Три апокрифа
Шрифт:
– Мои, - согласился Архимед.
– Но я ни разу не взошел на укрепления и военных машин в глаза не видал. Я не несу ответственности за то, что кто-то прочитал несколько научно-популярных статей о моих открытиях и потом использовал их для создания смертоносных механизмов.
– Ты в этом убежден?
– задумчиво произнес Марцелл.
– В чем?
– несколько неуверенно переспросил ученый.
– Что не несешь за это ответственность.
– Разумеется!
– воскликнул Архимед.
– Мои открытия - всеобщее достояние! Каждый может их использовать
– Гм... И в целях убийства?
– Это же демагогия!
– возмутился Архимед.
– Ты что-нибудь предпринял против того, чтобы твои мысли, твои теоретические открытия использовались для убийства людей?
– О боги, да разве я мог?!
– с горечью возразил ученый.
– Я же частное лицо! Любитель! Штатский человек! На военные операции я не оказывал ни малейшего влияния. Просто обдумываю проблемы математики и физики. Ни о чем ином меня никто никогда не спрашивал!
– Твои теоретические раздумья, - сказал Марцелл, - стоили мне четырех боевых кораблей. И будут стоить сорока тысяч голосов во время ближайших выборов. Этого не пиши, - повернулся он к трибуну. Затем встал. Жестом подозвал Архимеда и, взяв его за локоть, отвел в отдаленный угол сада, где они оказались одни.
– Чем ты сейчас занимаешься?
– как бы между прочим спросил он ученого.
– Квадратурой параболы, эллипсоидом, вращающимся параболоидом и тому подобными вещами, - ответил Архимед.
– Гм, - снова хмыкнул консул и откашлялся.
– У меня к тебе предложение.
– Какое?
– Видишь ли, - рассудительно заговорил Марцелл, - ты заварил такую кашу, какой свет не видывал, но я знаю, как вытащить тебя из беды.
– Ученый молчал, а dux classis продолжал: - В гражданской жизни я инженер. В Риме у меня хорошо налаженное предприятие. Что-то вроде проектной конторы. Мы строим дома, мосты, цирки и тому подобное. Ничего военного. Там работает человек сорок, в большинстве - греки. Умные головы. Сейчас, понимаешь, проформы ради, я возьму тебя в плен, по возвращении в Рим ты примешь участие - правда, в оковах, уж прости меня, - в моем триумфальном шествии по городу, а потом получишь прилично оплачиваемое место на моем предприятии.
– И буду делать статистические расчеты мостовых опор или конюшен для гладиаторов?
– Нет! Напротив! Или ты не понял? Будешь по-прежнему заниматься фундаментальными исследованиями! Под маркой моей конторы, но совершенно свободно!
– Я предпочел бы продолжить свои опыты здесь, в Сиракузах, - упрямо стоял на своем Архимед.
– Но здесь ты останешься никому не известным дилетантом, - злобно прошипел Марцелл.
– Через несколько лет о тебе никто и не вспомнит! В Риме же ты получишь известность, твои открытия облетят весь мир!
– И их повсюду будут использовать в военных целях?
– тихо спросил Архимед.
– Гм, - вновь задумался Марцелл.
– Когда ты создавал "Эфод", сколько уравнений пришлось тебе перерешать?
– Около тридцати тысяч.
– Вот видишь! У меня тебе не придется даже пальцем шевельнуть! Придешь с идеей - и мои люди произведут за тебя
– Как машины, - отрешенно проговорил Архимед.
– Вот именно!
– подтвердил Марцелл, довольный, что наконец-то они поняли друг друга.
– Согласен?
– Ни в коем случае! Чепуха все это!
– Почему?
– удивился Марцелл.
– Не знаю, - задумчиво сказал Архимед.
– Нигде на свете нет такого хорошего сыра и козьего молока, как в Сиракузах...
"Безумный!
– мелькнуло в голове консула.
– Безумен, как все гении".
Он резко повернулся и, подойдя к трибуну и ликторам, уселся на сиденье из слоновой кости.
– Хочешь еще что-нибудь добавить, Архимед?
– спросил он голосом, от которого ласточки, услышь они его, попадали бы мертвыми в перистиль.
– Да, - отвечал Архимед.
– Я хотел бы сделать заявление.
– Слушаем, - Марцелл кивнул трибуну.
– В отношении наших укреплений и тех машин... я несколько изменил свою точку зрения.
– В каком смысле?
– Считаю себя ответственным.
Трибун царапал дощечку. Марцелл склонился к арестованному:
– Послушай, Архимед, не сходи с ума. Не все еще потеряно. Выбирай слова. Мое предложение остается в силе.
– Нет-нет... В известной мере я все же в ответе за те машины. Я даже рад, что они сконструированы на основе моих открытий и без них не смогли бы появиться на свет.
– Рад? Ты понимаешь, что говоришь?
– Ведь иначе мы и впрямь не продержались бы целых два года!
Марцелл жестом остановил записывающего трибуна и, придвинувшись к коллеге, глядя на него в упор, спросил:
– Ты настаиваешь на сказанном? Подумай немного, Архимед! Несчастный, это будет непоправимый прецедент в истории! Ученый, который открыто объявляет, что смертоносные машины берут начало в его теоретической идее! Такого еще не бывало! Ты готов нести за это ответственность?!
– Тут есть одна деталь, - мягко ответил Архимед.
– Если бы наши, взяв эти машины, пошли завоевывать Рим, мне, наверное, пришлось бы возразить. Но такого не случилось. Вы явились в Сиракузы, а не мы в Рим. И я рад, что сопротивлялся вам целых два года.
– Да ведь это чистой воды мания величия!
– насмешливо воскликнул возмущенный Марцелл.
– Полагаю, этого достаточно, - заметил Публий Камилл Мурена, складывая таблички.
– Прикажешь увести?
Консул задумчиво покачал головой.
– Нет, - сказал он и повернулся к ученому: - Ты свободен.
Архимед удивленно посмотрел на него. Сглотнул слюну. Сдержанно поклонился.
– Позволь обратиться с просьбой, - вполголоса произнес он.
– Не знаю, оповестили ли тебя, но твои воины грабят Сиракузы. Вряд ли это стоит делать.
Марцелл вскочил. Голос его прерывался.
– Стоит, не стоит, - воскликнул он прерывистым голосом.
– Плевать я хотел на ваши Сиракузы! Не нужны они мне! Но я должен был их взять, чтобы потом занять Агридженто и Марсалу и отрезать второй и третий пунические экспедиционные корпусы. Ясно?