Три башенки и бездонная пропасть

Шолох Юлия

А граф? Что будет с Греймом? Там, на башне, в отличии от остальных он ничего не говорил и не выспрашивал, но переживал больше всех, вместе взятых. Он так боялся чего-то, что едва дышал.

Я не могу уехать.

Завтра я придумаю объяснение и продолжу жить, как ни в чём не бывало. Кровь стыла, стоило представить, что я собиралась прыгнуть вниз, туда, на камни, чтобы уже никогда не подняться. Почему? Почему я это сделала? Как?!

Тифей выполз из корзины, ушёл к дверям и лёг посреди порога, как собака, которая охраняет хозяина. Он молчал, но голову

склонил, как будто был в чём-то виноват и хвостом по деревянному полу стучал очень зло.

Не могу объяснить отчего, но именно поведение Тифея позволило мне успокоиться. Засыпая, я думала, что за неимением другого ангела-хранителя эту роль на себя возьмёт кот и отчего-то была уверена, что Тифей справится!

Не успела я очнуться от беспокойного сна, как явилась Анна и взволнованно сообщила, что меня ожидает граф, который просил уточнить, что отказа он не примет и, если я вскорости не явлюсь к нему в кабинет, он сам явится ко мне.

– Хозяин очень сердит, прямо хочется выбежать из комнаты, чтобы оказаться подальше!
– Вздохнула Анна и приступила к моему туалету. Сама она будто забыла о вчерашних неприятностях и приветливо улыбалась, интересуясь, какую причёску я бы сегодня хотела.

У меня же в голове словно камни лежали и я не хотела ничего.

– Ты говорила вчера с Мариусом?

– Да, мисс Ильза. Он сказал, это всё ерунда и я что-то путаю. Вы никогда бы не стали прыгать с башни.

Значит, Мариус думает обо мне лучше, чем я сама.

Уложив волосы на свой вкус, Анна проводила меня к кабинету графа и только убедившись, что я не собираюсь отлынивать от встречи с хозяином, побежала завтракать.

Его милость словно сердился за что-то. Когда я вошла, он сидел за столом и так хмуро взглянул, что захотелось выйти обратно в коридор. Он указал на кресло и нетерпеливо сказал:

– Доброе утро, мисс Ильза. Присаживайтесь.

– Доброе утро, Грейм.

Он на секунду сморщился, хотя ранее сам просил обращаться к нему по имени, потом решительно продолжил:

– Надеюсь, вы подумали о моём первоначальном предложении об отъезде и приняли его. Я хотел бы услышать, что вы готовы уехать.

– Уехать? Нет, я не хочу уезжать. Ни за что!

– Почему? Почему вы не хотите уезжать?!
– Он так волновался, что сглотнул и нервно подался вперёд.
– Объяснитесь!

Первым желанием было выпалить, что я не могу бросить его в беде, а теперь никаких сомнений, что он в беде. Даже если мне ещё когда-нибудь попадётся человек с таким светлым лицом и нежным взглядом, как Грейм, даже если я смогу испытать к нему подобие нынешних чувств, хотя в такой повтор невозможно поверить, ничего не сотрёт из памяти того, что я его бросила!

– Я не могу уехать. теперь, когда привязалась к жителям замка. Не могу сбежать.

Граф молчал всего несколько секунд, потом воскликнул:

– Как бы мне хотелось объяснить ваш отказ уезжать симпатией ко мне, пусть я даже того не заслуживаю! Но я не сделаю этого, ведь причина в другом. Что держит вас здесь, Ильза? Отчего вы не бежите отсюда, ведь я

вижу, как вы смотрите вокруг. Со страхом. С ожиданием горестей. Как будто вы в клетке. Почему же вы остаетесь в замке, в месте, которое не заслуживает ничего, кроме забвения, и так упорно мешаете мне вас спасти?

– Спасти от чего?

Граф резко осёкся. Он с грустью перевёл взгляд на окно, а потом сказал со всей решимостью:

– Хватить спорить. Я хочу, чтобы вы уехали.

– Вы не можете! Что? Почему вы молчите? Ждёте моего согласия, думаете, достаточно на меня грозно взглянуть и я вас послушаюсь? Нет! Ну не молчите же!

Но он молчал и взгляд его говорил, что он смирился с необходимостью поступать наперекор моим просьбам.

Выхода не оставалось.

– Вы просто не всё знаете, Грейм. Вы, вероятно, как и остальные, решили, что я сознательно решилась покончить со своей жизнью? Так вы думаете?

– Я допускаю, что здешняя тревожная атмосфера могла склонить девушку со светлым и лёгким нравом увидеть свою жизнь в чрезмерно мрачных тонах и предаться отчаянию, завладевшему её мыслями слишком глубоко и сильно.

– Мой нрав не настолько легкомысленный, ваша милость, чтобы любая местность, тревожная или нет, могла повлиять на него подобным образом!

– Что вы хотите сказать? Что дела обстоят иначе?

– Совершенно иначе! Слушайте же! Это. я не хотела признаваться, но скажу. Я никоим образом не пыталась убить себя, не хотела спрыгнуть с башни. Просто. вы вынуждаете признаться меня в том, чего я стыжусь, так и знайте! Я страдаю лунатизмом и иногда хожу во сне. Вот и всё. Видите, тайных причин нет. Я не собираюсь умирать!

После минут молчания он выдохнул и переспросил.

– У вас лунатизм?

– Да, я выразилась совершенно чётко!

– Почему вы не предупредили меня, что страдаете лунатизмом?
– через время поинтересовался граф более дружелюбно.

– Не думала, что должна. Этого очень давно не случалось, я решила, что нет необходимости оповещать о своих неприятностях всех подряд.

– Ильза. Мисс Ильза, я не все подряд, я спрашиваю не из праздного любопытства, а с намерением помочь.

Он действительно не сердился. На секунду я подумала, что он не смягчится и заставит меня уехать, с мольбой искала ответ в его печальных глазах, но его милость слишком быстро перевёл взгляд в другую часть комнаты.

– Я знаю, как поступать впредь, не волнуйтесь. Дверь будет заперта снаружи или Анна будет ночевать в моей комнате, пока будет необходимо. Но это лишнее - после одного ночного хождения я не встаю несколько месяцев.
– Заверила я, мучаясь совестью. А это только начало, совесть во всей красе развернётся перед моим взором чуть позже, в одиночестве, когда не на что будет отвлечься. Но что мне оставалось? Он был настроен так решительно, после завтрака я уже направлялась бы в город, несмотря на мольбы, и пришлось выдумать единственное объяснение, которое граф принял. Вон как повеселел, на губах то и дело появляется лёгкая, почти счастливая улыбка.