Треугольник
Шрифт:
Отсюда — туда, оттуда — сюда.
Идут, возвращаются, снова идут… А дальше? Где же дорога?.. Бесконечная дорога… Как вы живете без такой дороги?.. Мысленно я обращаюсь к Курке и уверен, что он меня слышит. «Почему вы не убегаете? Почему вы не разорвете упряжь? Почему вы не продолжите свой путь?.. Слышишь, Курка?.. Возьми свою подругу и не останавливайся, уходи, уходи… Дорога ведь длинная, счастливая, добрая».
Курка хочет повернуть голову в мою сторону, но боится Ювана. А я смотрю с таким выражением, чтобы Юван не понял, что я говорю:
«Уходите, не останавливайтесь… Ты же
Курка смотрит на Марусю и ржет.
«Ты ведь меня понимаешь… Идите, пока не кончится дорога, идите, пока она не вступит в вечность…»
Я украдкой смотрю на Ювана.
«А если вам не терпится — сейчас же сверните с дороги… Скоро будет развилка, сверните и войдите в лес, идите на луга, мало места, что ли?
Ступайте и дождитесь меня… через месяц я приеду к вам, и мы вместе пойдем по этой дороге».
Юван ни о чем не догадывается, он не слышит моего шепота. Мы проезжаем развилку. Курка и Маруся бегут, но они взволнованы, над ними поднимается пар. «Не получилось, да?.. Ничего, есть еще одно удобное место. Оттуда свернете, а я пойду пешком. Еще немного. Неужто вы пойдете назад и снова назад?..»
Но в этом удобном месте Юван вдруг вышел из оцепенения:
— Но-о…
Вечером, пыльные, одуревшие, мы добрались до «эрзерумского дома» дедушки. Юван распряг лошадей и повел за дом, туда, где была трава. Я подошел к ним.
— На этот раз не получилось… Ничего, в следующий раз. Ждите меня…
Они молча слушали меня, и видно было, что наша тайна останется между нами.
Спустя два месяца я снова пришел на постоялый двор. Вместе с дядей мы ждали Ювана посреди сломанных экипажей, колес, вокруг стояли мужчины в папахах, в армяках и с кинжалами. Юван пришел, но с экипаж был запряжен только Курка.
— Где же Маруся? — спросил я.
— Околела.
— Как это?
— Лошадь слабее человека, не выдерживает, — сказал Юван.
«Будто не знаешь, отчего она околела», — подумал я со злостью.
Я подошел к Курке.
— Здравствуй. Ты не забыл наш уговор? Или опять будешь терпеть?
Мы отправились в путь. Я теперь ничего не замечал, занят был только Куркой. Я говорил с ним, подбадривал его.
«Здесь удобно, ну, беги…» Курка слушал меня, хотел свернуть, но что-то напрягалось в нем, какое-то глупое непонятное чувство сковывало его. Никак не могу понять — отчего. Ведь ему ничто не мешало, ничто.
«Уходи, уходи, уходи… вот сейчас уходи…» Но Курка смотрел на меня и никуда не сворачивал.
Когда мы доехали, я был разбитый и грустный.
«Ничтожество, трус, ничтожество. Бежишь себе, опустив голову… Опять не смог. Что тут трудного?.. Трус…» Потом я смотрел в его глаза и жалел его: «Ладно, в следующий раз…»
Через год мы встретили Ювана на базаре.
— Что ты здесь делаешь, Юван? — спросил отец.
— Железную дорогу построили, — сказал Юван. — Сейчас здесь живу.
Я подскочил, все смешалось во мне, странные чувства переполнили
— Курка удрал?.. — злорадно спросил я.
— Куда он мог удрать? — сказал Юван.
— По длинной дороге, до конца…
— Как может лошадь удрать? — улыбнулся Юван.
— Не знаю… Вместе с экипажем, или…
— Нет, — уверенно возразил Юван.
— А что он делает? — спросил я осторожно.
— В деревню я его взял, в Цурхут…
— А что он там делает? — не мог успокоиться я.
— Ходит взад-вперед.
— Как это взад-вперед? Туда и обратно?
— Туда и обратно.
— Дорога такая же?
— Нет, покороче. Теперь Курке будет легче.
— Легче? — удивился я. — Как это легче? Труднее же будет, труднее…
Неужто он забыл мои слова?.. Я поеду в Цурхут, разыщу Курку и скажу ему все снова. Скажу:
— Слушай, Курка…
Путеводитель по Тифлису. 1912 год
За упокой души Вано Ходжабекова, Пиросмани, Карапета Григорянца, Етима Гюрджи, Гиго Шарбабчяна, Кара-Дарвиша, Геворка Джотто, Бажбеука, Каралова и других дардимандов «Тифлисского ордена».
Самая большая и роскошная улица Тифлиса — Головинская. Если же мы последуем за этим творением безвестного, но гениального художника и пойдем в направлении его указательного пальца, то он поведет нас по кривым, узким и горбатым улочкам, где у печали привкус вина, а время, подобно уксусу, выделяет из себя пузырьки воздуха.
Посреди Тифлиса — Кура. На ней шесть мостов — Михайловский, Верийский, Мухранский, Авлабарский, Метехский и самый значительный — Мнацакановский. Его построил за двадцать пять тысяч рублей и подарил городу господин Мнацаканов. Это дало ему право называться почетным гражданином Тифлиса. Говорят, что с этого дня свои деньги он считал в единицах моста. «Сегодня на бирже я выиграл два моста». Дочь он упрекал так: «На твои платья и шляпки я истратил шесть мостов». Он лелеял мечту подарить мосты Санкт-Петербургу, Парижу, Лондону… Он поглаживал свою бородку «буланже», воображая рядом с лондонским Ватерлоо мост Мнацаканова — ух ты, хорошо!
Одной из наиболее важных особенностей этого моста было то, что под ним живет Хечо Чопуров. Он родом из села Шиних. Когда он был совсем маленький, отец — Чопур Етимов — рассказывал ему на сон грядущий удивительные истории, он рассказывал то, что, по его мнению, должно было присниться маленькому Хечо. Но рассказывал он только первую половину, оставляя Хечо вторую половину досматривать во сне. И сын засыпал. Но он так никогда и не увидел того, что недосказал ему отец. Потом, гораздо позднее, когда Хечо вырос и стал спать под Мнацакановским мостом, он понял, что эта его жизнь и есть та вторая половина сна… Этот мост над его головой, холод, которым веяло от Куры, отдаленные звуки и голоса, не имеющие к нему никакого отношения…