Третья Твердь
Шрифт:
Как положено человеку.
Но внезапно вернется горе,
И недолго пребудет счастье.
И не тайны спят за горою,
А секреты воинской части.
На хрена мне огни Нью-Йорка,
Недомолвки и перебранки! —
Бедный Йорик, – шепчу. – Бедный Йорик…
А в руке – консервная банка.
ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ
В неудобное для бреда
Время утренней печали,
В ночь
Непрерывно падал снег.
Я из города уеду —
Что-то мысли измельчали,
Что-то денег я не стою,
Что-то мне не верен век.
Сколько снега! Сколько снега!
В двух минутах от побега
Я подсчитываю звезды
И оглядываю даль.
До свиданья, до свиданья!
В двух минутах от прощанья.
Возвращаться слишком поздно,
Расставаться очень жаль.
В декабре унылый ветер обласкает мою душу,
В январе мороз коварный отберет мое тепло.
В феврале метель да вьюга на меня тоску обрушат.
Города, страницы, страны тусклым снегом замело.
Нет, не право на ошибку
И не время на раздумья —
Мне дана одна свобода
И дорога вдоль зимы.
Нагадай же мне удачу,
Белоликая колдунья,
Будет вера у народа —
Будет небо у земли.
ЛЕС
Там, где ели до неба, до гроба любовь,
Там, где звезды похожи на взгляды зверей,
Мы на листья прольем нашу свежую кровь
И уйдем сквозь пожары чужих октябрей.
Будет желтое пламя глазницы лизать,
Будут ветви трещать под напором небес.
Будет скользко катиться по коже слеза,
И соблазны безумцам нашептывать бес.
Нас обступит бензиновый сумрак дорог,
Нас дороги в бетонную тьму уведут, —
Там у запертой двери бродяга продрог,
И недобрые песни в подвалах поют.
Осторожные тени крадутся вдоль стен,
И кривые деревья дрожат на ветру…
Словно вязкая лимфа из порванных вен,
Выползает строфа на бумагу к утру.
Добрый лес? Это сказки больных горожан,
Анемичная память уставших детей.
Трупы елей под снегом вповалку лежат,
А деревьям живым не удрать, не взлететь.
Долго небо держали, растили стволы,
Корневую систему крепили с трудом,
Но блеснули веселые зубы пилы,
И голодные люди построили дом.
И вонзили – звенящее – в землю сверло,
И устроили гвалт, и затеяли пир.
Горло леса сжимали, пока не свело
Спазмой горло, и вздрогнул нехоженый мир.
Кровь хлестала, как водка из бочек царя,
И железные губы припали к струе,
И
И звереныш не вырос, а лишь постарел.
Сколько выпито… Боже, хватило б и нам
На штаны и рубаху, на стол и на кров.
Помню – сладко текла по казачьим усам,
Только в рот не попала пахучая кровь.
Кровь Земли, что в цилиндрах моторов горит,
А моторы убийц разжиревших везут.
Выживают по правилам этой игры
Те, кто вовремя кровь городам отдают.
Кровь Земли, кровь людей, кровь зверей и дерев…
Отливает кровавым напиток владык.
Вот и воздух уже меж домов поредел,
И застенчивый шепот сорвался на крик.
Навалилась на сердце бетонная тьма,
И двуногие братья вцепились в траву,
Но и тем не хватило любви и ума,
Кто цианистый привкус почуял во рту.
Семя в землю заронишь – и вырастет злак.
Слово выкрикнешь в небо – зажжется звезда.
Ни одно из деревьев не сделало зла,
Так зачем же я память о них воссоздал?
Рухнет кедр на землю, и царственный ствол Обратится в бумагу для записи слов.
Я топор отшвырну.
Я присяду за стол
И пойму, что отныне к позору готов.
Покинули куклы футляры
Покинули куклы футляры
И мимо домов побрели.
И даже перпендикуляры
Изящный наклон обрели.
Внутри деревянных строений
Мы правду сумеем сказать…
Лишь тени от стихотворений
Наш мозг продолжают лизать.
Ответственный за переделку,
Доверчивый, как бегемот,
Я вилкой пробрался в тарелку,
Но спрятал улыбчивый рот.
Глаза для просушки повесил
И уши засунул в карман
Хоть знал, что больное Полесье
Укуталось в рваный туман.
Мне август надежд не оставил,
Мне век передышки не дал.
Я лучших друзей не исправил,
А больших любовей не знал.
И было так трудно смеяться
Над этой печалью моей,
Что я испугался раз двадцать
Пока не подумал: "Убей".
Убей эту жирную сволочь
И реку, и веру, и степь.
Убей эту жаркую полночь
И трупы швырни на постель.
Захлопни и двери, и окна…
Эй, кто здесь для счастья рожден?!
Вот вечер. И дерево мокнет
Под теплым последним дождем.
ДОМ
Вползает в пустую коробку двуногая тварь
И прячется в угол, и плачет от боли и страха.