Тревожные галсы

Золототрубов Александр Михайлович

— Был... Она плакала, Наташа. Очень даже плакала. Я пытался убедить ее, что ты где-то на кораблях, зашел, мол, дружков проведать и прочее. Кажется, я убедил ее. — Петр присел к нему рядом. — Послушай, Сергей, зачем она тебе, эта Алмазова? Ведь у нее своя семья...

— Нет у нее семьи, — зло прервал его Кесарев.

— Муж есть...

— Вот что, милый Петенька, — Кесарев подошел к нему так близко, что видел в его глазах злые огоньки, — ты мою личную жизнь не тронь. Может, я захочу совсем

уйти к Вере? И ни Скляров, ни ты мне не помеха.

— А сын? Ты о нем подумал? — Грачев ударил кулаком по спинке дивана. — Ты, ты... подло обманул Наташу. Я должен, я обязан тебе это сказать. Бедная Наташа!

— Бедная? — Кесарев ехидно усмехнулся. — А чего, позволь спросить? Я что, бил ее или бросил где-то на дороге, да? Странно, весьма странно!

— Ты обманул ее. Это же подло! — Грачев хотел сказать еще что-то, но тут открылась дверь, и в каюту вошел старпом Комаров. Он сердито посмотрел на Кесарева.

— Почему опаздываете на вахту? Делаю вам замечание...

— Я готов на вахту, я мигом... — Кесарев схватил на вешалке шинель. — Извините, Роберт Баянович...

«Кажется, Вера его совсем увлекла», — грустно вздохнул Грачев. Он заглянул в радиорубку, где матрос Гончар нес радиовахту, а потом спустился в свою каюту и устало прилег на диван. Задумался. Незадолго до учений капитан «Горбуши» Серов пригласил его к себе в гости. «У меня есть где-то фотокарточка, на которой я заснят вместе с твоим отцом, — говорил ветеран. — Если понравится, могу подарить ее тебе». Но когда Грачев пришел, то Серова дома не оказалось.

— Еще утром он ушел в порт, — сообщила ему дочь Вера. — Дежурный он. Даже не смог прийти домой за регланом, так я туда отнесла ему. Может, в обед заскочит.

Петр стоял на крыльце, не зная, то ли ему идти на корабль, то ли подождать капитана. Вера сама выручила его.

— Заходи, Петя, — сказала она. — Я не одна... Муж вернулся из рейса. Вчера вернулся. Познакомлю тебя с ним.

— Ну, если так, тогда зайду, — улыбнулся Петр.

Вера представила его мужу. Тот уже немного выпил, грубо сжал руку Грачева в своей мускулистой руке и, улыбаясь, сказал:

— Борис Алмазов, понял? Ну вот и хорошо. Только сам я без алмазов. Я не люблю алмазы. Моя слабость — деньги... Да ты, парень, садись, выпьем...

Петр сел рядом с хозяином. Алмазову было лет тридцать. Густая черная борода ярко оттеняла его белую шею. Лицо, широкое, румяное дышало силой. В серых, чуть раскосых глазах горели искорки.

— Вы моряк, да? — говорил он Грачеву. — А я рыбак. На Баренцевом море пролегла моя дорожка. Белая, вся в пенистых кружевах... Мало кто знает, почему я с пятнадцати лет на море. Вера тоже не знает, хотя и моя жена. Она не спрашивала, а я сам не говорил ей. Она любит только себя...

Вера

сердито заметила:

— Борис, не дури!

Но тот, казалось, не слышал ее. Он стал жаловаться на свое трудное детство, сказал, что рано потерял отца. У матери их было четверо малышей. Вот и пришлось ему идти в рыбаки, потому что они хорошо зарабатывают.

— А вы давно служите на флоте? — спросил он Грачева.

— Пять лет...

— Тогда моря ты еще мало испил, кореш, салажонок еще ты, — буркнул Алмазов.

Вера сердито его одернула:

— Борис, да ты что? Петя из морской семьи. Его отец на Севере воевал. С моим отцом плавал на подводной лодке... — Она хотела еще что-то сказать, но муж прервал ее:

— А я что? Моря всем хватит... — Он посмотрел на Грачева. — Я, знаешь, тонул. И где? В Саргассовом море!.. Вам, коллега, не приходилось там бывать?

Вера, не мигая, глядела на Грачева. На ее лице играла кокетливая улыбка, и хотя она молчала, Петр догадывался, что ей интересно было его послушать.

— В тех местах не плавал.

— Рыбаки называют его «дамским морем», — продолжал Алмазов. — Вода там синяя до черноты, вот как глаза у моей Веруси. А над ним такое же синее небо. На море никогда не бывает штормов. Вот где житуха! Вода теплая и прозрачная, как родник. А знаете, кто открыл Саргассово море? Колумб! Во время первого своего плавания в Новый свет. Сколько там водорослей! Этот самый Колумб испугался, принял их за опасные рифы. Чудак, правда? И крабы там водятся. Погоди, как же их величают? — он стал ладонью тереть лоб.

— Краб портунус, — подсказал Петр.

— Вот, вот, портунус. Ночью я свалился за борт. По глупости... С боцманом поспорили, кто быстрее по шторм-трапу взберется. Так этот самый портунус ущипнул меня за ногу... Ну, что, выпьем еще? — Он потянулся к бутылке, но жена отвела его руку в сторону.

— Хватит, Борис. — Она тяжко вздохнула, посмотрела на Грачева. — Беда с ним... Капитан «Чайки» списал его на берег, так отец взял его на «Горбушу».

— У него же не сердце, у твоего капитана, а поплавок, — съехидничал Алмазов. — В ту ночь я отстоял свою вахту, а потом до рассвета рыбу солил. Что, железный я, да? Не железный, вот и выпил с устатку...

«Ох и хлебнет Вера с ним горя», — подумал Петр.

— Ты не очень-то глотку дери, — попрекнула Вера мужа. — Капитан добрый, другой бы уже давно погнал с судна.

Алмазов притих.

Вера принесла горячее. Петр вдруг почувствовал, что проголодался, и теперь ел с аппетитом.

— Вкусно? — спросила Вера.

— Очень. Как женюсь, приду к вам за рецептом.

Вера сказала, что она, наверное, умеет готовить не хуже других.

— Кто?