Тревожные облака. Пропали без вести
Шрифт:
Заскрежетал, запел на роликах трос. Эти негромкие звуки отчетливо вплетаются в рев шторма. Сектор руля, словно сам собой, движется взад-вперед, теперь уже рука Петровича, лежащая на штурвале, ставит руль в прямое положение и уверенно удерживает его.
– Пошли,- говорит Виктор.
В кубрике их встречает счастливый Равиль. Заголив до плеча правую руку, он потрясает ею:
– Совсем здоровая! Хороший доктор Саша! Я, ребята, открыть боялся, а она - смотри, какая!
У печки лежат сорванные простынные полосы, пропитавшиеся кровью, с приставшими клочьями засохшей
– Теперь порядок!
– Равиль ожесточенно сучит пальцами правой руки, словно сигналит кому-то.- Теперь жить будем!
Кок, стараясь заснуть, забивается с головой под одеяло и, наконец не выдержав, кричит:
– Ладно, Роман! Будем жить, только дай поспать. Ясно?
Равиль умолкает, подсаживается на койку к дяде Косте, что-то шепчет ему и сует под самый нос свою руку.
Саша и Виктор засылают сразу.
Саша умеет спать «вмертвую». Можно играть на гармошке над самым его ухом, волна может поставить катер на попа - он не проснется. Но с тех пор как на катере подняли парус, ухо Саши даже во сне ловит каждое его трепетание. Стоит парусу заполоскаться, хлопнуть или туго натянуться, скрипнув оттяжками мачты,- и сна как не бывало.
И сейчас, уснув после ночной вахты и аврала, Саша сквозь сон улавливает тревожные сигналы паруса.
Шторм разгулялся вовсю. С гудением и воем проносится ветер над палубой, со зловещим шипением гонит океан длинную волну, глухо ударяя в корпус. Но даже шторм не может заглушить напряженного скрипа оттяжек. Такой ветер, чего доброго, покончит и с парусом и с мачтой.
Пришлось подняться на палубу. По безмолвному уговору все считают Сашу ответственным за парус. Даже старпом, и тот редко возьмется за шкоты, не вызвав ив кубрика Сашу.
Саша задерживается на несколько секунд у двери кубрика, прислушиваясь к скрипу мачты. Темный парус выпятил тугую грудь над рубкой. Правый шкот немного вытравлен, катер идет не просто по ветру, он забирает чуть левее, севернее. Старпому снова досталась трудная вахта.
– Как бы с парусом чего не вышло,- говорит Саша, заходя в рубку.
– Обойдется,- уверенно отвечает Петрович.- Парус крепкий, выдержит.
– Баллов девять будет,- тревожится Саша, прислушиваясь к скрежету.
– Не меньше. Чуешь, как идет катер?! Нам бы этак на запад - было бы дело!
– Хорошо идем,- соглашается Саша, но мысль о том, что парус и мачта подвергаются опасности, упрямо сверлит мозг.
– В такой шторм убрать парус тоже не пустяк.- Петрович старается заглушить собственное беспокойство.- Люди ив сил выбились. А ведь если не удастся сразу опустить, придется рубить шкоты - и за борт… Как бы хуже не вышло.
Саша молчит. Конечно, при девятибалльном ветре убрать самодельный парус - трудное дело. Для этого, пожалуй, надо снова поднять всю команду. С тревогой на сердце Саша уходит в кубрик. «Что ж, Петрович тоже не первый день плавает,- успокаивает он себя,- понимает, что к чему. Парус сшит из трех одеял и, верно, достаточно прочен для их суденышка».
Но
Саша потеплее укрыл Виктора, сунул в камелек распиленные ножки стола. Духота и мерное клокотание воды в опреснителе усыпи-ли наконец и Сашу, прикорнувшего на краю койки.
Громкий треск заставил его вскочить. Послышался глухой удар, и что-то темное перекрыло иллюминаторы.
– Парус!
– громко закричал Саша и бросился на верхнюю палубу.
Мачта вырвана из гнезда и опрокинута на рубку. Ветер в неистовстве хлопает парусом, старается порвать шкоты и уцелевшую стальную оттяжку, чтобы унести его в океан вместе с мачтой.
Катер ощутимо замедлил ход, и с тем большей яростью настигают его водяные валы, перекатываясь через палубу. Пузырящийся, вспухший, словно живой, парус мешает закрыть дверь кубрика, обивает с ног матросов.
Отчаянной была на этот раз схватка людей со штормовым океаном. Упорно, дюйм за дюймом, скатывали они мокрый, прихлопнутый мачтой парус с болтающимися хвостами обрубленных шкотов. Рея уцелела, и ее вместе с парусом втащили в кубрик.
Саша поспевал всюду, он сам рубил шкоты, крепил вдоль борта спасенную мачту, но когда все было закончено, Саша, опустился в кубрик, снял намокшие сапоги, ватник, лыжную куртку и штаны и, забравшись под одеяло, отвернулся к стене.
– Саша, чего теперь с парусом делать?- спросил Виктор.
Молчание.
– Раскладывать его, что ли?
Молчание.
– Саня!-«просительно сказал Виктор.
Ни слова в ответ.
– Сморило его,- рассудительно заметил кок.- Пусть сшит…
Но Саша не спал.
16
Штормовой ветер вскоре улегся, будто ему только и было дела, что выворотить из гнезда мачту катера.
Петровича заступил на вахте Виктор в паре с Равилем, которому сегодня не сиделось на месте.
Наскоро похлебав чуть замутненный вермишельной крошкой и присоленный морской водой кипяток, Петрович подсел к Саше. Чувство вины не покидало старпома: парень не раз выходил из кубрика, все тревожился, посматривал «а парус. Чуял, видно, беду!.. И у него самого на сердце было неспокойно, да вот понадеялся на авось. А девять баллов - нагрузка для паруса, что ни говори. И почему Саша прямо не сказал: «Нужно спустить парус!»
Петрович легонько тормошит Сашу, но тот не откликается, притворяется спящим. Тогда он толкает его в спину и произносит начальственно:
– Матрос Жебровский!
Саша медленно поворачивается, смотрит на старпома мутным, недобрым взглядом и говорит тихо.
– Заболел…
– Возьми поешь,- советует кок.
– Ну его!
– отмахивается Саша.
На время Сашу оставляют в покое. Пусть отоспится.
Но он и теперь не спал. Не спал, когда в кубрик «прокралась темнота, когда пришел, прогремев на трапе, Виктор и несколько раз тихо повторил: «Саня! Саня!», не спал и позже, когда Виктор улегся рядом с ним и уснул.