Третья штанина

Алехин Евгений Игоревич

– Блядь, я рук не чувствую, – заорал я, – скоро мы приедем?!

– Уже скоро, не бойся, – сказала Надя.

– Высаживайтесь, – бубнил испуганный водитель, – мне не надо, чтобы он здесь умер!

Водитель сильно засуетился и прибавил ходу. Он еще не раз говорил высаживаться, но при этом все-таки вел машину. Наконец мы добрались до Бурденко. Водила получил деньги и смылся.

Я уже совсем перестал соображать. Я стою, прислонившись к металлическому забору, не чувствуя тела, а Надя с Антоном просят охранника, чтобы нас впустил. Охранник не хочет впускать. Надя просит, чтобы он вызвал врача. Через несколько минут

врач впускает нас на территорию больницы. Меня ведут внутрь, тут тихо, в коридоре никого нет, Надя по дороге объясняет что-то врачу. Все слишком долго, у врача нет желания меня спасать. Головная боль пульсирует, я то чувствую ее, то нет. На всякий случай держусь за голову, чтобы голова не разорвалась.

Меня кладут на томограмму. Какая-то женщина заводит в кабинет, укладывает, а сверху меня накрывает сканирующая панель. Только это уже крышка гроба. Я уверен, что, когда процедура будет закончена, я буду мертв. Жаль, ведь я только что-то понял. У меня есть специальное знание, я понял, как жить, но я уже должен умереть. Теперь бы я все делал по-другому. Специальное важное знание, которое дается перед смертью. Вот о чем я думаю. Каждая секунда должна стать последней.

Но панель отъезжает, и женщина помогает мне встать.

– Не волнуйся, – говорит она, – главное, что рака нет.

А что же есть? Что у меня?

– Перестань трястись, – говорит врач, измеряя мне давление.

Сто шестьдесят на девяносто пять, говорит он. В этом дело. Я уверен, что дело не в давлении, не может быть так плохо человеку из-за давления. Врач со мной вообще не хочет разговаривать, он говорит только с Надей. Выписывает ей на клочке бумаги лекарства.

Он объясняет ей, что из-за пьянства у меня начался гипертонический криз, вот и все. Говорит:

– И нечего лепить из этого проблему.

Надя спрашивает, сколько денег ему дать? Врач пожимает плечами, Надя дает тысячу рублей. На выходе мы прощаемся с Антоном, метро уже вот-вот закроется, ему нужно спешить. Мы возвращаемся с Надей домой на машине, я-то в метро сейчас ни ногой, в этом грохочущем аду может стать совсем плохо.

Скоро я ложусь на диван, Надя садится рядом. Она обнимает меня, она очень устала, и я тоже. Надя гладит меня по голове. Через пару часов нам удается заснуть.

Надя купила мне тонометр и лекарства. Она регулярно измеряла мне давление, а когда уходила на работу, звонила. Она дала мне свой старый мобильный, а себе на время взяла мобильник у мамы (пока у мамы есть рабочий) и звонила, когда уходила на «Дом-2», чтобы справиться о моем самочувствии и напомнить принять нужные таблетки. И через неделю мне стало немного легче, головная боль стала терпимее.

Но голова у меня теперь будет болеть постоянно.

А пока я проводил почти все время, сидя дома за Надиным ноутбуком. Сидел в Интернете, переписывался с отцом, врал ему, что у меня все хорошо, что мне предлагают работу, что скоро мои рассказы начнут печатать. На деле же у меня намечалась только одна публикация и только в мае в старом журнале «Октябрь». Обещанная публикация в журнале «Новый очевидец» отменилась в связи с преждевременной кончиной журнала или еще по какой-то причине. А об этой публикации я как раз и мечтал: мне сказали, что там очень хорошо платят, до тысячи долларов за рассказ.

Пока не было Нади, я проводил время в унылой праздности. Закрыл страницу

на lib.ru, открыл на proza.ru. Я читал сетевую литературу и пытался отыскать среди этого бреда нормальных писателей, чтобы пообщаться с ними в Сети.

«Я на прозе случайно. Я совсем недавно открыла свою страничку, но уже через несколько дней поняла, что не могу прожить без вас, дорогие читатели…»

Или:

«Вообще-то, я спокойная, но иногда закрываю страницу:)…»

Или еще:

«Ура товарищи!!! Хой!!! почему миниатюры? потому что на телефоне тяжело набирать большие тексты! изображение наверху – мое внутреннее состояние…»

И вот:

«C Новым годом, Дина, Буран, Алеша Морковин! С Новым годом, все, все, все! Желаю всем счастья, снежинок хоровод, вкусных мандаринов и детства, детства в душе. Всех люблю…»

Мне попадался один бред.

Залазил на job.ru и на headhunter.ru, прикидывал, кем же я буду работать. Честно говоря, пока у нас еще было немного денег, мне вообще не хотелось ничего делать. И я понимал, что могу рассчитывать только на низкооплачиваемую работу.

* * *

Надя была на работе, а я позвал Забродина в гости. Я расспрашивал его, каково ему быть лучшим писателем короткой прозы и не кажется ли ему, что он такого титула не заслужил? Ему так не казалось. Я не хотел пить, но, как обычно бывает, дело пошло. Ладно, я ведь уже довольно хорошо себя чувствовал. Мы оперативно выпили две бутылки вина и бутылку водки, и Забродин сказал, что на стене висит портрет не Иоселиани, а Булата Окуджавы. И еще Забродин хвастался, что умеет подделывать автограф Окуджавы. Когда он ушел, я уснул. Проснулся оттого, что в дверь настойчиво звонили. На пороге стояла перепуганная Надя.

– Что случилось? – спросил я.

Она разулась и сказала, что звонила в дверь и на мобильник, но я не брал трубку и не открывал. Она звонила Забродину, но и Забродин не брал трубку. Она даже вышла на улицу и спрашивала у милиции, не попадался ли им я.

И вообще она решила, что мы сильно напились, и Забродин предложил мне снова помериться членами. Надя стояла под дверью, звонила в звонок и по мобильному, и ей представлялось, что один из нас, потерпевший поражение, отрезал другому «шляпу».

Меня очень растрогала такая ее версия, и я разогрел ей поесть. Все-таки мне не удавалось быть хорошим человеком, я опять заставил ее волноваться.

Когда Надя уснула, я аккуратно стер автограф, который засранец Забродин оставил на портрете. Мне было все равно, чей это портрет, но нам вот-вот нужно было отсюда съезжать, а до нас на этом портрете не было поддельной росписи Окуджавы.

* * *

Я это знал еще в детстве, когда хуярил за Донателло. Я этого не мог сформулировать, но я это знал. Все законы жизни были известны мне уже тогда.

С хорошей бесплатной квартиры нам пришлось съехать, грузины вернулись в нее. С той квартирой, в которую мы должны были въехать, творились какие-то непонятки. Женщина, которая хотела ее сдать, никак не могла заставить своего отца вывезти драгоценную коллекцию книг. Поэтому на какое-то время нам предстояло разбираться самим.

Но Надин Дедушка позволил нам жить у него. И скоро деньги все равно закончились, так что других вариантов не было. У Дедушки была свободная комната, вполне пригодная для проживания.