Тревожное небо

Пусэп Эндель Карлович

Накормив меня, дядя Ва, ня снял с гвоздя старую овчинную шубу.

— Вот, возьмите и залезайте в подпол. Надо поспать. Набирайтесь сил, они вам еще пригодятся. Ох, как пригодятся!

Я последовал его совету и вскоре уже храпел на шуршащей соломе.

Пока я спал, комендант организовал уже с раннего утра прочесывание придорожных кустарников и леса.

Дядя Ваяя крутил не переставая ручку старомодного, привернутого к стене телефона. Передавал распоряжения всем деревенским старостам, чтобы к вечеру из каждой деревни

по одной (а где и по две) телке и корове были доставлены к нему, в волостной центр.

— Телки чтоб были годовалые, а коровы — жирные, — наказывал он.

Телефонная трескотня разбудила меня, и я полез наверх. Только успел приоткрыть люк и высунуть голову, как в заднюю дверь постучали. Староста, отодвинув задвижку, приоткрыл дверь, и я увидел вчерашнюю «тетю Веру». Перемолвившись вполголоса несколькими словами со старостой, девушка тут же удалилась.

Весь день приводили заплаканные женщины во двор к старосте телок и коров. К вечеру прибыли полицаи, выставив на ночь круговую охрану. Сам староста только раз за этот день заглянул ко мне в подпол, чтобы передать еду — хлеб и молоко.

Перед уходом наказал, чтобы я сидел тихо и без его зова не выходил. Потерпи, мол, еще денек, а там все образуется.

Проспал я там и вторую ночь. А на второй день, уже в полдень, дядя Ваня выпустил меня из погреба, а сам стал кому-то по телефону докладывать, что партизаны перебили охрану и угнали с собой всю скотину…

Сам смотрит на меня, а глаза смеются. Видать, что все это его совсем не огорчает.

…Тут Шамрай умолк. Воспользовавшись затянувшейся паузой, я спросил:

— А где же остальные члены вашего экипажа?

— Не знаю. От Андрея я узнал, что бортмеханику и еще кому-то удалось бежать. Староста это подтвердил. А что с ними стало, никто не мог сказать. В том отряде, куда меня проводила Вера, партизаны также ничего о них не знали.

…Лишь после войны мы узнали, что двое из экипажа Шамрая, пройдя далеко на север, дошли до новгородских лесов и после долгих поисков добрались до местных партизан.

А много лет спустя узнали мы и то, что штурман Ткаченко и остальные члены экипажа провели много страшных месяцев в фашистских лагерях смерти, в Дахау и Маутхаузене…

Узнали и о том, что уже после победы им еще долго пришлось проходить проверку.

Глава 5

Мы держим экзамен

Над оккупированной Европой

Вернемся к весне 1942 года. После провала плана Гитлера — захватить с ходу Москву — и разгрома немецко-фашистских армий в декабре-январе, на фронтах наступило относительное затишье. Боевые полеты, однако, продолжались. Мы бомбили передний край и ближайшие тылы вражеских войск, «обрабатывали» железнодорожные узлы, аэродромы и укрепленные районы фашистов, время от времени сбрасывали подкрепления, боеприпасы и медикаменты партизанам.

В середине апреля

командующий Авиацией дальнего действия генерал-лейтенант Александр Евгеньевич Голованов вызвал неожиданно в штаб командира корабля Сергея Александровича Асямова, штурманов Александра Павловича Штепенко, Сергея Михайловича Романова и меня.

В кабинет командующего адъютант пригласил нас всех вместе. Поздоровавшись со всеми и рассадив нас, генерал стал медленно прохаживаться по мягким коврам кабинета. Остановившись перед нами и внимательно вглядываясь в наши лица, он приступил прямо к делу.

— Вам поручается выполнение важного задания, — полетите за границу. Тщательно проверьте материальную часть, чтобы ни сучка, ни задоринки. О готовности доложите. Срок вылета будет дан дополнительно.

За границу? Куда? Зачем? Идя к командующему, мы и представить себе не могли, что получим такое задание.

Посмотрев еще раз на наши удивленные лица, генерал улыбнулся и, пожав всем руку, отпустил.

… Много лет спустя выяснилось, что это задание генерал Голованов дал нам по поручению И. В. Сталина.

После одного из совещаний Верховный Главнокомандующий Сталин, отпустив всех остальных, спросил у Голованова:

— Как вы считаете, сколько нужно времени, чтобы долететь до Квебека, остановиться там на пару дней и вернуться обратно?

Генерал ответил, что при самых благоприятных условиях это займет дней десять-двенадцать.

— А при неблагоприятных?

— На этот вопрос вряд ли вообще можно ответить, товарищ Сталин. Даже умеющему летать в любых условиях погоды летчику могут отказать в разрешении на посадку, — ответил Голованов.

Удовлетворил ли такой ответ Верховного Главнокомандующего, осталось неизвестным, но несколько недель спустя, оставшись с глазу на глаз с Головановым, он снова спросил:

— Как лучше и скорее добраться на самолете до Вашингтона?

Генерал не смог сразу ответить и попросил время для разработки возможных вариантов такого полета. Сталин согласился, наказав держать этот разговор в строжайшем секрете.

Выполнить это последнее условие было не просто. В кабинет командующего круглые сутки заходили десятки офицеров. А если на столе генерала лежит карта обоих полушарий, то без особой проницательности можно понять, что предстоит нечто до сих пор небывалое.

Взвесив возможные варианты выполнения такого полета, Голованов остановился на кратчайшем, хотя весь путь Москва-Англия проходил над оккупированной врагом территорией. Он считал этот вариант самым безопасным именно потому, что полет совершался над вражеской территорией. Даже в том случае, если враг узнает о предстоящем полете, никому не придет в голову, что самолет полетит по такому опасному маршруту.

Такое предложение Голованова вызвало в Кремле резкий протест: «Как? Через вражескую территорию? Не может быть и речи…»