Три буквы Б, или Брызги боли Бульдога
Шрифт:
Толстому Паше, коим и оказался один из группы проказников лет тринадцати-четырнадцати, пришла в голову эта мысль сразу же, как в спектр его внимания попал незадачливый блюститель порядка. Эдакая пацанская удаль была по достоинству оценена его товарищами, которые засвистели и заулюлюкали в один голос.
«Не в огонь, так в полымя! Черт знает что, меня сегодня одолевает! Сейчас устрою этому дитятечке выволочку!» – мыслительный процесс происходил сам по себе, тогда как физиономия отразила нечто страшное, когда Степан обратил свой взор на группу подростков, пытавшихся превратить выходку одного из их компании в некое подобие героического поступка. По всей видимости, лицо старлея отражало тот тип
– Быстро ко мне! – не смотря на то, что военнослужащие во всем мире не слишком-то признают авторитет полицейских, когда дело касается уставных взаимоотношений, считая своих оппонентов «неженками-мороженками» из-за их существенной причастности к жизни обычных штатских, те в свою очередь зачастую бравируют некими штампами из армейской жизни, – Смирно! Слушать приказ командира! Сейчас же построились в шеренгу по одному по ранжиру!
По непонятной причине группа подростков немедленно замолчала и бросилась к временно исполняющему должность командира, считая его команды в настоящее время самыми важными в своей безмятежной жизни. Толстозадый и неповоротливый Паха еле вытащил свое рыхлое тюленье тело на настил у бассейна и, как мог быстро, попытался воткнуться в самый центр строя.
– Солабон, – голос Степана стал мягче, но твердостью слов все еще можно было забивать гвозди в гранитную скалу, – в конец строя!
Потом последовала лекция из «Курса молодого бойца», в которой курносые, веснушастые и слегка пригорелые на приморском солнышке головы были преисполнены единого порыва вникнуть в суть морального кодекса будущих защитников Отечества. По окончании выволочки старлей лаконично закончил свою речь словами: «Вольно! Разойтись!», – которые сопроводил одобрительным кивком головы и отданием чести, энергично приложив кисть правой руки к виску. Ребята, понурив головы, разошлись по своим шезлонгам, негромко комментируя услышанное, а Степан, вдруг вспомнив о еврейской чете, которую необходимо опросить на предмет возможных свидетельских показаний, быстрым шагом направился к их номеру.
После довольно продолжительного звонка во входную дверь последовал характерный звук открываемой защелки и голос показавшегося через дверную цепочку мужчины:
– Кто к нам пожаловал?! – речь была самой обычной для столицы Еврейской автономной области, но очень своеобразной для Приморского региона, а потому Степан сначала сделал неуловимое движение своей полицейской мимикой, пытаясь уловить весь колорит вербальности.
– Старший лейтенант Ищенко! Уголовный розыск! Произвожу опрос всех людей на турбазе касательно происшествия, произошедшего в ночь на первое августа в районе водораздела примыкающего к ее территории, – оперативник, привыкший улавливать даже самые незначительные детали в поведении своих визави, мгновенно прочитал по физиономии «хитрого еврея» (а разве бывают другие?!), что он явно в теме.
– Дорочка, к нам господин полицейский пожаловали! – звук открывающейся цепочки засвидетельствовал готовность продолжить «дружескую» беседу между жандармом и депортированными евреями, – Проходите, поручик! Краля моя, сообрази нам по стаканчику чайку со сдобой. Вы не возражаете, молодой человек, против чайной церемонии в компании старых евреев?!
– Я на пару минут и для пары же вопросов! – Степан не хотел тревожить семейную идиллию, а кроме того прекрасно понимал, что время – деньги!
– Не обессудьте, молодой человек! Как разрешите к вам обращаться по имени-отчеству?! – Доротти обезоруживающей материнской улыбкой просто пригвоздила Степана к креслу возле стеклянного столика, сервированного для чаепития, – Меня зовут Доротти Моисеевна, можно тетя Дора, а моего благоверного – Ефимом
Можно не сомневаться, что живучесть евреев, обусловленная, в первую очередь, их понятным генотипом, доставшимся в наследство от праотцев, среди которых Адам может считаться, в прямом смысле, «мальчиком в гольфиках», не закончилась в газовых камерах нацистского режима. Сейчас перед представителем полиции региона предстали самые прямые потомки того самого Моисея, который сподобился убить египетского надзирателя и вывести шестисоттысячное племя из рабского заточения североафриканской империи.
А потому все попытки вскрыть внутренний мир своих оппонентов были обречены на победу только в тех пределах, которые заранее были определены именно ими самими.
– Степан Харитонович, – Доротти Моисеевна внимательно следила не только за тем, чтобы чашка опера не была пуста, но и за всеми тонкостями разговора, – мне кажется, что наша возрастная бессонница стала даром небес для вездесущего уголовного розыска. Слушайте и успевайте записывать….
Далее последовало очень литературное изложение всех тонкостей увиденного в предрассветный час означенного первого августа, когда Доротти Моисеевна в компании своего дражайшего супруга Ефима Марковича совершала утренний моцион, вдыхая свежие порывы морского бриза, перемешанные с характерным запахом гниющих водорослей, выброшенных на песчаный берег приливом.
– Представьте себе наше негодование, когда мы с мужем увидели, что дама, хотя и очень крепкого телосложения и достаточно высокого роста для среднестатистической антропометрии слабого пола, тащит по песку какие-то тяжести. Грешным делом, у меня даже мелькнула мысль помочь «бедняжке». Но пока мы решали вопрос о том, как лучше преодолеть разделяющее нас расстояние: по берегу или напрямую, – что казалось нам тогда актуальным, женщина в красном стремительно покинула это страшное место. Сейчас, уже задним числом, мне кажется, что сам Саваоф защитил нас тогда. Иначе, как понять промысел Божий, если не через спасение племени избранных?!
Теологический аспект бытия мало интересовал оперативника, являющегося по совместительству еще и закоренелым атеистом, а потому, задав несколько уточняющих вопросов, в его сознании сложилась четкая картина, мало чем отличающаяся от услышанного стажером от Романа-охранника. Но сопоставлять детали и делать выводы еще только предстояло в кабинете Васильченко во время подведения итогов опроса отдыхающих и служащих турбазы «JK Beach». А потому на данном этапе старлей был полностью удовлетворен и в своей беседе с гостеприимными евреями позволил себе погрузиться в национальный колорит «избранного племени», часто мотая головой в знак условного согласия даже тогда, когда его жизненное кредо должно бы было отчаянно протестовать.
Кстати, именно сейчас он получал неоценимые сведения из Ветхого Завета, некоей интерпретации Нового Завета, священного Талмуда и Преданий предков, кои общались с Богом напрямую, избегая корыстных посредников, называемых сегодня магами, экстрасенсами, колдунами, волшебниками и даже священниками. Подумать только, сколько невежества обнаружил в себе Степан Харитонович, который всегда считал себя довольно образованным человеком, не смотря на то, что выбранная профессия в нашей стране мало кем считается интеллектуальной в связи с большим объемом именно физических нагрузок, идущих в прямой ущерб в соотношении с умственным развитием. Но «мент» – это не совсем спортсмен, и не совсем юрист (по крайней мере, оперативные работники). Так что грань между силой и умом в данном случае очень даже зыбкая, что оставляет место для маневра. И именно евреи используют в своем ежеминутном процессе выживания это пластичное свойство материи для вполне корыстных целей.