Третья сила. Сорвать Блицкриг!

Вихрев Федор

* * *

T-III, словно собака-ищейка, повел стволом, выискивая цель в кажущейся бесконечной русской колонне. Выстрел. Фактически одновременно с двух сторон в головные Т-34 прилетело по несколько снарядов, превратив танковый взвод в три факела. Буквально через несколько секунд трассеры влипли в замыкающие машины, а фугасные подбросили в воздух колесные броневики с пехотой…

Выбив головные и замыкающие машины, немцы начали движение, выходя во фланг угодившей в засаду колонне. Все почти как на учениях: стоп, выстрел — и водитель, кидая передачи вверх, снова бросает танк вперед. Стоп, пауза, выстрел. Просто. Грамотно. Безжалостно. Но, выйдя из засады, немцы сами подставились под огонь всей колонны. Здесь не Франция и не Польша — эти танкисты уже оправились от первоначальной растерянности. Командир полка погиб, в эфире — сплошная каша из атмосферных помех и отборнейшего мата, ну и что? Зато враг — вот он, отлично

видимый и выплевывающий смерть. «Тридцатьчетверки» стремительно разворачивались, сходя с дороги и получая возможность маневра. Кто-то уже горел, затягивая дорогу густым черным дымом, кто-то застрял в кювете и сейчас азартно расстреливался охреневшими от безнаказанности «панцерами», но остальные продолжали бой, дополняя картину дня жаркими бензиновыми кострами. Шансов победить нет, говорите? Ну, значит, вам здесь не место, ибо правило «стреляйте, стреляйте до последнего снаряда и, быть может, именно этот последний выстрел принесет вам победу» как-то больше почиталось у советских танкистов. И не только у них…

* * *

Подполковник Свиридов прозвища у своих подчиненных не имел только потому, что они, подчиненные, слова «киборг» еще не знали. Станислав Иванович считал артиллерию не родом войск, а скорее механизмом, работа которого подчиняется определенным законам и точному расчету. А правильному расчету способствует спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие. Про него говорили, что он никогда не улыбается, про него говорили, что он знаком с самим Ворошиловым, что он умеет гипнотизировать людей и заставлять снаряды лететь туда, куда он прикажет. И если насчет улыбки и Ворошилова все оставалось на уровне слухов, то гипноз людей и снарядов следовало считать суровой реальностью. А как иначе объяснить то, что, прослужив под началом Свиридова несколько недель, весь личный состав от командиров дивизионов до кашевара начинал копировать поведение командира, подчеркивая тем самым, что они не пехота, не, упаси гаубица, танкисты какие-нибудь, а артиллеристы. И, что самое удивительное, пройдя «школу Иваныча», промахиваться переставали даже самые безнадежные, про которых говорили, что они даже… гм… в общем, никуда попасть не могут.

А потому, как только впереди началась стрельба, командир головного дозора тут же сообщил об этом, и колонна тягачей с орудиями и боеприпасами замерла на месте, а потом, четко, как на параде, развернувшись, рванула в сторону высотки, которую весь полк дружно отметил как чрезвычайно удобную для организации противотанкового опорного пункта. Следом за артиллеристами увязалось несколько грузовиков с пехотой, из числа шедших замыкающими.

Тягачи бывшего замыкающего, ставшего теперь головным, дивизиона лихо выскочили на будущие огневые позиции и испарились, оставив после себя отцепленные орудия и готовящие их к стрельбе расчеты. Остальные пушки и гаубицы не менее четко развернулись чуть в сторонке. Пехоту, отрядив часть в качестве охранения, отправили рыть окопы для себя и орудий. Туда же отправляли всех, кто сумел вырваться из мясорубки на дороге и мирно чапавших по ней же саперов инженерного батальона.

На обходящую с тыла зажатые на дороге остатки колонны мотопехоту неожиданно обрушился свинцовый ливень от пары пулеметов и стреляющей на картечь батареи ЗИС-3. Панцергренадеры отпрянули назад, оставив на земле множество тел солдат, не успевших даже понять, кто их убивает. Выявив позиции невесть откуда взявшихся русских пушкарей, немцы попытались атаковать, но без поддержки артиллерии или танков лезть на прикрытые пехотой пушки — занятие для самоубийц.

Уточнив расположение артпозиций и дождавшись, пока подтянутся танки, немцы повторили атаку. Стреляя с ходу и с коротких остановок, «тройки» и «четверки» обошли русских, выйдя из сектора обстрела батареи… и подставив борта под огонь замаскированных орудий. Потеряв полноценную роту и толком не обнаружив, откуда бьют противотанкисты, «панцеры» отошли, чтобы повторить атаку после артподготовки. Разведка выявила непростреливаемый участок, пройдя по которому, можно было выйти в тыл обороняющимся, но тут их ждал жестокий облом — обходящие танки встретили тяжелые зенитки, командир которых был в большой дружбе со Свиридовым, и только сейчас появившиеся «барбосы» — они отстали на марше. Еще одна атака, проведенная после артиллерийского и авиационного ударов, принесла незначительный успех — удалось прорваться на огневые двух батарей, уничтожив орудия, но об удержании позиций речи не шло — по танкам и пехоте били практически в упор, оставаться там не было никакой возможности.

Возможно, все сложилось бы иначе, поддержи атаку тяжелые «Тигры», уничтожившие сто четырнадцатый полк, но их командир, получив приказ от вышестоящего штаба, двинулся в обход неожиданно выявленных позиций корпусных 13-сантиметровых орудий русских, крепко обидевших «тигрят» соседнего батальона. Зря он это сделал, ой зря.

Центр

Капитан

Кузнецов был абсолютно спокоен. Липкий страх, который привязался после первого налета, так похожего на пропитое лето, исчез. Исчез, сгорев в огненном вихре, взметнувшемся из пробитых баков стоящей чуть впереди зенитной самоходки. И потому сообщение о немецких танках не вызвало никаких эмоций. Головной дозор Т-34М впереди сцепился с точно таким же дозором из «четверок». Близко, слишком близко, и единственное, что можно сделать, — это задержать немцев, давая возможность артиллеристам и мотострелкам дивизии занять оборону. Понимал это и комполка, а потому 114-й танковый полк, развернувшись в боевой порядок, пошел на помощь своим. Решение было верным — занимать оборону без флангов и в условиях превосходства в воздухе противника было самоубийством, и единственным выходом было навязать противнику танковый бой, но… Комполка не знал, что танковый полк дивизии СС «Райх», обойдя с тыла, уже атаковал не успевшие развернуться танки второго полка дивизии, а под удар его полка сознательно подставился 503-й отдельный танковый батальон, вооруженный новейшими тяжелыми танками, и что он только что повел своих людей на верную гибель.

Когда «тридцатьчетверки» выскочили на открытое пространство, «Тигры» уже развернулись и открыли стрельбу с места с дистанции примерно полтора километра. Тяжелые снаряды длинноствольных немецких орудий легко пробивали лобовые бронелисты русских средних танков, сносили башни… А пущенные в ответ бронебойные рикошетили от лобовой брони тяжелых машин. Отходить? А смысл? По радио передали, что 115-й танковый полк и полк мотострелков атакованы на марше немецкими танками, так что тыла уже нет. А потому — вперед! Ближе, как можно ближе к противнику — ворочать тяжеленную башню быстро не полупится, а в борт да с пистолетной дистанции — обязательно кого-нибудь да подстрелим. Вперед, не обращая внимания на встающие справа и слева столбы земли и горящие машины соседей. Ближе, еще, ближе… есть, теперь можно.

— Боря, слева.

— На, собака, — снаряд БР-35 °CП, от слова «сплошной» — фактически литая болванка, с дистанции в полторы сотни метров врезается в борт «котика». Осколки брони вместе с кусками расколовшегося снаряда ударили внутрь танка, разрывая там все живое. И в тот же миг 88-миллиметровый снаряд, ударивший точно по центру, расколол маску пушки, прошел через лобовую стенку башни, снес противооткатные устройства и противовесы пушки и, ударив в заднюю стенку, взорвался внутри Т-34 командира первой роты первого батальона…

…Всего в бою со 114-м танковым полком один из первых «тигриных» батальонов потерял двадцать две машины, в том числе одиннадцать «Тигров». Из личного состава полка на поле боя было подобрано тринадцать раненых.

Ника

«Из серых наших стен, из затхлых рубежей нет выхода. Кроме как…»

Я боюсь смотреть ему в глаза, опускаю голову. Немецкая речь заставляет судорожно втягивать голову в плечи. Немец берет меня под подбородок и поднимает голову. Паника срывает заслоны, давит все эмоции, кроме страха. Я боюсь. И я этого стараюсь не скрывать. Та личность во мне, которую я называю «Паникерша», играет превосходно. Я отстраненно наблюдаю, как из моих глаз льются слезы. Та, которая «Берсерк», не боится, но появись она — и вся наша операция будет завалена в мгновение ока. Поэтому я боюсь. Реально, не сдерживаясь.

«Сквозь дырочки от снов, пробоины от звезд Туда, где на пергаментном луче зари…»

Лена замерла за своим столом и в ужасе смотрит на нас. Она-то понимает, о чем говорит рейхсканцлер Кох. Я — нет.

— Господин Кох просит перевести, что ты ему нравишься и он приглашает тебя вечером к себе. — Голос Леночки дрожит. С чего бы это? Ведь не ее же приглашают… Жалеет? Оставленная в одном из ящичков дефицитная помада… смятый платок… замалчивание ответов, почему в рейхсканцелярии только одна машинистка… а Леночке по-настоящему меня жалко, она-то знает, что ничем хорошим «вечерныци» не заканчиваются.

Киваю, судорожно пытаясь натянуть на губы улыбку:

— Я, я, май хер! Данке шон! Спасибо за приглашение! Я очень рада! — вот только «вечерныцю» я тебе устрою раньше и совсем не за твоим планом.

«Пикирующих птиц, серебряных стрижей печальная хроника Записана шутя, летящею строкой, бегущею строкой, поющей изнутри».

Запах хорошей туалетной воды, перебивающий запах пота и дыма, — нет, это мне кажется. Я допускаю сразу четыре ошибки подряд в одном документе. Пальцы не слушаются, в голове шум крови. Вдыхаю-выдыхаю, пытаясь успокоиться. Рано… еще рано. Но при взгляде на немцев все четче представляется у них на лбу третий глаз — маленький, красный, калибра 5,4.