Три апокрифа
Шрифт:
Но и этого мало. Когда в наш край вторглись французы и Сфорце грозило падение, Леонардо без колебаний перебежал или же переметнулся к их королю Франциску I и не моргнув глазом стал служить величайшему врагу Ломбардии и итальянцев. Этому человеку было безразлично, где и кому целовать ноги. И вот он какое-то время живет в Мантуе, какое-то время в Венеции и, наконец, разумеется, во Франции в замке Клу близ Амбуаза. Что Ты на это скажешь? Можно ли верить извечному диссиденту и перебежчику, нигде не пустившему корней и всюду умевшему найти хозяина, который взял бы его на содержание?! Как бы отнесся к этому Святой отец, если бы знал об этом? А ему следовало бы это знать!
Не
Его творческий метод, да и личная жизнь лучше всего прояснят Тебе тот факт, что Леонардо, например, целых три года трудился над портретом некой синьоры Джоконды, некой пользующейся сомнительной репутацией Монны Лизы, а в конечном счете нельзя понять, смеется она или, наоборот, грустит, должен ли пейзаж служить фоном для изображения человека или эта дама только мешает смотреть на привлекательный ломбардский ландшафт. В изобразительном искусстве Леонардо остался ремесленным мастером или мастерским ремесленником, но от подлинного творчества, поверь, он всегда был далек.
Насколько я знаю, в последнее время он целиком посвятил себя рисунку, но и тут допускает непростительные погрешности: вместо того чтобы попытаться постичь внешний и внутренний облик неповторимой человеческой судьбы, он склоняется к насильственному и грубому искажению, изображает одних только глядящих исподлобья и скалящих зубы мужчин, искаженных судорогой, запечатленных в неестественных позах, это скорее оскорбление человека, чем стремление его увековечить. (Недавно я услышал, что эти свои побочные творения он называет "карикатурами", но я вижу в них лишь нелюбовь к человеку и неспособность постичь его чистую душу.)
И еще: приходилось ли Тебе слышать о художниках, которые, потерпев фиаско в искусстве, тут же обращаются к теории и критике? Так вот, Леонардо типичный образчик подобной досадной метаморфозы. Принялся сочинять трактаты об изобразительном искусстве, например о взаимодействии цветов, производя скучнейший анализ типов живописи, ее жанров, отдельных произведений. Я никогда не слышал, чтобы он спроектировал и построил обыкновенный купеческий дом, но вопреки этому, охваченный манией величия, он стал планировать целые города (!!!), заниматься так называемой "урбанистикой", что, как Ты и сам понимаешь, полнейшая бессмыслица. ( A propos , не случайно Леонардо левша, что неестественно и противно человеческому естеству, как и вся его жизнь и все творчество.)
Чтобы не забыть: его прославленное изобретение "сфумато", "затушеванность", передача сумерек, полутьмы - не более чем ловкий, но дешевый трюк, с помощью которого он пытается замаскировать тот простой факт, что никогда не умел наглядно и действенно изобразить пространство, постичь его глубину, то есть смотреть на мир по-человечески.
Свою несостоятельность он старался обосновать "теориями" о необходимости сблизить искусство с природой, о том, что-де нужно с безвкусной и оскорбительной достоверностью передавать анатомию человеческого тела. При этом он не остановился даже перед тем, чтобы, в противоречии с учением церкви, обнажить человеческие внутренности, в результате
С другой стороны, Леонардо маниакально одержим работой; он произвел на свет поразительное и необозримое множество исписанной и исчерченной бумаги (поговаривают о семи тысячах листов), он обращался ко все новым темам и областям знания, придумывал летательные аппараты в подражание птицам (что противно христианскому толкованию происхождения мира: птицы летают, человек ходит по земле - такова воля Всемогущего), стремился вопреки всем Божеским установлениям и всем законам природы сконструировать перпетуум мобиле или, напротив, занимался самыми банальными и приземленными вещами (например, движением по наклонной плоскости - кому это может что-либо дать?!), областями знаний, в которых не разбирается, например оптикой (проблемой перевернутого изображения в человеческом зрачке - тоже глупость высотой с Кампаниллу), медициной - говорят, он даже препарировал трупы (Гален перевернулся бы в гробу) или физикой (он якобы даже пытался изобрести парашют - Ты случайно не знаешь, что это такое?) и так далее, и так далее.
Есть отдельные люди, которые во всем этом видят гениальность Леонардо, его универсализм! Это уж как им угодно! Что до меня, то это лишь доказательство его непостоянства и несобранности, неспособности сконцентрироваться на своем искусстве и проникнуть в его глубины. И вообще: искусство просто несовместно с техникой - они исключают друг друга. В более широком смысле это можно распространить и на соотношение теории и практики в искусстве как таковом. Я рассчитываю прежде всего на свои сердце и совесть, на любовь, на горячие и захватывающие чувства; право же, менее всего я люблю художников, которые, потерпев творческое фиаско, обращаются к теории и критике.
И самое главное: всякий художник, который отдает предпочтение рацио перед миром чувств и эмоций, который, оказавшись между окостеневшей наукой и свободным полетом художественного творчества, выбирает первое, который все умеет объяснить, но никого не способен растрогать или увлечь, заставить рассмеяться или заплакать, - такой художник для меня мертв. Вполне логично, что Леонардо так и не смог оторваться от почвы старомодного ренессансного реализма и не стал искать новых путей. Как целое его творчество представляет собой нечто сумбурное и разрозненное. Что может нам дать его "Трактат о живописи" или его фальшивый автопортрет, в котором он приписывает себе ум, глубину, находчивость и изобретательность, если его творчество, начиная с "Джоконды" и кончая так называемой "математической наукой", безвозвратно принадлежит прошлому и уже никогда не сможет ожить и воздействовать на людей?!
Возможно, милый друг, я несколько увлекся и не сумел найти убедительные и объективные доводы. При случае я, безусловно, сделаю это, если Святой отец проявит к тому интерес. Пока же я занят более важным делом, чем всякое там комментирование теории о жидкости в сообщающихся сосудах, черт бы их побрал. Если позволишь, я вернусь к своим эскизам плафонов для Сикстинской капеллы.
Извини, если надолго оторвал Тебя от Твоих служебных обязанностей. Во всяком случае Твое письмо доставило мне большую радость, и я твердо надеюсь вскоре дождаться следующего. В заключение прошу Тебя, если представится возможность, заверить Святого отца в моей горячей преданности и в том, что я усердно и без устали тружусь, выполняя его заказы. Результаты сего труда я представлю в ближайшем будущем.