Три апокрифа
Шрифт:
– Я постою, - спокойно возразил Архимед.
– Успею еще належаться...
Несколько мгновений консул смотрел на Архимеда. Его взгляд утратил всякое выражение. Морщинки вокруг рта и носа вдруг зловеще заострились, но потом, будто опомнившись, он вновь заставил свое лицо проясниться и, обернувшись к Мурене, приказал:
– Вели унести!
Еду унесли. Марцелл протянул руку:
– Шлем!
Подали шлем, он надел его. Все было готово для официального действа. Мурена достал tabulae ceratae - восковые таблички и иглу для записей.
–
– Ты имеешь в виду греков?
– скромно спросил Архимед.
– Я могу идти?
– Вовсе нет, - засмеялся Марцелл.
– Я хочу с тобой поговорить. Читал твою "Катоптрику".
Архимед поднял удивленный взгляд, упиравшийся до этого в траву и розовые камешки.
– Ты интересуешься физикой?
– Так, немного, - засмеялся Марк Клавдий Марцелл. По лицу трибуна промелькнула усмешка.
– Я и "Эфода" читал. Даже прорешал после тебя все четыре задачи. Остроумная вещь - это интегральное исчисление. Как ты его называешь? Метод исчерпывания?
– Ты еще и математик?
– без малейшей иронии спросил пораженный Архимед. Казалось, он неожиданно обрадовался этому.
– Ты говоришь с одним из лучших физиков и математиков столетия, просветил Архимеда Публий Камилл Мурена.
– Очень рад!
– искренне воскликнул Архимед.
– Я и правда рад!
– обратился он к Марцеллу.
– Но тогда зачем ты воюешь, смею спросить? Зачем завоевываешь чужие города? Почему не сидишь дома и не занимаешься вычислениями?
Консул повернулся к коллеге:
– Что поделаешь, война, приятель. А меня избрали консулом. Политика есть политика. Кроме того, взятие Сиракуз было чисто инженерной операцией. Но теперь позволь и мне задать вопрос. Зачем воюешь ты, Архимед?
– Я?!
– удивился ученый.
– Мне кажется, я не понимаю тебя.
– Серьезно?
– консул посмотрел ему прямо в глаза.
– Ты спросил меня, почему я воюю. Я должен воевать, ибо я консул, а в настоящее время еще и dux classis , командующий флотом. Но ведь ты - частное лицо, ученый. Почему воюешь ты?
– Но я...
– тихо и отчетливо проговорил Архимед, - я вовсе не воюю! С войной я не имею ничего общего! Когда пришли твои воины, я как раз рассчитывал площадь эллипса. Много лет я занимаюсь диофантовыми уравнениями. Какая тут связь с вашей войной?
Марцелл хотел было спросить, нашел ли он уже надежный метод вычисления плоскости эллипса, но вместо этого сурово произнес:
– Машины с ваших укреплений уничтожили четыре наших корабля! Камнеметы потопили одну длинную ладью, а ваши проклятые зеркала вызвали пожар на трех триерах и отправили их на дно. Ты хочешь сказать, что ничего об этом не знаешь?
– Я слышал, - ответил ученый.
– В свое время об этом говорил весь город.
Консула охватил гнев.
– Машины на ваших укреплениях продлили осаду Сиракуз по меньшей мере на год!
– воскликнул он.
– В самом деле?
– переспросил с явным удивлением Архимед.
Римлянин овладел собой. Тем временем трибун усердно
– Послушай, Архимед, - тихо и зловеще проговорил Марк Клавдий Марцелл, уж не собираешься ли ты утверждать, что ты не в ответе за потопление наших кораблей?
– Я?!
– неописуемо удивился ученый.
– Да ведь я... я годами не выходил за пределы своего жилища и сада! Сижу и считаю, порой провожу какой-нибудь эксперимент с твердым телом в жидкости, изредка записываю кое-что на свитке... Это читает горстка людей - что тут общего с войной и вашими кораблями?
"Я читал все твои свитки, - хотел сказать Марк Клавдий Марцелл.
– Читал трактат о центре тяжести и свиток о равновесии, трактат о наклонной плоскости я даже экспериментально проверил, так же как и метод определения специфического веса..." Но вместо этого он гневно обрушился на Архимеда:
– Стало быть, с вашими оборонительными машинами ты не имеешь ничего общего?
Ученый протянул руки. Белые, изнеженные, беспомощные ладони интеллектуала.
– Ты можешь себе представить, Марцелл, чтобы такими руками я вбил гвоздь или связал лыком какую-нибудь конструкцию?
– А кто делал чертежи этих машин?
– резко спросил Марцелл.
Игла трибуна замерла в воздухе над поблескивающей восковой табличкой.
– Не знаю, - четко ответил Архимед.
– Не имею понятия.
– Но вдруг сообразил, куда клонит консул. И негодующе воскликнул: - Я вообще не умею делать чертежи! Они меня не интересуют! Я теоретик! И никогда не интересовался войной!
Некоторое время стояла тишина. В стройных пиниях прошелестел ветерок. С моря долетали ритмичные выкрики легионеров, по команде передвигавших тяжелые грузы: они ремонтировали пристань, разоренную завоевателями и опустошенную оборонявшимися. Консул Марцелл сделал несколько шагов, его кольчуга тихонько позвякивала; вернувшись на прежнее место, он неожиданно опустился на сиденье из слоновой кости - знак того, что он приступил к своим служебным обязанностям: уже никаких шуток, любезностей, никакого разговора на равных.
– Архимед, - холодно заговорил консул, - ты обвиняешься в том, что в боях за Сиракузы нанес нам огромный ущерб, что своими изобретениями способствовал двукратному продлению осады, чем сорвал всю нашу кампанию на Сицилии. Что скажешь в свою защиту?
– Это вопиющая бессмыслица!
– вскричал Архимед.
– Никогда у меня не было ни единого военного изобретения! Ни плоскость, ни периметр круга не имеют никакого отношения к войне! Я человек сугубо штатский!
– Гм, - хмыкнул Марцелл.
– Тогда послушай, сугубо штатский человек. Камнемет, который потопил наш корабль, основан на твоей теории рычагов. Устройство, которое спалило наши триеры и погубило их команды, построено на твоей теории отражения тепловых лучей сферическими зеркалами. Твои это теории или нет?