Тревожный месяц май

Миксон Илья Львович

Так все это было трогательно и волнующе, что Антон даже тайно пожалел о свеем решении. Ведь самое интересное случится после него!

Здесь я опять нарушу плавный ход повествования. Все, что выяснилось в четвертой главе, было ведь неделю назад, а сегодня уже 20 мая, третьисутки, как Антон с друзьями исчез. И если милиции не до сна и покоя, то каково несчастным родителям!

Глава пятая

НА ТРЕТЬИ СУТКИ

ТРЕВОГА

Зинаида

Васильевна Градова пришла на работу в темной косынке. Не потому, что окончательно потеряла надежду увидеть Антона. Никто не умеет так ждать, как мать.

Самые терпеливые, самые преданные свыкаются с мыслью о потере. Мать не перестает ждать и через три, пять, двадцать лет. Сколько седых матерей и поныне выглядывают детей, не вернувшихся с войны…

Во все века матери провожали сыновей на охоту, в море, на войну, в экспедиции. И не все сыновья опять стучались в свой дом, а матери до последнего часа жизни прислушивались к шагам у порога.

Зинаида Васильевна и думать не могла, что уже никогда не увидит своего непутевого, нерадивого, шалопутного сына, причину множества неприятностей и стыда перед людьми, своего младшенького, кровинку свою родную… Нервы уже не выдерживали.

Товарищи молча расступились перед ней, провожая сочувствующими, жалостливыми глазами. А она тихо подошла к своему крану, посмотрела вверх долгим взглядом. Вдруг объявится там, на высоте, Антон. Был такой случай: забрался, отчаюга, под самую кабину, стучит… Завтрак принес, что дома забыла.

Она без слез, горестно помотала головой и, пересилив себя, взялась за поручни.

Ее уговаривали взять отпуск за срой счет. Отказалась: «Дома совсем рехнусь». И Павел Кириллович не мог подолгу сидеть дома. На работе среди людей легче.

Привычные стальные ступеньки в реберном ограждении показались бесконечными. Зинаида Васильевна с великим трудом добралась до низенького креслица в щедро остекленной кабине. Антон называл ее «стрекозиным глазом».

Такой способный, быстрый на соображение и такой… Зинаида Васильевна опять помотала головой и с тайной надеждой долго-долго смотрела на Волхов, на извилистые желтые полосы берегов, на солдат, копавшихся среди развалин перед Домом Советов…

Подошли первые панелевозы. Стропальщики цепляли крючья тросов за скобы в панелях, Зинаида Васильевна сдвигала рычаг, и тяжелая махина - готовый потолок на целую комнату - плавно отрывалась от низкой платформы.

С каждой снятой плитой сплющенные колеса прицепа все округлялись, и сам он будто поднимался с колен.

Время от времени Зинаида Васильевна с надеждой бросала взгляд на развалины. Вдруг там ее Антон появится!

К обеду суета на развалинах прекратилась, и все замерло, пока не приехала запоздалая машина с красными флажками по бортам.

«Согласованности нет», - подумала Зинаида Васильевна, но тут же и отступилась: у минеров дело особое. «Минер ошибается только один раз», - до сих пор

вспоминает иногда, к слову, Павел Кириллович. Сам же всю войну со смертью сражался: кто кого.

Теперь вот Январев, симпатичный такой, уважительный молодой человек, мужнино дело продолжает. Когда война кончилась, Январева, наверное, и на свете не было. Теперь Январев - офицер, а война для него - до сих пор с ней воюет.

Подъехала еще военная машина с солдатами и милиция. Развалины оцепили.

Опять взрывать будут. Бежит уже солдат, флажком размахивает: «Прекратить работы!» Каменщики еще туда-сюда, а с крана придется спуститься.

Протяжно завыла сирена, засвистали милицейские дудки.

Земля тяжело и приглушенно ухнула, голые бетонные колонны и ржавые балки надломились, как сучья, и попадали. Над поникшими развалинами вспучилось серое облако.

Прошла минута, другая, пыль осела, и зазвенело многоголосое ребячье «ура». Откуда только и набежало их, ребятни! Вместо того чтобы отпугнуть, отогнать подальше, сирена, как пионерский горн, собирает всех.

Был бы Антон, непременно примчался сюда…

Январев с солдатами осматривали результаты взрывов.

– Ювелирно, - сказал удовлетворенно.
– Теперь за шурфы возьмемся. К вечеру кончить надо с этим объектом.

Солдаты оцепления и милиционеры уехали, мальчишки разбрелись, а разминирователи приступили к бурению шурфов, узких глубоких гнезд для патронов с взрывчаткой.

Новая серия взрывов образовала штольню, ее расчистили, расширили внизу наподобие колбы. Затем стали бурить горизонтальные каналы; они на дне расходились лучами во все стороны. По замыслу, проверенному строгими расчетами, взрывная сила должна вскрыть перекрытие подвала.

Штольня была неровной, повсюду торчали острые концы стальных прутьев и шершавые изломы бетона.

– Придется шнуром, - поразмыслив, решил Январев.

Его поняли с полуслова: электрической подрывной машинкой не воспользоваться, огневым шнуром придется. Все заряды одновременно взрывать рискованно: строения близко. Электрические провода может оборвать от первого удара, штольню засыплет или сдавит. И придется опять долбить чертов бетон заново.

Огневой шнур не подведет, не должен, если сделать все как положено. И очередность учесть. А то, чтобы заряды срабатывали через определенные промежутки времени, задача для опытного минера нехитрая: скорость горения пороховой жилы в шнуре - постоянная и известна.

Пробурили двенадцать шурфов. Все двенадцать зарядов одинакового веса, а шнуры разной длины - от двадцати сантиметров и почти до метра. Длину каждого шнура Январев рассчитал лично.

– Ювелирно сработаем, - заранее предсказал Январев. Заряды небольшие, детонацию вызвать не должны: расстояние между пакетами с толом достаточно.

Взрывы на развалинах до завода не долетели. У проходной и на автобусной остановке напротив завода какие-то хлопки далекие раздались, а в цехах и на установках своего шума хоть отбавляй. Когда машинист паровоза спускает излишки пара, рядом кричать приходится. На установке стравливаемый пар шипит и свистит, как сто паровозов.