Тревожное небо

Пусэп Эндель Карлович

Действия его в первые самые трудные месяцы вражеского вторжения были достойно оценены и в Ставке. Уже осенью первого года войны А. Е. Голованова назначили командиром 81-й авиадивизии, а по создании АДД — ее командующим, руководившим боевым применением сотен бомбардировщиков…

— Прошу, — коротко бросил адъютант, распахнув двери в кабинет Голованова.

Мы вошли. Внимательно выслушал он наш доклад о полете и те скупые сведения, которые нам сообщил посол о трагической гибели Асямова.

— А вы уверены, что гибель Асямова была случайной? — спросил он, по своему

обыкновению медленно расхаживая по кабинету.

— Кто еще, кроме наших офицеров, находился на борту самолета?

— Кроме наших, на том же самолете погибло шестеро английских офицеров.

Генерал опустился в кресло и задумался. Через пару минут он энергично встал. Мы — тоже.

— В ближайшие дни вам предстоит выполнить весьма ответственное задание. Подготовьте корабль возможно тщательнее, — и после небольшой паузы:

— А там, за границей, придется отказаться от чужих самолетов… Если понадобится, передвигайтесь на автомашинах или в поездах.

По пути домой мы по-прежнему пытались определить цели и задачи предстоявшего полета. Было ясно, что летим вновь за рубеж. Об этом говорил запрет летать на чужих самолетах. Но куда? И с кем?

Осмотрев и проверив (в который уже раз!) все, что только поддавалось осмотру и проверке, я на следующий же день доложил командиру дивизии о полной готовности экипажа и корабля к полету.

— Прекрасно! А куда вы собираетесь лететь? — спросил меня, хитро прищурившись, полковник.

— Куда прикажут, туда и полетим!

— Хорошо сказано, — улыбнулся Лебедев. — Тогда я приказываю вам лететь в Соединенные Штаты Америки.

Вот это новость! Вспомнились прогремевшие на весь мир полеты В. П. Чкалова и М. А. Громова в США через Северный полюс в 1937 году. Вспомнились и С.А. Леваневский, и В. К. Коккинаки…

— Пошлите обоих ваших штурманов в штаб АДД, — приказал комдив, — там им выдадут карты, сообщат точный маршрут полета и все необходимые указания.

Утром 9 мая на аэродром прибыла техническая комиссия во главе с главным инженером АДД, генералом инженерной службы Иваном Васильевичем Марковым. Корабль и все его четыре мотора подверглись самому придирчивому и кропотливому осмотру. Почти весь день работали над этим прибывшие инженеры.

Начались дни бесконечного ожидания. Погода была тоже не ахти какая. С запада катились то циклоны, то грозы. Прошла неделя, десять дней. Как выяснилось позже, нашему вылету мешали отнюдь не циклоны и грозы. Причиной была наша тогдашняя союзница — Англия, премьер-министр которой печально-знаменитый Уинстон Черчилль не спешил с договором об открытии второго фронта. Хитрый политик — «последовательный противник коммунизма», — как он не стесняясь себя рекомендовал, был гораздо больше заинтересован в противном: по возможности дольше наблюдать со стороны, как истекают кровью в смертельной схватке народы Советского Союза и гитлеровской Германии, чтобы они, обессиленные, покорно выслушали лотом волю окрепшей их оправившейся от дюнкеркского разгрома империалистической Англии.

…Наконец, настал этот долгожданный день, когда было получено согласие англичан на прием нашего корабля.

19 мая 1942

года. Заправлены бензобаки до пробок, подогреты моторы. Корабль поставлен на бетонную полосу. В этот вечер все было подчинено нашему полету. Мы поехали на ужин. Только успели усесться за столом, как вошел полковник Лебедев:

— Майор, с вами хочет поговорить хозяин.

У меня похолодело под ложечкой! Какой хозяин? Так называли у нас обычно Верховного.

Не успев даже дотронуться до шипящей на сковородке яичницы, помчался обратно на аэродром. Следом поспешили и остальные члены экипажа. Вокруг нашего самолета стоял десяток легковых автомобилей. У входа в самолет занималась экипированием группа людей в гражданском. Выходя из машины, я внимательно всматривался в их лица. Взгляд остановился на Голованове и одевающемся в меховой комбинезон человеке в пенсне. Застегнув молнию, он обернулся к нам. Этого человека знал каждый из нас. Вячеслав Михайлович Молотов — народный комиссар иностранных дел СССР. Меня представили высокому гостю.

— Молодой какой и уже майор, — улыбнулся, протянув мне руку, Молотов. — Выходит, теперь мы все в его подчинении?

— Выходит, что так. Приказывать он умеет и доставит вас точно к месту назначения, — также улыбаясь, ответил генерал Голованов.

Я доложил о готовности к старту.

— Готовы? Ну, что ж, приказывайте, — сказал нарком.

— По места-а-м! — крикнул я немного громче чем следовало. Голованов остановил меня:

— Как самочувствие?

— Коленки немного дрожат, — задержавшись около нас, ввернул Штепенко.

— Ничего, как приступите к делу, пройдет, — усмехнулся генерал и, посерьезнев, вновь повернулся ко мне:

— Главное — не спешите. Делайте и решайте все так же спокойно и основательно, как делали до сих пор.

— Все будет сделано, товарищ генерал-лейтенант.

— Надеюсь. Доброго пути! — и генерал, козырнув, отошел от трапа.

Присоединив к сети внутренней связи шлемофон, услышал голос бортинженера А. Я. Золотарева:

— Все готово, можно запускать.

— Запустить моторы!

Послушно завертелись один за другим винты.

Несколько минут вслушиваемся, страшась услышать в ровном гуле моторов незнакомые интонации. Но нет, все в норме. Термометры и манометры, тахометры и показатели качества смеси — все дружно утверждают, что отклонений нет. Порядок! Опросив экипаж, слышу многократно повторенное:

— Готов… готов… готов…

— Товарищ Кожин, — спрашиваю стрелка центральной башни, — пассажиры на местах?

— Все на местах. Парашюты пристегнуты.

— На взлет!

Плавно двигая вперед одновременно все четыре сектора газа, отпускаю тормоза, и самолет ровно-ровно бежит вдоль левой бровки бетонной полосы. Скользнув взглядом по указателю скорости, вижу, что стрелка его дрожит у цифры 100. «Маловато», — думаю я и даю команду инженеру:

— Дать форсаж!

— Есть, дать форсаж. — Моторы ревут оглушительно. Стрелка спидометра послушно ползет вверх: 110… 120… 135… 150… Хватит! Крутнув на себя колесико управления триммером руля глубины, поднимаю самолет в воздух.