Третья жена шейха

Хаустова Зинаида

Становится грустно от того, что наша мама умерла, когда мне было девять лет. Она была доброй и очень чуткой. Я знаю, что смогла бы обсудить с ней волнующие меня вопросы. У Наташи не было близости с мужчиной, она меня не поймет и ничем не сможет помочь.

В любом случае, все со мной случившееся не повод шарахаться от прикосновений Николая. Папа его одобряет, рано или поздно мы поженимся. Мне нужно будет перешагнуть через свои страхи. Сейчас же мое поведение просто невежливо.

Мы выходим из кинотеатра «Космос», переходим

проспект и идем к моему дому. Я волнуюсь, кусаю губы и собираюсь с духом. Наконец-то сама беру Николая под локоть. Чувствую, как он постепенно отогревается.

— Как тебе кино? — интересуется Полев.

— Тебе не показалось, что от него веет идолопоклонничеством перед западом? — задаю встречный вопрос.

— Что ты имеешь в виду? — хмурится Николай.

— Успехи нашей разведки как-то смазаны, зато активно пропагандируется западный образ жизни. Красивые дома, красивая мебель, красивая одежда, кафе, рестораны. По-моему, это не кино, а идеологическая диверсия, — произношу я как можно легкомысленнее.

— Никогда не смотрел с этой точки зрения, — задумчиво отзывается Полев, — может быть ты и права.

— Не понимаю, как подобные фильмы проходят цензуру. Видимо, цензоры им сочувствуют.

— Тебе тоже нужно было идти в школу КГБ, — хмыкает Николай, — за какие-то два часа открыла заговор в киноотрасли.

Пожимаю плечами и никак не комментирую. Мы уже пришли к нашему дому.

До смерти мамы мы жили в военном городке под Подольском. Потом друзья помогли перевестись папе в Москву. Мы получили двухкомнатную сталинку в неплохом районе. Первое время боялись, что папу опять куда-нибудь переведут. У военных это обычное дело — постоянные ротации. Но, наверное, руководство решило не трогать отца-одиночку.

Поднимаемся в лифте на четвертый этаж. Эта обычная неловкость при прощании. Собираюсь с духом и мужественно подставляю щеку для поцелуя. Облегченно закрываю за собой на замок дверь.

Глава 2. Семья

Захожу на кухню. Папа жарит картошку и напевает под нос мотивчик из «Чародеев».

Смотрю на настенные часы, которые ритмично громко тикают. Они внушают уверенность, что все идет своим чередом. Ход времени неизменен. За зимой придет весна, а потом и лето.

Я подхожу к окну и беру в руки лейку. Поливаю цветы на подоконнике.

— Алена! — восклицает папа, перенаправив на меня внимание. — Ты одна? Могла бы пригласить Николая на чай.

Отвернувшись от отца, немного морщусь. Беру палочку и рыхлю землю в горшках. На нее сразу налипают черные комки, но я не обращаю внимания. Делаю вид, что поглощена занятием.

— Ему нужно было учить какие-то конспекты, — уверенно вру.

Смотрю в окно. Наблюдаю, как кружат снежинки в свете фонарей.

— Сядь, Алена, нужно поговорить, — серьезным тоном говорит папа и мне становится не по себе.

Втыкаю палочку в землю. Прохожу к раковине и ополаскиваю

руки. Вытираю их кухонным полотенцем, висящим на крючке сбоку. Опускаюсь на табурет и выпрямляю спину. Напряженно смотрю на родителя. Он нервничает. Взгляд бегает. Дерганными движениями вытирает руки о кухонный фартук.

Садится напротив и мгновенно становится решительным, спокойным и собранным.

— Алена, скоро Пете исполнится восемнадцать. После этого меня могут отправить в Афганистан.

Я вздрагиваю, как от удара. Все мое существо отвергает услышанную информацию. Какой-то бред. Только не моего папу. Как утопающий я пытаюсь ухватиться за первую попавшуюся соломинку.

— Ты можешь уволиться, — с жаром предлагаю я.

— Меня никто не отпустит, — усмехается папа, — тем более, мне всего три года до предельного возраста. Уволюсь в обычном порядке.

Меня бесит его легкомысленность. Как можно так спокойно относиться к вопросу жизни и смерти. Вскакиваю с табурета и начинаю ходить по кухне. Лихорадочно вспоминаю все, что я слышала об отставке.

— Я знаю. Это можно сделать. Наташа мне говорила. Можно купить медкомиссию или сделать вид, что ты ударился в бога. Есть люди, которые все это проворачивали. Медкомиссия надежнее, но верующего тоже не будут держать в армии. Это все реальные случаи из жизни. Кто очень хотел, тот находил путь, чтобы уволиться.

— Алена, прекрати, — мягко останавливает меня отец, — то, что ты предлагаешь, недостойно советского офицера. К тому же я не трус и готов выполнить долг перед родиной. Признаться, мне было стыдно перед товарищами все это время. Получалось, что я прикрываюсь детьми. Я хотел поговорить с тобой не об этом.

— А о чем? — вздергиваю я бровь. Волнение нарастает. Мне кажется, что плохие новости еще не закончились.

— Сядь! — командует отец своим офицерским тоном, и я подчиняюсь. — Я хотел бы, чтобы вы с Николаем поскорее расписались. Я уверен, что Петя один не пропадет. Ты же слишком тепличное растение, я хочу передать тебя в сильные руки.

Набираю полные воздуха легкие. Резко выталкиваю его из себя. Сердце переходит на рваный ритм. Меня начинает трясти и хочется устроить истерику.

Почему-то в голове крутится фраза про тепличное растение. Отец хочет, чтобы Коля обо мне заботился. Поливал и рыхлил почву палочкой? Напрашиваются неприличные ассоциации.

Я не хочу замуж. При мысли о первой брачной ночи все внутри переворачивается. Я еще не готова.

Но как я могу признаться родному отцу, что не смогу сейчас лечь в постель с Колей. Мне нужно еще время, чтобы настроиться. Уверена, у меня все получится. Только не сейчас.

Громкое тиканье часов начинает бить куда-то в висок. Растираю его пальцами.

— Ты не должен думать о худшем. Ты нам нужен и с тобой ничего не случится, — вскакиваю с табурета и быстрым шагом иду в свою комнату. За спиной раздается тяжелый вздох отца.