Третья сила. Сорвать Блицкриг!

Вихрев Федор

Я задрал голову и ствол пулемета в небо, рассчитывая увидеть пикирующие «лаптежники», и крупно обломался. Не то чтобы они не пикировали и не бомбили. Но те, что пикировали, — просто горели и падали, а бомбившие — просто избавлялись от смертоносного груза. «Суперрояли» намертво вцепились в истребительное прикрытие, и немцы не столько дрались, сколько пытались смыться. «Лавочкиных» было вдвое больше. Бомберами же вдумчиво занималась эскадрилья Та-3. Шансов у немцев было мало.

Потери в полку были небольшие, но чувствительные. Кроме двух приданных ЗСУ была подбита одна наша, сгорело три бензовоза из

шести и поврежден один из двух эвакуаторов. Но его можно было починить часа через два. Также сгорел один из четырех броневиков разведроты. Оставив поврежденные и сгоревшие машины, полк двинулся дальше. Починятся — догонят. С ними осталась и вторая ремлетучка.

Ника

Когда Килл облюбовал себе место для выстрела, Батя только повертел пальцем у виска.

— Головой думай! Как ты выстрелишь с поперечных балок, да еще с такой высоты? Там же лечь негде! И как ты оборудуешь снайперскую позицию? Тут все четыреста метров. Я против!

Килл растерянно посмотрел на меня. Не умеет мой стрелок-киллер находить нужные слова — теряется, мнется, а потом может просто махнуть рукой и уйти. Молчун еще тот!

— Батя, со всем к вам уважением… Оставь его в покое! Он два дня весь квартал излазил под носом у немцев. А где бы ты засел?

— На колокольне!

— Банально! Немцы не дураки держать такой объект без контроля, и снайпер там — смертник.

Батя недоверчиво покачал головой:

— Товарищ Летт, ну поймите! Как он там на двух балках уляжется?

— Стоя. — Это уже Килл буркнул. Подал голос, не выдержал. Развернулся, подхватил винтовку и встал посреди комнаты. В стойку для стрельбы стоя — корпус чуть откинут назад, локоть упирается в бедро, винтовку взял на пальцы так, чтобы прицел был на уровне глаз, и застыл.

Тренировочное время для такой стойки — тридцать минут. У Килла — все сорок. Сначала, по приходе в Центр, Килл, фронтовой снайпер, воспринял новомодные положения для стрельбы как полную глупость. И даже заявил: «Я стрелял так! И буду так!» Ломать его пришлось мягко — все-таки не новичок, а боец, у которого сорок пять немецких трупов на счету. Больше уговаривала, давила на сравнительный анализ, показывала лично и привязалась незаметно для себя. Положения для стрельбы стоя и с колена сначала кажутся для тела неудобными. Начинает болеть спина, хочется напрячь плечо и перенести тяжесть винтовки на правую руку, а левую расслабить, но нельзя. Понемногу мышцы запоминают положение, и когда через некоторое время переболит все, что может болеть, оказывается: стойки очень удобны и продуманны. Конечно, продуманны! И такими мастерами своего дела, что всем этим мальчикам до них, как раком до леса! Хотя… кто сказал, что не эти самые снайпера и стали в дальнейшем теми, кто развил снайперскую систему стрельбы?! Только они сами еще об этом не знают, а я не помню пофамильно отцов-основателей.

Батя заинтересованно развернул стул и уселся на нем задом наперед, положив руки на спинку.

— Пять минут! Дальше сдохнет, — высказал он свое авторитетное мнение.

— Десять, — подал голос из своего угла Бык.

— Три-дэ? — не преминула втянуть в тотализатор всех остальных.

— Пять!

— Я даю десять, — подключился и Док.

— Десять. — СБ.

— Два к трем.

Пять и десять. Маловато что-то вы даете?

— А сколько вы скажете?

— Я говорить не буду, а то еще воспримет мои слова как приказ…

— Тридцать, — перебил меня Килл. Дает себе фору. Не выкладывается на полную. Оставил небольшой запасик. На снайперском месте, на двух чудом уцелевших балках на стенах развалин трехэтажного здания, Килл выстоит и час, и два — столько, сколько надо до выстрела, и не промахнется. Но это потом…

Чай совсем остыл. Именно так, как я люблю, — едва теплый чай, не горячий, сладкий.

— Двадцать минут! Сдаюсь! — Батя хлопнул ладонью по столу. — Хватит!

Я покачала головой:

— Тридцать — это тридцать… считай дальше.

— Да ну вас! Сумасшедшие! — в Батином голосе непонятно, чего больше, — восхищения или удивления. Наверное, в равных пропорциях. В лесу после приземления без Бати мы бы не выжили. Выжал нас, как лимоны, но вывел. Обошел и засады, и лжепартизан. Нюхом чуял, по ветру ориентировался — тогда для нас он был и командир, и бог. Чего же теперь?

— Люди же так не могут!

— А мы и не люди, — рассмеялась я, чуть не подавившись чаем. — Кстати, ты тоже. Так что привыкай. И ты еще Самурая за работой не видел!

* * *

На КП штурмового авиаполка уже подводили итоги этого обычного дня войны. Немец жал, из двадцати двух самолетов, бывших в наличии на утро, к этому времени в строю оставалось семнадцать. Несмотря на это, майор Шудренко был доволен: работали над своими, над передком, немецких истребителей почему-то не было и два подранка смогли дотянуть до аэродрома, еще два сбитых пилота уже доложились от подобравших их пехотных частей.

— Товарищ майор! — Подбежавший дежурный, молодой лейтенант из недавнего пополнения, лихо козырнул. — Из штаба дивизии звонят. Срочный вылет запрашивают.

Через несколько минут помрачневший майор повернулся к уже подтянувшимся комэскам.

— Танкачи наткнулись на новые немецкие ганки. Наших коробок уже почти не осталось. Пэтэошники еще держатся. Летим все.

— А что за танки, товарищ майор? — спросил комэск-1, старший лейтенант Хабаров.

— Прилетим-увидим-сожжем. Не впервой, Володя, — с улыбкой сказал его коллега и закадычный друг, комэск-2.

— Отставить хиханьки, Василий, — осадил его майор. — Раз танки новые и авиаразведка о них не сообщала — значит, истребители их плотно прикрывают. Потому мы их не видим уже третий день. Так что прилетим и еще неизвестно, на что насмотримся.

— Товарищ майор, разрешите и мне лететь? Ведь Климов ранен, а самолет в порядке. Не подведу, товарищ майор! — не утерпел дежурный.

— Товарищ дежурный, — негромко начал майор. — Кру-гом! Шагом марш исполнять СВОИ служебные обязанности.

Когда покрасневший от обиды молодой летчик ушел, Шудренко повернулся к спрятавшим улыбки командирам и сказал:

— Прикрытия не будет. Первая эскадрилья берет «эрэсы» и работает по зениткам и пехоте. Появятся «худые» — Хабаров постарается их связать боем. Глядишь, третьего свалишь, Володя, — подбодрил поскучневшего Хабарова комполка. — Вторая — бомбит танки. Стреляем до железки. Летим все. Возвращаться будем в сумерках, так что с посадкой поосторожнее будьте.