Третья Твердь
Шрифт:
Но к вечеру мозг заживет и обсохнет рубаха,
И день воскресенья покажет стенной календарь.
И сузятся окна, и бревна улягутся в стык,
И пол запоет под ногами; и крыша нависнет;
И ветер швырнет раболепно осенние листья
В стеклянную гладь, человек за которой возник.
Он так же похож на меня, как на камень – луна,
Он вырастил честно упругую новую кожу.
Теряться не время. Теперь только милостью Божьей
Он сможет свободно и долго глядеть
Туда, где течет вдоль широкого леса река.
Туда, где спускается мокрое поле к оврагу…
Ведро во дворе собирает небесную влагу,
И книгу любимую с полки снимает рука.
На краю одинокой Вселенной
Там, где вакуум – по-колено,
Где светило похоже на крик,
Нужно вырастить стены и крышу,
Шум травы и прибоя услышать,
Чтобы всякий к миру привык.
Мы останемся. Времени мало, —
Вон еще одно солнце упало,
Прочертив огневую черту
Через сфероидальную темень…
Тень его пролетела сквозь темя
И растаяла терпко во рту.
В подсознании гулком и длинном
Есть свои облака и долины —
Там поместится город и сад.
И тебе, дивноокий пришелец,
Там найдутся и средства, и цели,
И секунда – вернуться назад.
Мы ищем по городу окна, ведущие в сад,
Где бронзовый мальчик живет у воды родниковой,
Где воздуха хватит и всяких чудес и диковин:
Беседка, дорожка, друзья на скамейке сидят.
Там утром туманы шевелятся между ветвей,
А вечером – птицы, а ночью – прохлада и звезды.
Там дом двухэтажный, из камня и дерева создан,
К себе привлекает веселые взгляды людей.
Вползаю в коробку с прорубленной грубо дырой,
Одежду снимаю, целую детеныша в щеку
И жду терпеливо пока выключателем щелкнет,
Придумавший зверя и дерево нам на убой.
А дом выбирает неспешно на доброй земле
Хорошее место – поближе к воде и дороге.
И стены твердеют на воздухе – можно потрогать.
Старье продавайте. Все будет готово к зиме.
ПЕСНЯ СЫНУ
И для тебя найдутся дни
Без осторожных середин,
А лишь начало и конец
Отметят свой приход.
И утро ввалится в окно,
И вечер назовет вино…
– Привет, сынок.
– Привет, отец.
Или наоборот.
Ты будешь яростно взрослеть,
Я научу
Читать и драться, и стрелять,
И ненавидеть зло.
И будешь женщин ты любить
И верность Родине хранить,
И я скажу: "Вот видишь, мать,
Нам очень повезло".
Дорога в ночь, и далеко
Звезда святых и дураков.
Жизнь, будто затяжной прыжок —
Надежда на полет.
Успеть бы выдернуть кольцо
И страху заглянуть в лицо.
– Прощай, отец!
– Прощай, сынок!
Или наоборот.
Случится горе и беда,
И суета, и ерунда.
До пота – труд, до боли – стих
И до победы – бой.
Дрожит внутри: "Держись, держись…"
И так всю смерть, и так всю жизнь.
Вперед, пока огонь утих —
Я следом за тобой.
Меняется ветер. Болит голова —
Меняется ветер. Болит голова —
В ней прочно застряли такие слова
Как "Партия", "Ленин", "Единство", "Народ"
(Который упорно к вершинам идет).
А ветер как митинг шумит за окном.
Глаза оторву от стакана с вином
И вдаль погляжу, где под крики: "Скорей!"
Страну покидает последний еврей.
Мне жалко евреев и жалко себя —
Горюю, жалея, жалею, любя.
Мне жалко учение Маркса до слез,
Мне желтые жалко листочки берез…
Я плачу, я горько рыдаю в стакан,
Сгущается и наползает туман,
И голос невнятный в тумане скрипит, —
Оставь алкоголь и вставай, паразит!
И вместе с народом к вершинам иди,
И верь, что победа у нас – впереди!
Я вздрогнул и стукнул стаканом об стол.
Поднялся, оделся и к людям пошел,
Спросил: "Кто последний?" и в очередь стал…
Бровастый архангел над нами витал.
Простите, я Родину тоже люблю
Простите, я Родину тоже люблю
Такую как есть, без прикрас и оваций.
И если придется за Родину драться,
Я первый в себе пацифиста сгублю.
Пусть шторм темно-сизый терзает моря,
И снег укрывает овраги как раны…
Мне поздно бояться, мне каяться рано,
Но самое время надежду терять.
В день гнева пойму, что старался напрасно
И камень швырну прямо в Господа Бога,
Но вдаль по холмам убегает дорога,
Которая так же как в детстве прекрасна.
Там теплая пыль оседает на кожу,
И Дельту предчувствуют чистые реки,
Там с миром навстречу идут человеки
И каждый со мной поздороваться может.