Тревожное лето
Шрифт:
Паперный разбудил тревожную группу — Клюквина и Гринько, поднял в конторке Бержецкого для подмоги и всех троих направил выяснить причину перестрелки.
Еще через полчаса вернулся Клюквин и сообщил, что совершено нападение на конвой. Шофер Телицын и боец Синяков убиты, а арестованный Поленов исчез.
О происшествии сообщили Карпухину, тот распорядился к месту происшествия никого не допускать и взять в милиции проводника с розыскной собакой, эксперта. Скоро и сам явился.
— Ну вот, достукались, — сказал он расстроенному
В семь сорок утра слушали доклад первого этапа расследования.
Докладывал эксперт Мешков. На автомобиль было совершено нападение в момент, когда Телицын, съезжая с горки, притормозил, чтоб убрать с дороги невесть откуда появившееся бревно. Его убили первым же выстрелом. Синяков, по всей вероятности поняв, что попал в засаду, залег под машиной, но успел сделать всего пару выстрелов. Револьвер валялся рядом с ним.
Карпухин слушал и ходил по кабинету, как будто искал, где сесть. Он был бледен, сутулился больше обычного и все протирал очки платком,
— Почему послали одного конвоира? — задал он вопрос ни на кого не глядя.
Все повернули головы в сторону Паперного. Тот встал и коротко доложил:
— В двадцать три девятнадцать Носова забрала карета «скорой помощи».
— В каком состоянии он сейчас?
— Не знаю. Вероятно, лежит.
— Где?
— В больнице.
— Выясните.
Паперный пошел звонить в приемный покой больницы.
Через пару минут вернулся в растерянности.
— Носова в больнице нет. Врач говорит, что дали ему порошок. Стало легче, и он ушел.
— Куда?
— Врач не знает.
— А вы? — жестко спросил Карпухин и за все время впервые поднял глаза. — Вы знаете?
— Не знаю.
— Разыщите Носова.
Разыскивать Носова не входило в функции Паперного, но поскольку командир комендантского взвода Хоружий отсутствовал, а ЧП произошло в дежурство Паперного, то доводить дело до конца приходилось ему.
— Вы зачем его ко мне привели? — суетясь, шипел Полубесов. — Вы что, угробить меня хотите? — Он оглядывался в сторону двери, за которой находился Поленов, и трусливо втягивал голову.
Воротников, обмякнув всем телом, развалился в кожаном кресле, все еще переживая то, что произошло час назад. Он еще находился там, на неосвещенной улице, скользкой от недавнего дождя. Перед его глазами все еще стоял автомобиль с задранным в темное небо кузовом, он видел брызги стекла после каждого выстрела, слышал звук вспарываемого горячим металлическим дождем железа, ощущал холодный липкий пот от сдерживаемого страха, и острое чувство опасности. Все это осталось где-то в стороне, и теперь Воротников, расслабясь, наслаждался минутой покоя. Горячечная суета Полубесова казалась ему не страшной, а даже забавной.
— А куда мне его, к себе, что ли? — Воротников повел глазами за Полубесовым. — На мне и так висит дай боже.
— Ну
Воротников медленно и устало подтянул ноги а грязных ботинках, одной стороной лица выдавил улыбку:
— Боитесь, Анатолий Петрович? Понимаю. А мне что прикажете, геройствовать?
Полубесов потер глаза кулаками, помассировал бледные щеки.
— Располагайтесь у меня и простите. Располагайтесь, мне надо поговорить с ним. Спасибо, что сделали, и простите меня, ради бога. Располагайтесь на диване.
Воротников, как только ушел Полубесов, стянул пиджак и, не снимая обуви, растянулся на диване, блаженно потягиваясь. Потом встал, выключил свет и снова лег.
Полубесов сел напротив Поленова.
— Слава богу, все обошлось благополучно. А то я уж думал... Вас били там?
— Где? — не понял Поленов.
— В ГПУ.
— А, нет. Там меня не били. Удивительно интеллигентные люди. Я, признаться, сам ожидал побоев. — Он трудно сглотнул. — Думал, бить будут. — Преданно и благодарно глядя на Полубесова, сказал: — Не ожидал, что у вас тут такие связи. Даже в ГПУ свой человек. Скажи кому — не поверят.
Утробно завыла Мальва.
— Полнолуние, вот и воет. Что будем делать? Переждете или прямиком в волость?
Поленов хрустел пальцами. Ему очень хотелось где-нибудь переждать несколько дней, пока не уляжется суматоха. До Тернового путь долгий и нелегкий. Пароходом добираться — этот вариант отпадает. Придется поездом, а потом ноги в руки — и через тайгу.
Так он и сказал Полубесову.
— Эдак вы заблудитесь или еще хуже. Лучше будет добраться к Христоне, а он уж проводит. Там вас уже давно ждут.
Харбин. Июль 1927 г.
Лескюр связался по телефону с жандармерией и попросил срочно прислать представителя. Минут через десять явился полицейский.
— Я из сыскного, — сказал он, показав жетон.
— Вы русский?
— Да.
— Тут ко мне приходил некий Гамлет. Предлагал совершенно секретный документ. Сказал, фотокопия какого-то меморандума, и требовал за него деньги. Вас такие личности интересуют?
— О да, — ответил сыщик и, не спросясь, вытянул из пачки сигарету. — Его приметы?
Лескюр описал. Сыщик посмотрел на бутылку с вином. Лескюр налил в стакан. Сыщик медленно выпил, поблагодарил.
— Это опасный преступник, мы его давно ищем.
Он снова посмотрел на бутылку. Лескюр налил еще. Сыщик выпил, вытер ладонью губы и удалился.
...Хшановский вышел из подъезда, аккуратно надел соломенную шляпу, сдвинув ее чуть-чуть на правую бровь, помахал шоферу легкового автомобиля, стоящего на противоположной стороне улицы. Автомобиль тотчас подкатил. Усаживаясь удобнее на нагретое солнцем сиденье, Ежи беспечно предупредил шофера: