Три чайные розы
Шрифт:
– Ты болеешь, что ли? – поинтересовался Палыч.
– Да.
Она ненавидела себя за слезы и слабость, выставленную на всеобщее обозрение, но поделать с собой ничего не могла.
– Иди домой, Басманова! – рявкнул Палыч. – Без тебя обойдемся!
Маша вышла из театра, глотая слезы. Хотелось домой, к сестре, пить с ней чай и, лежа на диване, выболтать Татьяне все секреты, а после провалиться в сон, просыпаться только для того, чтобы еще выпить чаю, и снова спать. В то же время Маша понимала: если завтра она не вернется в Москву, Саша обидится.
«Ничего! –
– Маруся, может, сегодня останешься? – осторожно спросила Татьяна.
Маша обрадовалась:
– Думаешь?!
На самом деле она только и ждала, чтобы ответственность за это решение кто-нибудь взял на себя, например, Татьяна.
Кажется, старшая сестра ее поняла, потому что тут же сказала:
– Конечно, отдохни хотя бы денек, отоспись. Я боюсь, что ты заболеешь. Маруся, ты так похудела… Ты хорошо питаешься?
Маша пожала плечами.
– Нормально. Я посплю немного, ладно?
Она прилегла, тут же уснула и не услышала, как зазвонил телефон. Трубку взяла Татьяна. Бушуев попросил позвать Машу. Татьяна виновато сказала, что той, вероятно, сегодня лучше не ехать в Москву. «Ей надо отдохнуть, Саша, ты же понимаешь…» Но Бушуев понимания не выказал, напротив, голосом, звенящим от обиды, заявил, будто с самого начала знал, что Машиных чувств не хватит надолго, и велел передать ей, когда она проснется, что в ее приезде нет надобности. Вздохнув, Татьяна попросила Сашу «не пороть горячку» и не делать скоропалительных выводов. Он сухо попрощался и положил трубку.
Маша проснулась утром, когда старшая сестра уже собиралась на работу.
– Маруся, вчера звонил Саша, – осторожно начала Татьяна. – Кажется, он огорчен тем, что ты не вернулась в Москву.
Весь сон с Маши как рукой сняло.
– Что он сказал?
Татьяна замялась.
– Он обиделся, да? Почему ты не позвала меня к трубке?
– Но ты спала!
– Ты должна была меня разбудить! – крикнула Маша. – Как ты смела!
– Успокойся, ничего страшного не произошло!
Маша закричала с вызовом, уже совершенно выходя из себя:
– Не лезь в мою жизнь! Что ты вообще понимаешь! И прекрати мне засовывать в сумку деньги! Думаешь, я ничего не замечаю? Это унизительно! Оставь меня в покое! – Она побежала в свою комнату и громко хлопнула дверью.
Татьяна отправилась в издательство, глотая слезы.
Сознание того, что она несправедливо, больно обидела сестру, мучило Машу. В чем она ее обвинила?! В том, что та заботится о ней и тайком подкидывает деньги?! «Я подлая, неблагодарная тварь!» – заключила Маша.
Написав сестре покаянную записку с извинениями, она заторопилась на вокзал. Ей не давали покоя мысли о Саше. Она набирала его номер, но тот не отвечал. Маша волновалась, как девица в сказке «Аленький цветочек», которая непременно должна была вернуться к определенному часу, иначе ее любимое чудовище умрет от тоски. В поезде она нервничала и не находила себе места.
Вечерняя
Маша открыла дверь своим ключом, влетела в комнату. Саша лежал на диване, глядя в потолок, и курил. На полу стояла пепельница, доверху заполненная окурками.
– Приехала? – усмехнулся он.
– А ты не рад?
– Почему?! Рад!
– В голосе, однако, особой радости не чувствуется!
Саша привстал с дивана, затушил сигарету.
– Просто я устал, Маруся… Устал все время бояться потерять тебя, переживать – приедешь ты в этот раз или нет. Может быть, я перегорел?
Она почувствовала растерянность и тревогу.
– И вообще, как долго будут длиться твои бесконечные переезды? Зачем ты приехала? Чтобы завтра утром опять уехать обратно?
Маша поняла, что сейчас решается нечто важное и она должна спасти их отношения.
– А вот к черту все! Никуда я завтра не поеду!
– Как же твой спектакль?
– Наплевать! Скажу, что заболела.
– Это серьезная жертва, Маруся!
Его лицо прояснилось, он улыбнулся, потом взял девушку на руки и понес на кровать.
Маша поняла, что на сей раз справилась с ситуацией, но ей так же было ясно, что скоро гасить Сашины обиды станет все сложнее.
На следующий день они отправились на творческую вечеринку, куда Бушуева пригласили знакомые. Небольшая квартира художника М. была изрядно наполнена людьми. Публика оказалась весьма разношерстной: от полумаргинальных, щедро татуированных юношей до гламурных девиц и представителей золотой молодежи. У Маши создалось впечатление, что большинство присутствующих незнакомо друг с другом. Гости поделили квартиру М. на зоны. На кухне прочно обосновались музыканты, что-то поющие нетрезвыми голосами, в спальню удалились две пары, явно желающие более близкого общения, а вся прочая разномастная тусовка сосредоточилась в гостиной за большим столом.
Хозяин квартиры шумно приветствовал Сашу и не преминул сообщить присутствующим, что Бушуев – поэт, притом «весьма талантливый».
– Старик, не надо делать из меня дурака! – запротестовал тот. – Звучит, как у Зощенко: «Пришел поэт с тихим, как у таракана, голосом».
Гости дружно расхохотались. Саша с Машей уселись за стол. Сидящий в центре молодой человек в кожаном пиджаке, выразительно посмотрев на Бушуева, спросил:
– Вы и впрямь поэт?
Тот кивнул.
Молодой человек прыснул от смеха:
– Боже, какой архаизм!
Маша слегка напряглась, предвидя Сашину реакцию на этот бестактный выпад, однако художник М. тут же постарался сгладить ситуацию и предложил выпить за искусство. Тост с удовольствием поддержали. Художник М. завел разговор о поэзии, и Саша вступил в беседу.
Смешливый парень в кожаном пиджаке бесцеремонно встрял в их диалог с дерзким вопросом:
– Неужели в наше время за стишки что-нибудь платят?
Саша нахмурился.
– Вы уж простите, но я действительно считаю поэзию безнадежным архаизмом! – с вызовом заметил наглец.