего о нем не знал. Только то, что очень многие наркоманы им болеют, и то, что это не так страшно, как СПИД. Возможно ли излечение? Ассоциации у меня были только с соцрекламой, которую постоянно гоняли по телевизору: «Гепатит – это испытание, это – не приговор». И таким тоном, что жизнь больного виделась мне после этого не иначе как: таблетки, овсянка, пробежки, естественно, отсутствие алкоголя и курева и неминуемая смерть от цирроза печени лет этак в тридцать пять. Я довел Алису до седьмого корпуса университета. Поцеловал в щеку.
– Только, пожалуйста, никому не рассказывай, – спохватилась она, – об этом никто не знает, только ты и Герасимова. Иначе меня будут сторониться…
Я махнул рукой. Сам я все-таки не пошел на еженедельную встречу этих чертовых графоманов, их стихи и так давно уже стояли у меня поперек горла.
–2
Я впервые был в Москве.
Наконец-то вручение премий и дипломов закончилось, наконец-то фуршет закончился. На меня алкоголь уже почти не действовал, а когда я оказался на улице, протрезвел окончательно. Было свежо и хорошо. Я решил больше не пить этой ночью.
Мы спустились в метро, держась за руки, вышли из метро, держась за руки. И мне показалось, что, пока мы ехали в метро, стало еще холоднее; Надя сказала, что в этом году в Москве не было еще такого холода. Мы шли вдоль дороги и каждые несколько секунд целовались сквозь мороз. Надя тянула руку – пыталась поймать машину. Нужно было еще проехать на машине – было уже поздно, и автобусы не ходили. К тому же у нас был праздник жизни, и мы могли себе позволить поймать частника или даже такси.
Мы собирались ехать к Наде домой.
– Скажи, а твоя мама куда денется? – спросил я в очередном приступе паранойи.
– Она поедет к мачехе, – ответила Надя.
– К мачехе?
– Да. Она дружит с моей мачехой. Со второй папиной женой. Так что она согласилась поехать к ней сегодня.
– И это нормально? Может, нам все-таки стоило поехать ко мне в гостиницу?
– Не поедем мы ни в какую гостиницу, – сказала Надя.
И уже поймала частника.
Вот машина остановилась, Надя поговорила с водителем. Всего за сто рублей он нас довезет. Надя села спереди, чтобы объяснять дорогу. Я уселся сзади, положил на сиденье Надину статуэтку (статуэтка – «Птица», свидетельствующая о том, что Надя лучшая молодая поэтесса года) и коробку с карманным компьютером – мой приз финалиста премии.
Я не был главным молодым писателем короткой прозы, но мне тоже перепала денежная премия – меня признали «Голосом»
Надя была счастлива, она говорила с водителем, как со своим хорошим знакомым. Сказала, что мы сейчас получили по литературной премии. Я вообще-то не люблю таких выходок, не люблю, когда кто-то так обращается к первому встречному. Но Надя, хоть и старше меня, была совсем как ребенок. У нее это выглядело мило и естественно. К тому же я тоже был в хорошем настроении. Мы подъезжали, и Надя позвонила маме.
– Мы уже близко, – сказала она в мобильник и стала слушать, что там ей говорит мать, – хорошо. – Выключила мобильник и сказала водителю:
– Вы сейчас подождете пять минут?
Ее мама должна была спуститься, и тогда водитель подвезет ее тоже. Мы остановились возле подъезда. Надя заплатила водителю. У меня с собой не было денег – остались в гостинице, – те, что я получил с учредителей, копейка в копейку, показав авиабилет; я должен был их отдать отцу, но теперь я разбогател на двадцать семь штук и мог позволить себе тратить оттуда.
Надя зашла в подъезд. Я остался стоять на улице, пока она не выйдет и не посадит маму в машину. Мы молча курили с водителем, я и не пытался с ним заговорить – как только Надя ушла, я и он стали теми, кем были: двумя незнакомыми людьми. Через пять минут вышли Надя и ее мама.
– Здравствуйте, Ксения Константиновна. – Я повторил приветствие плюс Имя и Отчество мысленно раз пятьсот, пока их ждал. «Ксения Константиновна» – только не забудь, – «здравствуйте, Ксения Константиновна»…
Надина мама оглядела меня с ног до головы.
– Он? – спросила она у Нади. Судя по тону, Надина мама была отвязная начальница. Она спросила у меня:
– Мясо умеешь готовить?
Я на секунду задумался от неожиданного вопроса. Но решил сказать:
– Умею.
– Есть свинина, приготовь и накорми Надю. А то она не умеет готовить мясо.
– Конечно, – сказал я. Я почувствовал облегчение, что знакомство с мамой проходит так гладко.
Надина мама села в машину, Надя получила несколько напутствий, попрощалась и захлопнула дверцу машины.
– Мама смотрела сюжет по «Культуре». Там показали только короткий ролик и в нем показали тебя, – сказала Надя, когда мы поднимались по лестнице.
– Ты выходил на сцену, мама сказала, что ей понравилось, как ты выходил, – сказала Надя, пока мы разувались и снимали куртки.
Надина мама тонко пошутила, скорее всего. От многодневного пьянства у меня уже ноги подкашивались и начались боли в кишечнике. Выходил на сцену я недостаточно опохмелившимся. Меня вызвали неожиданно самым первым. Я выкарабкался, пробормотал какую-то хреновину в микрофон, поблагодарил, кого следовало, и быстро ретировался…