Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария

Вафидис Эмилиан

В первохристианские времена апостолы разделяли между верующими все необходимое. Несмотря на это, любовь апостолов стала поводом к раздорам среди христиан. Обычно никто не удовлетворяется тем, что ему дают, у всех есть свои предпочтения. Незаметно человеком овладевает мирское мудрование, как незаметно вползает в комнату змея.

Когда обладавшие чем-либо в миру вступают в монастырь, пусть они с радостью соглашаются с тем, что их собственность станет общей. (1.4)

У живущего в миру много вещей. Придя в монастырь, он должен охотно все отдать игумену, если, конечно, хочет стать настоящим монахом. Он должен отдать даже свою одежду, если она может пригодиться в обители. Нагим родила его мать, нагим он должен

войти в монастырь и нагим перейти в иную жизнь. Человек, у которого много вещей, так же как и человек пресыщенный и утомленный, никогда не взойдет на небо. Утомленный не взойдет потому, что он полон идей и желаний; пресыщенный — потому, что набитый желудок не дает ни молиться, ни помышлять о небесном, а многостяжательный — потому, что для низложения его не нужны ни сатана, ни искушения, все искушения у него внутри. Так что не говори: «Отче, мне нужна эта вещь, я к ней привык». Нет, отдай ее. И считай для себя большим унижением, если игумен ее не заберет, — это означает, что он смотрит на тебя еще как на мирянина и тебе не доверяет. И знай: если ты требуешь чего-то и игумен твое требование исполняет, это показывает, что он не ждет от тебя ничего небесного. Просто ради того, чтобы твое сердце не ожесточилось и ты не сделался вторым змием после лукавого, он дает тебе, что ты хочешь.

Вообще, человек, возмущающийся тем, что ему чего-то не дают, становится опасным для братства. Он все понимает превратно, на все смотрит по-своему, всему дает собственное объяснение.

Итак, когда ты придешь в монастырь и принесешь с собой что-либо из мира, отдай это игумену. Если же удержишь самую малость: будет ли это что-то связанное с потребностями тела, или души, или ума, — эта малость противопоставит тебя братству и не даст духовно соединиться с ним. Ты останешься для братства чужим.

А не имевшие ничего пусть не ищут в монастыре того, что невозможно им было иметь в миру. (1.5)

Правило очень мудрое. Святой не упускает из внимания ничего. Конечно, сейчас экономическая ситуация в обществе поменялась. Однако до недавнего времени большинство людей были очень бедными. Онито и становились монахами.

Впрочем, и в недавнее время все мы в чем-то терпели нужду: например, в годы учебы мы жили крайне бедно, многого нам недоставало. Не будем же сейчас, в монастыре, стремиться приобрести то, чего мы не могли иметь в миру. Никто не идет в монастырь, чтобы приобретать. И, однако, как часто мы стремимся получить какую-то вещь, которую нам и в голову не пришло бы искать в миру! У нас, допустим, был суровый отец, и мы ни разу слова наперекор ему не сказали. А в монастыре, если кто-то не очень хорошо с нами обойдется, мы можем устроить скандал. В миру мы, предположим, были простыми служащими, и нам приходилось сносить оскорбления, выслушивать претензии хозяина, но мы были терпеливы, говоря себе, что такова жизнь. Однако в монастыре, лишь только нам скажут сделать что-то, мы протестуем: «Как он смел сказать мне это? За раба меня держит? Я что, пришел сюда стать его рабом?» С языка тотчас срывается слово «нет!» — этот нож, который закалывает святого Голубя, Духа Святого, и мы лишаемся того, без чего наша жизнь перестает быть монашеской.

Но ради их немощи пусть им дадут необходимое, хотя они по своей бедности и не могли этого приобрести, когда жили в миру.

Как было сказано, монах не должен искать того, чего не имел в миру, но монастырь будет учитывать немощи каждого. Чем немощнее монах, тем мягче поступает с ним монастырь.

Человек любит свою немощь, она становится частью его плоти, но духовная немощь — это ужасная страсть, и, пока она не будет удовлетворена, человек не сможет ни успокоиться, ни помолиться. Всю жизнь он будет роптать, жаловаться, считать себя имеющим право на что-то. Ради мира в монастыре, как говорит святой, дайте немощным то, чего они просят. Если вы жалеете животных, например собаку, которой вы бросаете кость, чтобы она не лаяла, то пожалейте и этих людей, снизойдите к ним, дайте им то,

чего они хотят, чтобы они обрели душевный мир.

Кроме того, игумен должен знать, что монаху, который чего-то добивается, он не может говорить ни о Христе, ни о Богородице, ни об уставе монастыря, потому что брат ничего этого не примет. Как возлюбленный Богом Израиль отверг Бога после того, как ел, пил и насытился, так и монах, поступивший в монастырь и нашедший здесь теплое к себе отношение и братские объятия, а после еще и надевший рясу, тут же начинает препираться, предъявлять претензии, протестовать: «Вы меня не любите, не обращаете на меня внимания, ни разу не сказали мне, да“». Поэтому пусть игумен дает брату все, что тот хочет, чтобы из-за него не произошло смятения во всем монастыре. Сколько времени терпеть такого брата? Об этом блаженный Августин уже говорил нам и потом скажет еще раз.

Итак, когда придет обездоленный, нищий, увечный, неполноценный, больной, вы, остальные, наставляет святой, не смотрите на него свысока, как на убогого. Кого только нет в Церкви! Однако Христос призывает к себе ничего не значащее, уничиженное, а такими все мы, в сущности, и являемся, хотя считаем себя за нечто. Дайте ему по его нужде, так чтобы он утешился, получив необходимое, и вместе с тем обрел Христа. Лишь бы он сам ничего не просил, ни на что не претендовал.

Если он сам не требует нужной вещи — дайте ему, потому что это необходимо ему для жизни.

Только пусть они не считают для себя счастьем получать пищу и одежду, какие не имели возможности приобрести в миру.

Сейчас, когда ты нашел то, чего тебе недоставало: пищу, одежду, понимание, любовь, духовное окружение, братьев, — не говори, будто ты уже сейчас счастлив, ибо ничто из этого не является для тебя конечной целью. Соединение с Богом — вот к чему должны быть устремлены все твои чаяния.

И пусть они не гордятся тем, что живут с людьми, к которым в миру не дерзнули бы и приблизиться, но возносят свои сердца к небу, отрекаясь от суетных земных благ. (1.6)

Во времена блаженного Августина в обществе было множество рабов, бедняков, простолюдинов, но вместе с тем было и много богачей. Большой силой обладал правящий класс, в особенности военное сословие; были государственные деятели и те, кто посвятили себя философии и науке. И вот такие разные люди поступали в одно братство. То же может происходить и сегодня: поступает в монастырь какой-нибудь крестьянин, приходит и ученый, который в миру мог быть профессором университета. Следовательно, в монастыре уживаются люди разного социального положения. И если в браке обычно супругам трудно жить при таком неравенстве, то в монастыре этого не должно быть. Монастырь — это Сам Христос. Поэтому святой и говорит, что если ты пришел в монастырь и живешь вместе с богачами, вельможами, аристократами, военными, то не гордись и не считай, будто ты что-то собой представляешь. Ты должен занять самое последнее место, избрать смирение и нищету. А гордость, честолюбие и покой — все это суета. Благо монаха выше этого, благо его — только Бог.

Если богатые будут смиряться, а нищие становиться гордецами, тогда монастыри окажутся полезными для богатых, а не для бедных.

Здесь сокрыт такой смысл: монастырь бывает истинным монастырем тогда, когда в нем богатый, знаменитый, способный смиряется, а вчерашний нищий чувствует себя славным, великим, богатым. Я полон страстей, а ты с детства жил как святой, я в миру впадал во всевозможные грехи, а ты всю жизнь оставался неуязвимым для порока. И вот в монастыре ты должен осознать себя величайшим грешником и последним нищим, а я — почувствовать, что могу стать святым, могу быть оправдан перед Христом. Так люди становятся равными в монашеском жительстве.