Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария
Шрифт:
Больной обладает своего рода чутьем и сам понимает, сколько пищи ему нужно. А ты не вмешивайся в его распорядок, не вводи его в заблуждение и не делай его больным навсегда, говоря: «Ты болен, тебе надо есть хорошо». Кто приучается искать разрешения проблем, связанных со здоровьем, в еде, тот непременно оказывается больным, потому что забывает, что здоровье нам подают не хлеб и вино, но слово Божие.
Будем уважать больного и посещать его, как мы посещали бы Христа, не станем задавать ему вопросов и не будем давать советов, но принесем ему нашу улыбку, непорочность взора, чистоту уст, наше внимательное обращение. Будем вести себя с ним благороднейшим образом! Обидеть его очень легко. Ты обидел больного? Ты обидел Христа!
«Но
Печаль смертоносна, она поглощает нашу личность, умерщвляет наши способности, нашу надежду, радость, улыбку, наши отношения с Богом. Она удаляет Бога из нашего сердца. Поэтому лучше нам грешить, чем предаваться печали. Однако бывает печаль, которая происходит от неприятного обращения с нами ближних. О ней-то и упоминает здесь святой Антоний.
Будем же очень стойкими, чтобы, с одной стороны, не огорчаться поведением ближних, а с другой — их не огорчать, потому что тогда мы лишаем их возможности молиться, любить, поститься.
Если какой-либо брат спустя долгое время придет к тебе, прими его с радостью, чтобы он благодарил Бога и тебя восхвалял. (8)
Давайте посмотрим, каков более глубокий смысл этого правила. Монашеский постриг — это брак, заключаемый между Богом и человеком, и расторгнуть его невозможно. Это не просто девство, но таинственный союз до самой смерти с игуменом (или игуменией, если речь идет о женском монастыре) и со всем братством, а также со всем монашеским жительством. Следовательно, никто не имеет права сказать: «Я ухожу от моего старца и иду к другому». И так же не может сказать: «Я ухожу из моего братства и вступаю в другое», или: «Я ухожу из этого места и иду в другое».
И что самое важное, я не могу изменить образ жизни, который избрал. Монашеский, созерцательный образ жизни, искание Бога — это единственное, что мне подходит отныне и впредь. Следовательно, пока жив игумен, я не имею права разлучаться с ним, а также и с братством. Поэтому в последовании пострига мы слышим требование хранить послушание не только игумену, но и «всей о Христе братии». На смену игумену, когда он скончается или когда случится что-то еще, придет другой, и жизнь в монастыре продолжится. В браке невозможно заменить супруга или супругу, остается только вдовство во Христе. Второй брак может быть благословлен Церковью, но лишь по крайнему ее снисхождению и долготерпению, в сущности же он рассматривается как благопристойное прелюбодеяние. В монастыре, поскольку в действительности мы обращены непосредственно к Богу, игумена может заменить другое лицо, в особенности, конечно, когда игумена не станет или когда он не сможет управлять братством из-за старости, болезни или иных обстоятельств.
Поэтому у монахов более сильна связь собственно с братством, чем с игуменом. Послушание нужно понимать более широко: оно выражается в подчинении не только игумену, но и братьям. Не нужно каждый день обращаться именно к игумену. В монастыре, который устроен правильно, игумену нет нужды быть на ногах день и ночь, так чтобы каждый монах мог приходить и спрашивать его о чем угодно. Братья обращаются к особо назначенным лицам: к эпитропам, или к старшей братии, составляющей Духовный собор, или к старшим на послушаниях. Им и подчиняются. В древних монастырях старшая братия, кроме того, подчинялась первенствующим. К ним обращались по духовным вопросам и за разрешением споров, а когда вопрос был важный,
Если монахи постоянно, по любому вопросу беспокоят игумена, это показывает, что жизнь в монастыре организована неправильно, монастырь не воспитывает своих насельников так, чтобы они возрастали в духовной жизни и угождали Богу. В таком монастыре нарушаются правила монашеского жительства, истощаются душевные и духовные силы братьев, устраняется свобода из внутреннего мира человека, и человек меняется в худшую сторону.
Итак, в монастыре существует некая пирамида, на вершине которой — игумен, ниже его — лица, занимающие административные должности, а затем и остальные члены братства. Младшие обращаются непосредственно к старшим и им подчиняются. Следовательно, монахи состоят в браке и со всем братством.
Наконец, наш брак — это связь на всю жизнь с определенным родом жительства. Приведем пример. Церковные каноны не позволяют использовать монастырское имущество для мирских нужд. Невозможно, к примеру, монастырское здание превратить в театр или даже в школу, потому что и это учреждение мирское. Монастырское здание всегда должно использоваться в духовных целях, должно быть посвящено Богу. Отчуждение позволяется лишь при чрезвычайных обстоятельствах.
Если непозволительно использовать в иных целях недвижимость монастыря, то тем более сердце монаха, посвященное Богу, не может служить чему-то иному. Со дня пострига монах уже не может жить по-мирски. Не в смысле «жить во грехе», но в том смысле, что монах не может быть мелким торговцем, предпринимателем, врачом, не может заниматься какой-либо профессиональной деятельностью в миру. В противном случае это приводит к перемене всего его существа, оставлению Божественного призвания, потому что он предается занятиям вполне мирским. Монах должен оставаться монахом и всегда предстоять пред лицом Господа, то есть молиться, поститься, пребывать в бдении, в безмолвии, заниматься всем тем, без чего монашество немыслимо, что составляет его основу и является его сутью.
Бывают случаи, когда монах более не находит себе покоя в своем монастыре. Причины этому могут быть разные.
Проносится, например, по монастырю буря: возникают ереси или раскол. Или сам монах не имеет душевного мира, малодушен, не может продолжать подвиг. Или демон затуманивает его разум, так что он впадает в состояние превратного ума и все представляется ему в искаженном виде.
Случается также, что монаху приходят на ум помыслы: «Старец нехорош, он меня не любит, я не выдержу здесь». И, хотя правило говорит, что монах должен терпеть до конца дней своих и никакая скорбь не может заставить его уйти из монастыря — об этом сказано в последованиях как малой, так и великой схимы, — все же сердце монаха поддается этим помыслам. И тогда он (или они, если таких монахов несколько) решает, что лучше уйти из монастыря, чем жить не по-христиански, безрадостной жизнью. Притом он питает надежду, что в другом месте найдет более человеческие условия и сможет жить спокойнее. Это, собственно, и есть противозаконное расторжение брака, Церковь не дает на него разрешения. Всю свою жизнь такой человек будет виновен пред Богом.
Бывает, впрочем, и так, что монах не находит себе покоя в монастыре по объективным причинам. Например, жизнь в монастыре такова, что абсолютно невозможно ни молиться, ни заниматься духовным чтением, ни совершать бдение. И душа монаха надламывается, не выдерживает такой жизни. Или монастырь становится туристическим центром, из-за чего монах непрестанно погружен в мирскую суету. Или в монастыре все работают двадцать четыре часа в сутки, и монах от усталости падает и засыпает, не успев произнести и одной молитвы. Для настоящего инока такой образ жизни — это тяжелое испытание, в таких условиях трудно вести подлинную монашескую жизнь. Некоторые иноки в этом случае просят о перемене монастыря. Если игумен, которому они изначально были подчинены, уже почил, тогда это сделать легче: обычно духовные отцы дают возможность монаху пойти в другое место.