Тревожные годы
Шрифт:
– И хоть бы свобода была! Республика да республика, а посмотришь да поглядишь - право, у нас свободнее!
– Как же возможно! у нас - простор!
– У нас, коли ты сидишь смирно, да ничего не делаешь, так никто тебя не тронет - Христос с тобой, хоть два века смирно сиди!
– А захотел разговаривать - так не прогневайся!
– И дельно - потому, молчи!
– Насмотрелся-таки я на ихнюю свободу, и в ресторанах побывал, и в театрах везде был, даже в палату депутатов однажды пробрался - никакой свободы нет! В ресторан коли ты до пяти часов пришел,
– Да, посидишь в тисках - запросишь простору! А впрочем, правду надо сказать: бестии эти француженки, можно для них и в тисках посидеть! Насчет это лямуру или ляшозу...
– Как вам сказать! ведь и насчет лямуру они больше у нас распоясываются. Знают, что денег у русских много, - ну, и откалывают. А в Париже и половины тех штук не выделывают, что у нас.
– Говорят, Мак-Магонша лямуру не любит.
– Да, и она. Много она для Франции полезного сделала, а частичка тоже и вреда есть. Главное дело - иностранцев от Парижа отвадила. Возьмем хоть бы нас, русских: кабы настоящим-то манером, как при Евгении, лямур выделывали, да нас бы, кажется, и не отодрать оттоле!
– Кричат: "Республика!", а свободы не дают!
– Скажите, однако ж: я слышал, что картинки такие в Париже продаются... интересные будто бы картинки приобрести можно?
– Это для стереоскопа, что ли? Я целую охапку с собой захватил!
– Интересны?
– Отдай всё, да и мало!
– Тсс...
– Да у них еще то ли есть! В модных магазинах показывают, как барыни платья примеривают! Приедет, это, дама - и всё из большого света!
– разденется декольте, а из соседней комнаты кавалер на нее сквозь щелочку и смотрит,
– Ишь ты! а она, сердешная, и не знает?
– Иные и знают, нарочно знакомиться с кавалерами приезжают. Повертывается она декольте перед зеркалом, а из засады - кавалер: же лоннёр... Большие съезды бывают.
– И наши, чай, барыньки...
– Чего уж!
Каждый смотрит на каждого вопрошающим взглядом, словно хочет сказать: "А что, брат, уж не твоя ли?"
– Ах, дамочки наши! дамочки!
– вздыхает Сергей Федорыч.
– Так вы и в палате депутатов побывали?
– любопытствует Павел Матвеич.
– Был, в самый раз попал, амнистию обсуждали. Галдят, а толку нет. Знают, что придет Наполеон, и всем им одно решение выйдет - в Кайенну ушлют.
– Вот и этого у нас нет!
– Зачем нам! У нас, коли ты сидишь смирно, да ничего не делаешь - живи! У нас все чередом делается. Вот, приедем в Вержболово - там нас рассортируют, да всех по своим местам и распределят.
– Турки-то! турки-то тоже конституции запросили! ах, прах их побери!
– Смехота!
– То-то оно и есть! даже у турок взбеленились, а у нас - спокой!
– Нам конституциев не надо! Мы и без них проживем! Разъедемся теперь по деревням, амуницию долой - спокой!
Все
– Нет, вы только сообразите, сколько у них, у этих французов, из-за пустяков времени пропадает!
– горячился Василий Иваныч, - ему надо землю пахать, а его в округу гонят: "Ступай, говорят, голоса подавать надо!" Смотришь, ан полоса-то так и осталась непаханная!
– И ништо им! пущай без хлеба сидят!
– Зато у нас мужичка никто уж не тронет: паши себе да паши!
– Разве с подводой выгонят, так ведь без этого тоже нельзя!
– Подвода - дело! а у них что!
– Ах, французы! французы! жаль их! дельный народ, а насчет язычка - слабеньки!
– А вы думаете, что они сами этого не чувствуют? не чувствуют, что ли, что если Россия им хлеба не даст, так им мат? Чувствуют, да еще и ах как чувствуют!
Опять завопили все разом: "Чувствуют! да еще как чувствуют! Мат! именно мат!"
– А позвольте спросить, - вдруг надумался Сергей Федорыч, - вот вы насчет Турции изволили говорить, будто там конституции требуют; стало быть, это действительно так?
– Чего вернее, во всех газетах написано.
– Да! заварили турки кашу! придется матушке-России опять их уму-разуму учить!
– А позвольте еще спросить: дворяне у них есть... турецкие?
Вопрос этот сначала словно ошеломил собеседников, так что последовала короткая пауза, во время которой Павел Матвеич, чтоб скрыть свое смущение, поворотился боком к окну и попробовал засвистать. Но Василий Иваныч, по-видимому, довольно твердо помнил, что главная обязанность культурного человека состоит в том, чтобы выходить с честью из всякого затруднения, и потому колебался недолго.
– Как, чай, дворянам не быть, - ответил он, - только документов у них настоящих нет, а по-ихнему - все-таки дворяне.
– Помилуйте! да у меня в Соломенном и сейчас турецкий дворянин живет, и фамилия у него турецкая - Амурадов!
– обрадовался Павел Матвеич, - дедушку его Потемкин простым арабчонком вывез, а впоследствии сто душ ему подарил да чин коллежского асессора выхлопотал. Внук-то, когда еще выборы были, три трехлетия исправником по выборам прослужил, а потом три трехлетия под судом состоял - лихой!
– И белый... из лица, то есть?
– Немножко как будто с точечками, а впрочем, как есть - русский: и в церковь нашу ходит, и ругается по-нашему.
– У нас дворяне - жалованные, а у них - так!
– пояснил Василий Иваныч, - у наших права, а у ихних - правов нет!
– Сегодня он - дворянин, а завтра - опять холуй!
– Завтра его подрежут да евнухом в гарем определят!
– Тсс... а что, кабы у нас так?
– Вот еще что вздумали! У нас этого нельзя, у нас - закон!
– У нас чего лучше! у нас, ежели ты по закону живешь, никто тебя и пальцем не тронет! Ну, а коли-ежели не по закону - ау, брат!