Три Царя
Шрифт:
— Ты их не носишь, — ухмыльнулся в ответ стервятник и дружески оттолкнул его плечом.
— Значит решили, — Дэйна прошла мимо Балдура, молча кивнув ему. — Первым дело находим певчего и пересекаем озеро.
Почва под ногами становилась всё мягче и мягче, а солоноватый запах, что доносился с едва уловимым ветерком, резал обоняние. Отряд, оставив позади лес и всех его обитателей, вышел на проселочную дорогу. Изрядно вымотанные и уставшие, они лишь мечтали об отдыхе под крепкой крышей, так и о горячей пище.
Перед ними раскинулась
На подходе к воротам, их встретила пожилая женщина, замотанная в тёмный платок. Она довольно сильно горбатилась и держала в руках дырявый мешок, а завидев Балдура и его сопровождение, низко поклонилась и зашуршала в сторону, уступая им путь.
Для неё, как и для жителей подобных богами забытых деревень, любой кто не носил дырявое тряпье и выглядел больше живым, чем мёртвым, мог быть как путником, так и самим князем. Сырник странным взглядом окинул женщину, а маленький холодный носик колыхнулся на резкий запах пота и соли.
Как и ожидалось, внутри всё обстояло нисколько не лучше. Дорога, что тянулась вдоль всей деревни, давно вымокла, перебродила и превратилась в кашеобразную субстанцию с редко торчащими камнями. По краям всё же можно было заметить следы первоначальной кладки, что говорили о совершенно ином прошлом поселения.
Деревянные домишки, избы и хибары, утопая в собственном фундаменте, накренились и словно выглядывали, осматривая новых гостей. Некоторые двери, настолько ушли в землю, что попросту были выломаны и заменены на занавески из шкур.
Казалось, что редкие лица, которых встречали Стервятник с компанией, походили на призраков, что, облачившись в старье, волочились по улочкам. Воздух резко отличался своей влажностью, ощущением что даже волосы начинают преть. И соль. Соль была повсюду, что характерно для приозерной деревушки.
Из одной хибары вышел крепкий мужчина, что держал увесистое дубовое ведро, наполненное до краев. Он, перейдя через размытую дорогу, как следует замахнулся и вылил багрово-темное содержимое в кусты. Мужчина некоторое время стоял, смотря куда-то вдаль, а затем почесав густую бороду вернулся обратно. Он заметил стоящих посреди деревни чужаков, но сложилось впечатление, что ему было совершенно плевать.
Балдур переступив с ноги на ногу, освобождая ботинки из грязевой слякоти, схватил за руку проходящую мимо женщину.
— Доброго дня, — произнес он спокойным и усталым голосом. — Мы здесь проездом и хотелось бы узнать, где нам можно отдохнуть и найти певчего, чтобы перебраться через озеро.
Женщина подняла голову, и из засаленных длинных волос показались девичьи серые глаза. Балдур многое повидал за свою жизнь, но впервые ему встречается женщина, оставившая позади
Она некоторое время смотрела на человека, словно пытаясь ему что-то сказать, а затем молча указала пальцем в сторону, как ему показалось постоялого двора. Стервятник поблагодарил в ответ, а затем послышался голос.
— Боги, слава вам о Род, о Мать Земля!
Навстречу им семенил старик в сером тряпье с березовым суком в руках. Он явно был рад новым лицам, особенно его глаза загорелись при виде Миры. Он подошел к отряду и низко поклонился, Балдур лишь слегка кивнул в ответ.
— Ше… не помню уже сколько лун я славил богов наших великих, в надежде что они пошлют помощь нашей скудной деревушке! И вот наконец! Едва ритуал окончил вижу… едют, колдуны!
— Мы не…
Старик не дал окончить.
— Колдуны значится, одежды хорошие, мечи крепкие, щеки здоровые. Наколдуйте нам с позволения и славы божьей процветания, чахнем совсем.
— Повторюсь мы не… — старик, казалось, не слушал их и бормотал ранее заученный монолог.
— Чахнем с хейлета, то бишь пойди уже пятые, что твой пень. Народ духом гниет изнутри, мужики здоровые замертво падают, едва с кровати встав. Бабы детей бездыханных рожают, рыба, чуя наше проклятье от берегов прочь мчится, что твой пень.
— Это к вашему колдуну или к волхву, на крайний случай и певчий разберется, — сказала Мира, еще раз осматривая поселение.
— Волхв первый отправился к праотцам, а колдуна никогда не было, позволить себе не можем. Певчие…
Дэйна, услышав дрожь в голосе старика и стыдливость в глазах, настроилась на худшее.
— Доканчивай, отец, что с певчими?
— Да, дери их козой, пьют они, что твой пень. Со смерти волхва троих уже сменили. Приходят значится, грамоты красивые показывают, кафтанами колдунскими красуются, а с первой же луной загривок уже лопается от изобилия.
— Что?
— Нахлопываются до поросячьего визга. Радость бы если б визжали хоть, да мычат только, ничего вразумлятельного сказать не могут. Мы уже и тыкмо такмо их, и запасы наши попрятали, в погреба зарыли, да гвоздями с досками забили, а им бы хоть бы пень. Как не зайдешь, на столе всегда початая стоит, а господин колдун, как бы так сказать — в говно.
— А нынешний? — всё донимала вопросами Дэйна.
— Нынешний с две недели как пришел, да уже пристрастился. Говорю же, с первой луны начинают пить, что твой пень. Не знаем, что делать. Дух какой непонятный, проклятый, колдовской, вот и порешили, что клин клином надобно выбивать. Колдун наколдовать должен.
— Мы не колдуны, — раздраженно наконец смог проговорить Балдур.
Старик осекся и попятился назад лишь для того, чтобы еще раз осмотреть гостей. Он длинными и тонкими пальцами почесал затылок, на котором каким-то умопомрачительным образом сумел сохранил два волоска, а затем продолжил.